Дождь превратился в ливень. Частые, тяжелые капли ударялись оземь, как камешки. В последние дни стояла жара, и Серильда не прихватила свой верный шерстяной плащ – тот самый, который Злат починил для нее после нападения друд. Но буря разбушевалась не на шутку, и Серильда пожалела, что не взяла плащ с собой.

– Мы с детьми удаляемся в свои покои, – прокричала Серильда, стараясь, чтобы ее было слышно сквозь бурю.

Но Эрлкинг пропустил ее слова мимо ушей. Все его внимание было сосредоточено на небе; он подозрительно смотрел вверх, а дождь в это время лил прямо на его одежду.

– Быть не может, – пробормотал король.

Сверкнуло еще несколько молний, и волоски на замерзшей руке Серильды встали дыбом. Одна молния ударила прямо в статую Эрлкинга в саду, и та повалилась на землю.

– Охотники! – проревел Эрлкинг, хватаясь за арбалет. – Собирайте цепи и следуйте за мной! Скорее!

Серильда не представляла, на что можно охотиться в такую бурю, да еще и по эту сторону завесы, но ее больше заботили дети, особенно бедняжка Анна. Малышня укрылась от дождя под кроной сливового дерева. Анна ухитрилась подняться на ноги и теперь опиралась на Ханса и Никеля.

– Анна, ты сможешь идти?

– Д-да, – стуча зубами, отозвалась девочка. – Наверное.

– Хорошо. Тогда идемте в тепло, выпьем подогретого сидра.

Не было никакого смысла пытаться сохранить царственное достоинство в насквозь промокшем платье, поэтому они со всех ног припустили в замок, уворачиваясь от охотников – те сновали по двору, как будто к войне готовились, и дождь, казалось, нисколько их не заботил.

Как только Серильда с детьми оказались в под крышей, Фриш замотал головой, как щенок, и капли воды веером рассыпались по коврам.

– Видали вы когда-нибудь такую грозищу? Да еще и налетающую в мгновение ока?

– Нет, не припомню, – задумалась Серильда. – Но сейчас ведь время Громовой Луны.

Новый раскат грома заставил мигать и мерцать факелы на стенах.

– Все хорошо. – Серильда взяла на руки Гердрут, которая ужасно боялась грозы. – Когда мы высохнем и согреемся, нам станет гораздо лучше. Нечего бояться.

– Это правда? – спросил Ханс, напуганный грозой меньше, чем другие дети. – Ты на самом деле ждешь ребенка?

Гердрут, прячущая лицо у Серильды на плече, подняла голову.

– От него?

Серильда тяжко вздохнула.

– Да. Но я не хочу об этом говорить.

– Но, Серильда… – начал было Ханс.

– Ни слова, – перебила она. – Так нужно, вот и все, и хватит об этом.

Дети надолго замолчали, больше огорошенные резкостью Серильды, чем самой новостью.

Она почти никогда не срывалась на них.

Только когда они уже шли по коридорам замка, Гердрут нерешительно прочистила горло.

– Я могу растирать тебе ноги, если хочешь. У мамы все время болели ноги.

От этого предложения, полного неуклюжей заботы, Серильду внезапно охватила невыразимая грусть. Мать Гердрут была беременна вторым ребенком – первым братиком или сестричкой Гердрут. Скоро это дитя родится, а Гердрут никогда его не увидит. Никогда не станет старшей сестрой, которой так хотела быть.

– Когда мама носила Алви, – сказала Анна, имея в виду своего двухлетнего брата, – у нее сильно болела спина. Она всегда просила меня взбить ей подушки и заварить ромашковый чай. Я могу принести тебе чаю, когда мы вернемся в наши покои.

– А еще давайте сделаем подношения Эостригу, – подхватил Ханс. – Помолимся ему о легких родах. Эрлкингу вряд ли понравится, если мы обратимся к старым богам, но, как по мне, тогда это тем более нужно сделать.

– И знаешь, я ведь вроде как у тебя на посылках, – вмешался Фриш, – а ты никуда меня не посылаешь ни с какими поручениями. Ну так вот, теперь придется начать. Не хочу, чтоб тебе пришлось утомляться и шагать через весь замок только затем, чтоб сказать поварам, что ты хочешь жареного голубя на ужин, или еще что-нибудь такое.

– Голубя? – поразился Никель. – Когда это наша Серильда просила голубя?

Фриш пожал плечами.

– Ты же знаешь, какие странные бывают женщины, когда беременны. Всегда хотят того, чего никогда не хотели раньше. Мама говорила, что, когда она была беременна нами, ей нужно было только одно – ржаная мука. Не хлеб, не булочки – просто мука, прямо с мельницы.

– Что ж, это кое-что объясняет, – пробормотал Ханс.

– А здесь, в замке, есть повитуха? – спросил Никель. – Ты же не собираешься рожать без нее?

– Я поспрашиваю служанок, – деловито сказала Анна. – Уверена, кто-то тут должен уметь принимать роды.

– Не знаю, – усомнился Фриш. – Подозреваю, что здесь уже давно никто не рождался.

Дети продолжали болтать, но Серильда почти не слушала. Она положила руку на живот, пытаясь почувствовать новую жизнь внутри себя. Но живот упорно оставался плоским.

Она была так занята попытками разрушить проклятие, и так старалась избегать своего царственного мужа, что почти не думала о течении времени, но ведь оно шло. Серильда уже должна была что-то почувствовать. Хоть что-то. Разве у нее не должен был округлиться живот, в котором растет новый маленький человечек?

Но она не чувствовала ничегошеньки.

Ноги не опухали. Спина не болела. Ей ни разу не захотелось ни голубя, ни ржаной муки, ни чего-нибудь еще, кроме огромного количества сладостей, но сладкое она любила всегда.

– Серильда? – окликнула Гердрут. – Ты хорошо себя чувствуешь?

Беспокойство в ее голосе было настолько явным, что Серильда вздрогнула и уставилась на детей. Они смотрели на нее глазами, полными тревоги.

– Все хорошо? – спросил Ханс. – У тебя что-то болит? Хочешь, я сбегаю, приведу кого-нибудь…

– Нет, это я кого-нибудь приведу! – возмутился Фриш. – Я посыльный!

– Нет-нет, все в порядке. – Серильда попыталась засмеяться, чтобы скрыть тревогу за ребенка, но смех превратился во всхлип, а на глазах у нее выступили слезы. – Просто… Как же сильно я всех вас люблю. – Опустившись на колени, она притянула их к себе, стараясь бережнее касаться Анны, чтобы не потревожить ее раны.

Не обращая внимания на то, что прикосновение к детям вызывало у Серильды дрожь, она прижалась щекой к волосам Гердрут.

– Никогда еще ни одной королеве в мире так не везло со слугами.

Гердрут уткнулась лицом в шею Серильды, и какое-то время они все молчали, пока Фриш со вздохом не сказал:

– Мне кажется, это она из-за ребенка стала такой чувствительной.

Серильда усмехнулась и ласково взъерошила ему волосы.

– Какого ребенка?

Смешок Серильды оборвался.

– Злат! – Гердрут радостно бросилась в его объятия. Она полюбила его даже больше, чем другие дети. – Ты столько всего пропустил!

– Да. – Злат обнял девчушку, но не ответил на ее улыбку. – Слышал краем уха, повара на кухне говорили о бергейсте и сильной буре. А один из прислужников королевы вроде свалился прямо на арену?

– Это была я. – Анна приподнялась, опираясь на Никеля. – Все в порядке, я жива. Ну, то есть… не мертвее прежнего.

Злат рассеянно улыбнулся ей.

– Ты очень испугалась? Это, наверное, было страшно.

– Не так уж, – бодро откликнулась Анна. – Там была Агата, она защитила меня от бергейста.

– Она мастер по оружию, – добавил Фриш. – Мы с ней раньше никогда не встречались, а сегодня она сидела с нами рядом, а когда Анна упала, Агата спрыгнула вниз и отбивалась от медведя. Прямо восторг!

– Ты ее знаешь? – спросила Серильда.

– Немного знаком, но не очень близко, – сказал Злат. – Она всегда была молчалива и не слишком общительна. Зато как она машет мечом! Я видал ее и в деле, и на тренировках с темными. Не хотел бы я перейти ей дорогу. Здорово, что она оказалась рядом с тобой, Анна.

Серильда уже собралась рассказать Злату, что, скорее всего, в давние времена именно Агата обучала его искусству боя, но от его взгляда слова замерли на языке.

– Когда гроза разыгралась вовсю, я увидел, как несколько охотников бегут к… – голос Злата зазвучал очень многозначительно, – к… коридору, где мы были… Этим утром…