— Простите, я не должна была…

— Мама Ксюши… Каролина… сейчас в другой стране. И вернется она нескоро. Это всё, что тебе нужно знать.

— Хорошо. — Владимир второй раз смотрит на часы. Я не хочу его задерживать, да и мне уже пора домой. — Последний вопрос: что входит в обязанности няни?

— Передумала, значит? — усмехается он.

— Пока нет. Но знать хотелось бы.

— Обязанности стандартные: возить и забирать Ксюшу со школы, помогать ей с домашним заданием, гулять с ней, водить в кино, на выставки или в театр, в общем, заниматься её культурным просвещением.

— А готовить нужно? Комнаты убирать?

— Нет, это делают другие люди. Ещё няня должна жить в моём доме, чтобы всегда быть рядом с Ксюшей.

Вроде требований немного, но жить в одном доме с Владимиром — это перебор. Паша не поймёт. Увы, но я не могу согласиться.

— Хорошо, я подумаю, — неожиданно для самой себя говорю я.

— Думай быстрее, у тебя есть время до конца недели, — раздражённо бросает Владимир.

Он встаёт, я тоже поднимаюсь. Разговор окончен — пора уходить. К нам подбегает официант, я тянусь за кошельком, но Громов небрежным жестом пресекает мою попытку расплатиться. Что ж, я настаивать не буду.

— Спасибо. До свидания, Владимир.

Мне нужно о многом подумать. И поговорить с Пашей. Возможно, он согласится, чтобы я работала няней. Всё равно мы редко общаемся, так что Паша не особо расстроится, если я не буду ночевать дома. Главное — приготовить ему еду и показать, как пользоваться микроволновкой.

Домой я приезжаю быстро, даже ничего толком обдумать не успеваю. На душе неспокойно, я в полном раздрае. А Пашка вновь у компьютера сидит, громко что-то с товарищами обсуждает, ради меня наушники не соизволит снять, чтобы узнать, как дела.

А ведь раньше мы могли сутками разговаривать. И вместо сериала или игры всегда выбирали компанию друг друга.

На кухне будто ядерный взрыв произошёл. Куча грязной посуды, жир на тарелке, картошка, намертво прилипшая к кастрюле. Пашка не додумался замочить её, чтобы вымыть было легче. Сто раз ему говорила, как правильно делать, но он тупо меня не слышит. Привык, что за него всё сделают — и рубашки погладят, и трусы постирают, и жрать приготовят. Сначала его мама, теперь я. Поэтому он ничего и не стремится делать. А зачем?

И опять же — я бы и не подумала возмущаться, если бы Пашка работал. Мужчина приносит деньги, женщина создаёт домашний уют. Классический сценарий. Сейчас же Паша сутками за компьютером сидит, а я и работаю, и по-прежнему готовкой да уборкой занимаюсь. Несправедливо получается.

Что-то в наших отношениях пошло не так. И я даже знаю, когда всё началось.

Около двух лет назад я потеряла ребёнка. Выкидыш. Врачи только руками развели. Так бывает, говорили они. Ничего страшного, через полгода можно снова попробовать, родишь здорового малыша, вот увидишь. Я тогда словно умерла, в себе закрылась. Пашка лишь повторял глупую фразу: «Всё, что ни делается, — к лучшему»‎! Как такое можно говорить о выкидыше? Кощунственно, жестоко. Паша не сильно хотел детей, подозреваю, что он даже обрадовался, но старательно этого не показывал. А я мечтала о ребёнке. Рыдала ночами в подушку, перестала улыбаться, дипломную работу забросила.

Через пару месяцев я решила провериться. Очень хотела снова забеременеть. И тогда мне сказали, что шансы практически нулевые. Врач не употребил слово «‎бесплодна»‎‎, наверное, пощадил мои чувства. Но по всем анализам получалось, что родить своего ребёнка я не смогу.

Тогда мы с Пашей сильно поссорились. Он утешал меня, говорил, что не в беременности счастье, что планета перенаселена и только сумасшедшие заводят детей. Дескать, мир слишком жесток, нельзя обрекать кого-то на страдания. В общем, он повторял стереотипные фразы чайлдфри. Думал, что меня это утешит. Сделал только хуже, потом долго извинялся. А я продолжала отдаляться.

Помог мне Евгений Леонидович. Преподаватель, у которого я писала дипломную работу.

— Моей жене самые лучшие врачи твердили, что она бесплодна, — рассказывал он. — Мы долго пытались, Марфа никак не могла смириться с тем, что она ущербная женщина. Отвратительное выражение, никогда так не говори, — поморщился Евгений Леонидович. — Но спустя пять лет бесплодных попыток у нас родился сын. А знаешь, почему так произошло?

— Нет.

— Марфа перестала дурью маяться. Она ведь только то и делала, что книги научные читала, календари разные составляла и прочей ерундой занималась. Не помогало это ни черта, только больше напрягало. А когда Марфа совсем отчаялась, то выбросила из дома всё, что связано с детьми, — и устроилась на работу.

— Она не работала до этого?

— Писала тексты для одного сайта. Дома сидела целыми днями, в люди почти не выходила. А потом нашла себе работу в офисе, с коллективом подружилась, начала жить полной жизнью. Я свою жену не узнавал. Изменилась она, помолодела, улыбаться стала каждый день. Тогда-то и забеременела.

— То есть мне нужно устроиться на работу?

— Нет, — улыбнулся преподаватель. — Тебе необходимо отвлечься, забыть о проблеме и жить на полную. В нашем организме ведь всё взаимосвязано. Если нет гармонии в душе и теле, то дети вряд ли захотят приходить в этот мир.

Я прислушалась к Евгению Леонидовичу. Устроилась по его совету в гимназию, стала заниматься репетиторством. До этого я дома сидела: гладила, убирала и готовила, с Пашкой всё свободное время проводила. Моя жизнь изменилась, но забеременеть по-прежнему не получалось. И в отношениях какая-то дыра образовалась. То ли я до сих пор не простила Пашу за его необдуманные слова о детях, то ли мы стали слишком разными. Не знаю.

И думать об этом не хочу.

И мыть эту гору посуды тоже не собираюсь!

— Паш! — окликаю его. Он хмурится, однако наушники убирает. — Я устала и хочу спать. Будь добр: убери за собой на кухне. И в следующий раз залей водой грязную посуду, если тебе так сложно её помыть!

Мой голос дребезжит от плохо сдерживаемой злости. Во взгляде Пашки мелькает недоумение. Я никогда так не делала. Говорила мягко, с просьбой или пожеланием. А тут сорвалась и накричала. Но он заслужил!

— Хорошо. Сейчас всё сделаю, — кивает Пашка. И действительно уходит на кухню.

Как всё просто! Оказывается, надо было всего лишь повысить голос. Только вот никакого удовольствия я не испытываю. И спать больше не хочется. Зачем на Пашу накричала? Раньше надо было его воспитывать, сейчас уже поздно. Да и не в грязной же посуде дело.

Вздохнув, иду на кухню и обнимаю Пашу со спины. Целую его в предплечье, утыкаюсь лбом куда-то в лопатку. Втягиваю знакомый аромат, улыбаюсь. На душе становится теплее.

— Мне предложили няней поработать, — говорю я.

Пашка выключает воду и поворачивается ко мне. Хмурится.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Няней? У кого?

Он знает, из-за кого я лишилась работы. И поддержал меня, сказал, что я всё правильно сделала, а в школе дурацкие правила действуют, раз там запрещены обычные обнимашки с учителями. Я с Пашей отчасти согласна, а с другой стороны — ну не каждый родитель хочет, чтобы его ребёнка трогала малознакомая тётя.

— У Громова, — отвечаю я.

— Это же из-за него тебя выгнали со школы?

— Да.

— И ты всерьёз рассматриваешь такой вариант работы? Он же зарвавшийся богач, который даже за своей дочкой присмотреть не может! Нельзя, видите ли, трогать его ребёнка! А что тебе надо было делать — оттолкнуть девочку? Молча смотреть, как она плачет? Дурдом какой-то.

— Паш, сейчас не об этом речь.

— А о чём? Я тебе сразу сказал, что ты не должна работать в этой типа элитной школе с идиотскими правилами! — размахивает он руками. — А ты не послушалась. И что в итоге? Тебя вышвырнули за человечность!

— Паш…

— Ладно, — он проводит ладонью по волосам, успокаивая себя этим жестом, и говорит уже тише: — Ну какая из тебя няня? Ты же учителем стала только из блажи.