Несчастным морякам было невдомек, что богиня давно не слышит их молитв. Откуда же им было знать, что Сольвильда заперта в замке Адальхейд и не может им помочь.

Застонав от бессилия, Серильда уронила голову на руки. Она попыталась взобраться обратно, на вершину утеса, но рукам, ободранным при падении, не хватило силы, чтобы поднять ее. Скалы оказались слишком скользкими, слишком отвесными. А сама она – слишком слабой.

Что будет, если она упадет?

Вода плескалась внизу, очень далеко, и Серильда понимала, что, падая, разобьется о скалы, острые, как акульи зубы.

Это было бы ужасно больно. Она даже представить себе не могла эту страшную боль.

Но она не умрет.

Не сможет умереть.

Ведь она просто душа, не привязанная к телу.

Блуждающий дух, так назвал ее Эрлкинг.

Что будет, если она прыгнет?

Будет ли она обречена качаться на холодных волнах и биться о скалы до конца времен?

Или сможет поплыть к портовым городам на западе и найти место, где можно выбраться на берег?

Или, может быть, есть другой путь?

Более простой?

Она нащупала нитку на шее и, вытащив сломанную стрелу из-под ворота, покрутила ее в пальцах. Перья шелковисто-черные. Древесина ясеня – гибкая, но прочная.

Это было единственное, что удерживало Серильду здесь. Все, что нужно сделать, – отбросить стрелу. Швырнуть обломок в воду – и она будет свободна. Ее дух уплывет прочь, и, быть может, со временем, даже без фонаря Велоса, указывающего путь, он найдет дорогу в Ферлорен.

К отцу.

К маленьким друзьям Серильды.

Эрлкинг больше не будет ее заботить.

Эта мысль звучала заманчиво. Очень.

Но каждый раз, когда Серильде казалось, что она решилась сделать это – просто выкинуть стрелу и со всем покончить, – ее останавливала мысль о Злате. Он смотрел на нее так, будто она самое удивительное существо во всем огромном мире. Он целовал ее, словно каждое прикосновение было подарком. Как будто она – сокровище куда ценнее золота.

И то, что они создали вместе… невольно, благодаря какой-то удивительной иронии волшебства и судьбы. Ребенок.

Если бы Серильда сейчас сдалась, она никогда не увидела бы своего малыша. Она не смогла бы его спасти.

Но что это будет за история, мое прекрасное, волевое дитя?

Может быть, с ее ребенком все будет хорошо, рассуждала Серильда. Может быть, он окажется сильнее и храбрее нее. Может быть, именно ему суждено дописать этот сюжет до конца.

– И долго ты собираешься торчать там, внизу?

Серильда вскрикнула и выронила стрелу. Та полетела вниз. Девушка закричала снова и едва успела поймать нить, на которой она висела, носком сапога. Ее призрачное сердце бешено колотилось в груди.

Дрожащими руками она снова надела стрелу на шею и только потом наконец посмотрела наверх.

Две фигуры, стоящие на плато, казались золотыми в лучах восходящего солнца. У обеих были заостренные лисьи уши, маленькие пушистые рожки и черные глаза, как у косуль.

Серильда прищурилась.

– Сныть? Таволга?

В это было трудно поверить, но – да, это были они. Те самые девы-моховицы, которых Серильда когда-то прятала в подвале в доме отца. Моховицы, подарившие ей кольцо и медальон Злата.

– Как вы… Что вы здесь делаете?

– Мы несколько месяцев ждали, пока Дикая Охота поедет из Грейвенстоуна, – подбоченясь, заговорила Сныть, – и проследили за ней. Мы видели, как они сбили виверну. Видели, как ты спустилась с этой скалы, а следом за тобой Эрлкинг, а потом он вышел обратно с этой огромной птицей. Потом мы поняли, что ты должна была подняться обратно несколько часов назад. Чего же ты ждешь? Чтобы еще одна виверна прилетела и унесла тебя?

– Я… я не могу, – сказала Серильда. – Я поранила руки, да и вообще лазаю я не очень.

– Говорила я тебе, – сказала Таволга сестре, торжествующе ухмыляясь. – Помнишь, какой неуклюжей она была в лесу?

Сныть вздохнула.

– Ох уж эти люди.

Она сняла со спины моток веревки, сплетенной из лозы, и бросила один конец Серильде.

– Обвяжи ее вокруг себя. Мы тебя вытянем.

– Они убили больше половины наших сестер, когда напали на Асильталь, – сказала Сныть. Несмотря на горечь, ее голос звучал твердо. – Но тех из нас, кому удалось спастись, было достаточно, чтобы подобраться к Грейвенстоуну и разведать, что там творится. Мы же знали, что рано или поздно Охота снова отправится наводить страх на смертных, и думали в это время осадить замок. Найти Пуш-Гролу и освободить ее. Но у нас не вышло.

– Что же случилось? – спросила Серильда.

– Когда прошлой ночью завеса исчезла, из замка выехала не Охота. Целый караван темных отправился в лес, точно так же, как в тот раз, когда они явились в Асильталь. Их, правда, было не так много, как тогда. На этот раз они пришли без призраков. Мы отправили за ними разведчиков и поняли, что Пуш-Гролу вместе с грифоном и гигантским черным волком держат в клетках и тщательно охраняют. А сама Дикая Охота покинула замок позже. Тогда одни из нас тайком двинулись за Эрлкингом и охотниками, а другие остались и продолжали присматривать за караваном.

– Мы думаем, что они вернулись в Адальхейд, – сказала Таволга.

Серильда кивнула.

– Тогда на Бесконечную Луну у них будут все семь богов сразу.

Она ожидала, что моховицы будут потрясены, услышав, что их Лесная Бабушка – не кто иной, как Эостриг, бог плодородия и весны. Но оказалось, что они знали это с самого начала и считали Серильду тугодумкой, раз она не поняла этого еще давным-давно. Моховицы обменялись пренебрежительными замечаниями насчет недогадливости смертных и только после этого позволили Серильде рассказать о планах Эрлкинга захватить всех семерых богов и пожелать, чтобы завеса была разрушена.

Единственное, что, кажется, всерьез удивило моховиц, так это ее рассказ о возвращении Перхты. Среди темных, отправившихся искать Вирдита, охотницы не было.

– Самое странное, – сказала Таволга, – что, когда караван прошел мимо, в лесу начались землетрясения. В земле открылись огромные трещины, и они идут от Грейвенстоуна.

– Они как будто преследовали темных по пятам, – мрачно добавила Сныть.

Серильда вздрогнула, вспомнив разрушения, свидетельницей которых она стала в зале-пещере глубоко под замком. Что все это значит?

Базальтовые скалы сменились каменистой пустошью и длинной узкой полосой луга. Серильде казалось, что они прошли уже много миль. Солнце над головой поднималось все выше. Наконец они достигли северной опушки леса.

Серильда вдруг услышала, как кто-то рыдает, будто плакальщица на похоронах. Этот звук заставил ее остановиться, по коже побежали мурашки.

Сныть тяжко вздохнула.

– Не обращай на нее внимания. Просто иди и не останавливайся.

– А что это было?

– Залиге. – Таволга показала в сторону леса. – Мы думаем, она поднялась сюда из какой-нибудь рыбацкой деревни, или, может, покончила с собой, спрыгнув с утеса. Мы видели прошлой ночью, как она бродила по лесу. Их тянет к воде, так что, возможно, она пытается добраться до океана.

Раздался еще один душераздирающий вопль, спугнувший стаю чернокрылых олуш, гнездившихся на скалах. Птицы с оглушительными криками заметались в воздухе и успокоились не сразу.

И тут Серильда увидела ее, залиге. Женщина в развевающемся белом платье медленно шла по лесу. Она шла прочь от Серильды и моховых дев, рыдая горькими слезами.

Однажды Серильда повстречала залиге в гуще Ясеневого леса. Красивая и несчастная, она умоляла Серильду станцевать с ней на мосту из костей – костей ее прежних жертв. Зачарованные, они вынуждены были танцевать, пока не упадут замертво, тщетно пытаясь разрушить какие-то неведомые чары. Только ты можешь освободить меня. Просто станцуй со мной, станцуй, и все…

На плечо Серильды опустилась рука, и она подпрыгнула от неожиданности. Таволга смотрела на залиге, и на ее милом личике промелькнула чуть заметная тень сочувствия.