Похоже, она собиралась обратно. Демонесса ударила еще раз. Я услышал, как Ангелина пронзительно визжит, краем глаза увидел, как у нее из-под ладоней хлынула кровь. Закричал от боли да Сильва, Магнуссон — он стоит за Ангелиной, вроде держится на ногах, готовится сражаться. Бертезен я не видел, голову в ее сторону не поворачивал. Смотрел на демонессу не отрывая взгляда. Она замахнулась — похоже, сейчас последует очередной удар и Щит Давида перестанет существовать.

Очень долго замахивается, очень. Как будто не торопясь, в замедленном воспроизведении… а, нет, это для меня время ускорилось. Демонесса ударила, но опоздала буквально на мгновение — мглистая пелена заполонила все вокруг.

Снова мы оказались в состоянии невесомости в абсолютной тьме, и снова это продолжалось несколько секунд. Мы вернулись обратно, в наш мир, на арену школы «Аскольд».

Только вот здесь все было плохо — магическая аура гремела так, что в ушах закладывало. Круг Стихий превратился в магическую мясорубку, здесь, казалось, искажается само пространство. Я почувствовал, как из меня словно вытягивает душу, меня буквально выжимало как простынь. Похоже, сейчас все будет плохо — подумал я.

Обернулся — Надежда сохраняла спокойствие.

За ее спиной увидел, как обелиски — один за другим, начали вспухать взрывами. Медленно, очень медленно — я сейчас находился в состоянии скольжения во времени, как было однажды в общении со странным незнакомцем. Только тогда время настолько ускорилось что мгновенье буквально остановилось, сейчас же я видел все как в очень замедленной съемке.

Не знаю, как и почему это произошло, но несколько секунд обычного течения времени я проживал уже долго, очень долго. Обелиски взрывались стихийным огнем, медленно-медленно вспухая выплеском стихийной силы. Щит Давида не поможет — я видел, как защитный конструкт сжимается будто под прессом, как бугрится и ломается белый мрамор пола. Нас сейчас как под прессом сплющит.

Надежда на происходящее внимание не обращала. Она действовала: в два быстрых взмаха полоснула себе вдоль по запястьям, разрезая и рукава кителя, и кожу. Резанула не ножом, а удлинившимся бритвенно-острым ногтем. Из разрезанных вен хлынула кровь, но на белый мрамор она не падала — левитируя, формируясь в сотканные их крови кинжалы.

Шесть. Шесть кровавых клинков.

Я вдруг понял, что в моменте ускорившегося времени только мы вдвоем с Надеждой — остальные пятеро замерли, как в поставленной на паузе картинке фильма. Кричащий да Сильва, закрывающая окровавленными руками лицо Ангелина, испуганная Бертезен — она в момент ускорения времени резко обернулась и сейчас ее волосы замерли, веером взметнувшись в воздухе.

Надежда, вокруг которой плелась тонкая кровавая сетка, вдруг закружилась как балерина в пируэте — и одновременно с этим движением шесть кровавых клинков разлетелись по сторонам. Меня ударило в грудь, но грудную клетку не пробило — удар был сродни воздушному толчку.

В этот момент я услышал — скорее даже не услышал, а почувствовал, пронзительный крик Надежды. Лицо ее исказилось от напряжения, клубящаяся под ногами Тьма вышла из-под контроля и расплавленным черным свинцом брызнула по сторонам, разлетаясь тягучими кляксами. Взрыв темной жидкости поглотил кавайную светлость — фигура княгини испарилась. Еще мгновенье я видел контур тела, который почти сразу опал хлопьями черного пепла.

Гибель Надежды я наблюдал всего пару мгновений. После удара созданным ею кровавым клинком серая пелена вокруг уплотнилась. Из мглистого ковра под ногами рванулись густые лоскуты тумана, поднимаясь выше и заполняя все вокруг, а я потерял опору под ногами и почувствовал, что куда-то лечу.

Лечу назад, спиной вперед.

Пространство вокруг закрутилось, и на несколько секунд я ощутил себя словно в центрифуге. В животе ухнул комок, по ощущениям я как будто в сорвавшемся с тросов лифте. Туман серой пелены прикрывал нас друг от друга, но звуки через него проходили, пусть и приглушенные, как сквозь вату. Время снова вернулось в привычную скорость — я слышу визг Ангелины и крики да Сильвы.

Продолжался этот полет-падение недолго, всего несколько мгновений, после чего я упал и покатился по земле. Сгруппировался, вскочил на ноги. Осмотрелся заполошно и понял — нахожусь в открытом амфитеатре школы «Аскольд». Круга Стихий здесь больше не было, а вот амфитеатр узнаваем.

Тихо вокруг, спокойно.

Тишину нарушал только долгий стон Ангелины — она лежит, подтянув ноги к груди и прислонив ладони к ушам. При этом кровь с ее рук и волос исчезла — отметил я машинально. Совершенно мимоходом, потому что уже осматривался вокруг и силился понять куда мы попали.

Тихо вокруг и спокойно.

Как в могиле.

«Альбин?»

Ответа не последовало.

— А это мы где? — проговорил вскочивший на ноги да Сильва, как и я ошеломленно осматривающийся по сторонам.

Голос его звучит негромко, едва слышно. Ощущение, что у меня уши заложило.

На ногах только мы с ним вдвоем. Магнуссон лежит навзничь, только сейчас открыл глаза и пытается проморгаться. Бертезен стоит на четвереньках, на локтях, смотрит на окружающий мир сквозь локоны растрепанной прически.

— Где мы? — снова спросил да Сильва.

Он говорит громче, но голос слышен по-прежнему сквозь вату.

Бертезен поднялась на ноги, посмотрела на меня, на да Сильву.

— Рискну предположить, что мы в аду, — подрагивающим голосом произнесла она, снова глядя на меня.

Я смотрел по сторонам. На Бертезен не смотрел.

Никаких чужих эмоций я больше не ощущаю. Эмпатия пропала. Браслетов-негаторов на мне нет, но сосущее чувство пустоты от отсутствия силы ощущается крайне остро. При этом безо всякой эмпатии я осознал и понял, что приглушенный голос Бертезен дрожит не от волнения, а от испуга.

«Мы в аду», — эхом прозвучали в памяти слова Бертезен.

Осознание случившегося накрыло беспросветной тоской. На миг, чтобы справиться с собой, прикрыл глаза. Легче не стало — перед взором стояла картинка гибели Надежды. Ощущение безнадеги при этом накатило еще сильнее.

В теле появилось слабость, даже болезненная слабость — захотелось лечь, закрыть глаза и будь что будет. Понимая, что происходит что-то неправильное, я приложил немалые усилия, перебороть возникшие ощущения. Сжал кулаки до боли и открыв глаза, снова осмотрелся по сторонам.

Похоже, мы действительно в очень, очень плохом месте. Это, без сомнения, амфитеатр арены школы «Аскольд», только… не в реальном мире. Как будто в черном его отражении, созданной во тьме копии.

Мы оказались по-настоящему в темном месте, в прямом смысле слова.

Царящий вокруг мрак давил, причем буквально — я снова почувствовал, как меня накрывает тянущее слабостью чувство беспросветной тоски. Ощущение усиливалось оттого, что я не чувствую никакого отклика магической силы. Даже дышать здесь тяжело, под бровями появилась тупая боль и давит на грудь нехватка воздуха. Мрачное небо затянуто серыми облаками, да и вообще все окружающее наблюдаю словно в черно-белом спектре прибора ночного видения.

Вокруг темнота, но не непроглядная. Единственные источники света здесь — это… я вдруг понял, что именно мы вшестером чуть разгоняем Тьму. Только мы в этом странном мире выбиваемся из палитры от черного до серого — яркие пятна цвета на темно-сером фоне. Мы разгоняем Тьму, так же как в компьютерной игре юнит на экране разгоняет накрывающий местность туман войны. Только мы не настолько ярко светимся, и темный полумрак превращается просто в серую муть, клубящийся вокруг нас мглистый туман.

Чем дальше от нас, тем меньше серого света — очертания трибун амфитеатра уже размыто темнеют, без четкости и контраста. Но можно заметить и понять, что они покрыты как будто черным плющом. Даже без возможности предметно рассмотреть неприятно выглядит; я бы не очень хотел оказаться там. Вот нисколько.

Похоже, что мы — живые гости в этом мертвом мире, куда перед смертью отправила нас Надежда, спасая сначала из Инферно от безносой демонессы, а потом от взрыва в амфитеатре.