– Тогда я умерла бы счастливой.

Он хотел бы встряхнуть ее или даже ударить, но его ладонь замерла возле ее щеки.

– Ты никогда не сделаешь этого, – прошептала девушка, заглядывая в его глаза.

Капли воды, эти крохотные частицы моря застыли на ее ресницах. Морган считал ее прекрасной, и это чувство прорвалось через злость. Впервые он подумал о том, какой яркой может быть красота. Он никогда не видел в Мириам женщины – она спряталась за той девочкой, которую ему удалось спасти. Веснушчатый нос и желание биться до смерти с любым, нанесшим ей обиду – вот что покорило его в той девушке. Дикость и необузданность, спрятанная за обезоруживающей красотой. Она проворно освободила для себя место в его черствой душе. Но это была особенная любовь. Он оберегал ее больше себя самого, но его разум принадлежал другой.

Он замер, когда губы Мириам припали к шраму на его лице. Этот поцелуй был безмолвным криком, полным отчаяния.

– Ты не любишь ее, – шепнула она. – Она опоила тебя. Украла твою душу.

– Не смей, – Морган отшатнулся и вскочил на ноги.

Мириам впилась в его запястья своей кошачьей хваткой.

– Ты не можешь быть настолько слепым. Она никогда не делила с тобой кров и хлеб. Никогда не стояла с тобой плечом к плечу, пока пела сталь и лилась кровь. Она не видела твоих ран. Знает ли она, какого цвета твои глаза? Хватило ли ей духу хоть раз заглянуть в них? Они такие черные, что в их глубине можно разглядеть саму зловещую Тьму. Но когда ты счастлив, они как опавшая листва и из них льется мягкий свет осеннего солнца, но знает ли об этом она, Морган? Помнишь ли ты, как полюбил ее?

Он дернулся в сторону, крепко стиснув зубы. Горькая правда отозвалась в нем нарастающей злостью. Губы девушки дрожали, но в глазах не было ни раскаяния, ни страха, лишь оголтелый вызов и обжигающий огонь, способный уничтожить все на своем пути.

– Ты простишь меня завтра. Когда твой рассудок вернется к тебе. Однажды ты спас меня. Теперь мы квиты.

На одно короткое мгновение все стихло. Самое страшное, что могло произойти, уже случилось. Морган вдруг отчетливо понял это, и бросился к стенам города.

Время подходило к рассвету и туман медленно отступал. Теперь Морган мог увидеть море, раскидывающее свои тяжелые волны. Ему не верилось, что оно отпустило их – его и Мириам. Стал бы он бороться за нее с той черной бездной, желающей заполучить ее в плен, если бы понял все у Стены Плача?

Ему пришлось проникнуть в замок по тайному ходу, где воздух был колким от пыли. Он бежал в те покои, где провел эту и множество других ночей. Мокрый, перепачканный в паутине, он чувствовал на себе удивленные взгляды замковых стражников, но нисколько не менялся в лице.

Его опасения были оправданы. Внутри был погром. Когда он оставил любимую здесь, она все еще дремала в теплой мягкой постели, но теперь она была пуста. Ее силой выволокли в коридоры. Священному караулу было плевать кто перед ними – маг крови, нарушивший законы Дагмера, или беззащитная девушка – они захватывали и ломали все, что попадало в руки.0

– Лорд Бранд, – за спиной мага раздался голос, полный удивления и испуга, и он без труда узнал местного священника.

– Морган, – проговорил он, стараясь не выдать бури, разыгравшейся в нем. – Меня зовут Морган. Мне казалось, мы давно откинули ненужные церемонии, пастор Эйлейв. Что ты здесь делаешь?

Он спросил, зная наперед все ответы. У его ног лежал серебряный медальон. Дрожащей рукой он подобрал его, понимая, что тот был сорван с шеи любимой им женщины.

– Мы вынуждены были сделать это, – переходя на нервный шепот проговорил священник.

Морган захотел выйти из опустевших покоев, но Эйлейв преградил ему дорогу.

– Гаудана виновна. Примите это, Ваше Сиятельство! – он замялся, растеряв все слова. – Морган… Ты должен смириться.

Один тяжелый взгляд, и пастор отступил. Он был лишь человеком, простым смертным, и ему не было суждено понять своенравных магов, так уверенных в своей всесильности. Он приспособился к жизни рядом с ними. И первое, чему научил его Дагмер – отступать, если жизнь по-прежнему дорога.

–Вы созвали Совет? – догадался Морган, и его лицо исказила жуткая ухмылка. – Какая великая честь для меня.

Пастор не поспевал за магом, тот шел слишком быстро и совсем не слушал его напутственных предостережений. Он чувствовал себя навязчивой мухой, но не мог молчать, боясь того, что может случиться, если ему и Совету во главе с королем не удастся достучаться до разума Моргана. Тот развернулся так неожиданно, что Эйлейв не успел остановиться и налетел на него.

– Эта женщина – моя, – злобно зарычал он. – Вы нарекли ее ведьмой, и думаете, что я не стану за нее бороться? Неужели вы все так думаете?

– Не входи туда. Все уже решено, – в последний раз взмолился пастор.

Морган не ответил ничего, и ворвался в зал Совета. Массивные колонны, поддерживающие сводчатый потолок, голые каменные стены и тяжелый круглый стол – вся роскошь и богатство обошли стороной место, где раз за разом решалась судьба города. Морган тихо ступал по холодному каменному полу, с любопытством вслушиваясь в происходящее.

– … никто из членов Совета больше не сомневается в верности моих слов, и ведьма будет изгнана вслед за подобными ей, как маг, посчитавший ничтожным Закон единый для всех в Дагмере, как прислужница Тьмы…

Морган явственно чувствовал, как злоба внутри него обращалась в кипящую лаву при звуке этого голоса, при виде человека, которому он принадлежал, с которым их крепко связала долгая история обоюдной неприязни. Тот был обращен лицом к королю и не мог видеть мага позади него. По негласному правилу они не поворачивались друг к другу спиной. Его люди, облаченные в пурпурные плащи, вынюхивали, выискивали, хватали и рвали каждого неугодного ему, сея вокруг только страх. Они называли себя Священным караулом и были неприкосновенны, как и слуги Дагмера, маги в Советах других городов, заключивших договор о прекращении затянувшейся войны.

Морган почувствовал на себе чужие взгляды, изумленные и испуганные. Глава караула медленно обернулся, прервав свою речь.

– Ваше Величество, – Морган склонил свою голову в знак почтения к королю. – Верховный Совет, – он сделал это еще раз, и занял свое пустующее место за круглым столом. – Прибытие торговых караванов с Запада? Очередное разделение диких земель? Отступники? Мор? Что сегодня обсуждает Совет? Простите, что прервал вас, Тревор. Вы говорили о чем-то?

Теперь Совет был в сборе. Король, не скрывающий своей тревоги, храбрейший из воинов и староста города – Стейн, казначей Ульвар и Тревор – неизменный глава Священного караула.

– Боюсь огорчить вас, милорд, но сегодня вам не место среди нас.

– Вы огорчили меня, когда ваши люди схватили безвинную девушку. И теперь вы здесь, за этим столом? Это вы нарушили наш закон, живя в наших землях. Это наш король дал вам свою защиту. Там, откуда вы родом, люди живут как дикари и только факел и вилы вершат им суд.

От голоса Моргана, разносившегося по залу, стыла кровь. Он резал Тревора без клинка своими словами, пропитанными ненавистью и угрозой, а тот не сводил взгляда с короля. Он был человеком, сыном неотесанных руалийских крестьян, в руки которого после войны были вложены меч и Писание. Маг мог бы убить его так же легко, как и любого другого своего врага, если бы только от его жизни и смерти не зависел бы шаткий мир, соединивший королевства и подаривший им покой.

– Во имя Создателя, лорд Бранд! – в ярости взревел Тревор, несгибаемый, подобно отменной стали.

Морган расхохотался, и пролил мимо кубка вино, за которым потянулась его рука.

– Когда вы в последний раз возносили Ему свои молитвы? Цвет вашего плаща не дает права покрывать Его именем свои грязные дела. Так жадно упиваясь своей мнимой властью, вы рискуете поперхнуться.

– Власть? Не вам сыпать такими обвинениями.

Ульвар, не проронивший с начала Совета ни слова, едва заметно улыбнулся главе караула, словно одобряя его слова.