Младогегельянцы отнюдь не считали себя идеологами буржуазии: некоторые из них называли себя даже социалистами, правда «критическими» в отличие от «вульгарных», «практических» социалистов в Англии и Франции. Но полемика этих «критических» социалистов с социалистами «практическими» по сути дела представляла собой выступление против освободительного движения рабочего класса. Отсюда понятны их нападки на Маркса и Энгельса за их «преклонение» перед пролетариатом, попытки изобразить научное положение о социалистической миссии пролетариата в виде теологической догмы, борьба против которой провозглашается священной обязанностью «критической критики». В ответ на эти нападки Маркс и Энгельс пишут: «Если социалистические писатели признают за пролетариатом эту всемирно-историческую роль, то это никоим образом не происходит от того, что они, как уверяет нас критическая критика, считают пролетариев богами. Скорее наоборот. Так как в оформившемся пролетариате практически закончено отвлечение от всего человеческого, даже от видимости человеческого; так как в жизненных условиях пролетариата все жизненные условия современного общества достигли высшей точки бесчеловечности; так как в пролетариате человек потерял самого себя, однако вместе с тем не только обрел теоретическое сознание этой потери, но и непосредственно вынужден к возмущению против этой бесчеловечности велением неотвратимой, не поддающейся уже никакому прикрашиванию, абсолютно властной нужды, этого практического выражения необходимости, – то ввиду всего этого пролетариат может и должен сам себя освободить» (1, 2; 39 – 40). Но в отличие от эксплуатируемых классов предшествующих эпох, которые в лучшем случае могли освободить лишь самих себя, пролетариат, уничтожая капиталистические отношения, решает тем самым общечеловеческую задачу. Это происходит в силу объективной необходимости, обусловленной уровнем общественного развития и положением рабочего класса в буржуазном обществе. Этот класс «не может освободить себя, не уничтожив своих собственных жизненных условий. Он не может уничтожить своих собственных жизненных условий, не уничтожив всех бесчеловечных жизненных условий современного общества, сконцентрированных в его собственном положении» (там же, 40).
Здесь, как и во многих других местах «Святого семейства», основные идеи научного социализма выражены в терминах антропологического материализма. Социальное положение пролетариата определяется как завершенное отчуждение от всего человеческого, а социалистическое преобразование общества – как восстановление подлинно человеческих отношений. В 1845 г. у Маркса и Энгельса не было еще учения об общественно-экономических формациях, согласно которому различные типы производственных отношений – закономерные фазы процесса развития общества. Поэтому капиталистические общественные отношения рассматриваются преимущественно как извращенные, чуждые человеку, а не как соответствующие определенному уровню развития производительных сил общества[170]. И все же, несмотря на известную неразработанность общей концепции социального развития, Маркс и Энгельс, раскрывая всемирно-историческое значение освободительного движения пролетариата, научно формулируют идею объективной необходимости социализма, идею о неразрывной связи социального освобождения пролетариата с освобождением всего общества от господства стихийных сил общественного развития над людьми. При этом они в противовес утопическому социализму доказывают, что пролетариат сам освободит себя.
Пролетариат есть внутренне присущее буржуазному обществу отрицание его экономической основы – частной собственности. Это отрицание, которое непосредственно проявляется в том, что пролетариат есть класс, лишенный частной собственности, обусловливает его социалистическую миссию. Пролетариат «не напрасно проходит суровую, но закаляющую школу труда. Дело не в том, в чем в данный момент видит свою цель тот или иной пролетарий или даже весь пролетариат. Дело в том, чтó такое пролетариат на самом деле и чтó он, сообразно этому своему бытию, исторически вынужден будет делать. Его цель и его историческое дело самым ясным и непреложным образом предуказываются его собственным жизненным положением, равно как и всей организацией современного буржуазного общества» (1, 2; 40). Этот важнейший теоретический вывод подкрепляется ссылками на исторический опыт наиболее развитых капиталистических стран: «Нет надобности распространяться здесь о том, что значительная часть английского и французского пролетариата уже сознаёт свою историческую задачу и постоянно работает над тем, чтобы довести это сознание до полной ясности» (там же). Сравнение этих положений Маркса и Энгельса с соответствующими высказываниями в статьях, опубликованных ими в «Deutsch-Französische Jahrbücher», показывает, как в ходе формирования марксизма развивается и конкретизируется (на основе исторического материализма) научное понимание исторической роли рабочего класса. В этой связи В.И. Ленин подчеркивает, что в «Святом семействе» мы видим «почти уже сложившийся взгляд Маркса на революционную роль пролетариата» (4, 29; 11). Если «критические критики» рассматривают классовые противоположности sub specie aeternitatis, объявляя противоречие между трудом и капиталом преодоленным в лоне спекулятивного самосознания, то Маркс и Энгельс, отвергая идею примирения противоположных классов, теоретически обосновывают объективную необходимость борьбы пролетариата против буржуазии.
Маркс и Энгельс пишут: «Пролетариат и богатство – это противоположности. Как таковые, они образуют некоторое единое целое. Они оба порождены миром частной собственности. Весь вопрос в том, какое определенное положение каждый из этих двух элементов занимает внутри противоположности. Недостаточно объявить их двумя сторонами единого целого» (1, 2; 38). Этот тезис непосредственно направлен против гегелевского (и младогегельянского) толкования единства противоположностей как чисто коррелятивного, «рефлективного» отношения, которое в конечном счете оказывается их тождеством. Противоположности, с точки зрения Маркса и Энгельса, играют различную роль в той конкретной системе, структуру которой образует их взаимоотношение. Недостаточно, следовательно, рассматривать противоположности просто как две стороны единого целого, необходим конкретный анализ противоположностей и их отношения друг к другу. Поскольку Маркс и Энгельс ставят проблему противоположностей в связи с исследованием антагонистического отношения пролетариат – буржуазия, они вскрывают специфическую диалектику противоположностей внутри данного экономического отношения. Эти противоположности выполняют различные функции, они не превращаются друг в друга, не меняются местами, борьба между ними с необходимостью ведет к уничтожению одной стороны и коренному изменению другой. Значит ли это, что Маркс и Энгельс вообще отвергают положение о тождестве противоположностей, об их превращении друг в друга? Конечно, нет! Основоположники марксизма лишь выдвигают на первый план (и это прежде всего определяется предметом исследования – речь идет о социальных катаклизмах капиталистического строя) вопрос о борьбе противоположностей, об антагонистическом противоречии, о взаимоотношении между консервативной (положительной) и революционной (отрицательной) сторонами противоречия: «Частная собственность как частная собственность, как богатство, вынуждена сохранять свое собственное существование, а тем самым и существование своей противоположности – пролетариата. Это – положительная сторона антагонизма, удовлетворенная в себе самой частная собственность.
Напротив, пролетариат как пролетариат вынужден упразднить самого себя, а тем самым и обусловливающую его противоположность – частную собственность, – делающую его пролетариатом. Это – отрицательная сторона антагонизма, его беспокойство внутри него самого, упраздненная и упраздняющая себя частная собственность» (1, 2; 38 – 39).
