Характеризуя идеологию как осознание общественного бытия и основанную на нем социальную ориентацию, выражающую положение и интересы определенного класса, Маркс и Энгельс и в данном случае четко разграничивают общественное сознание и общественное бытие, подчеркивая тем самым, что их единство не означает тождества содержания. Поэтому в оценке общественного сознания следует исходить из общественного бытия, а не наоборот, как это делают идеалисты. «В то время как в обыденной жизни любой shopkeeper отлично умеет различать между тем, за что выдает себя тот или иной человек, и тем, что он представляет собой в действительности, наша историография еще не дошла до этого банального познания. Она верит на слово каждой эпохе, что бы та ни говорила и ни воображала о себе» (1, 3; 49). Основоположники марксизма противопоставляют идеалистическому воззрению буржуазной историографии точку зрения материалистического понимания истории: «…мы исходим не из того, чтó люди говорят, воображают, представляют себе, – мы исходим также не из существующих только на словах, мыслимых, воображаемых, представляемых людей, чтобы от них прийти к подлинным людям; для нас исходной точкой являются действительно деятельные люди, и из их действительного жизненного процесса мы выводим также и развитие идеологических отражений и отзвуков этого жизненного процесса» (там же, 25).
Исторический материализм, раскрывая единство сознания и бытия, разграничивает то и другое, исследуя взаимодействие между ними, различные формы отражения общественного бытия, обратное воздействие общественного сознания на его основу. Все эти аспекты диалектико-материалистического понимания духовной жизни общества уже налицо в «Немецкой идеологии».
Домарксовские социологи вообще не замечали отражения в сознании людей их общественного бытия. Понятия общественного бытия, общественного сознания были чужды им. Создавая науку об обществе, Маркс и Энгельс разработали эти важнейшие философские и социологические категории. «Немецкая идеология» раскрывает диалектику общественного сознания и общественного бытия. Этот труд является поэтому выдающимся вкладом и в развитие материалистической диалектики.
Все содержание «Немецкой идеологии» показывает, что формирование материалистического понимания истории, с одной стороны, и материалистической диалектики – с другой, есть единый процесс, что марксистская диалектика разрабатывалась прежде всего путем исследования общественно-исторического процесса.
12. Критика политической теории немецкого буржуазного радикализма. Социализм и демократия
Уже в работах революционно-демократического периода Маркс и Энгельс высказывали мысль, что Германия находится накануне революции. Но тогда у них еще не могло быть понимания социально-экономического содержания назревающей революции. Теперь же, в 1846 – 1847 гг., они говорят о неизбежности буржуазной революции. Такая постановка вопроса наглядно выражает новую ступень формирования марксизма, которая предполагает научное понимание классовой структуры общества, закономерностей перехода от одной общественно-экономической формации к другой, коренной противоположности между социалистической и буржуазной революциями.
Немецкая буржуазия «испытывает действительную, вызванную экономическими отношениями потребность в политической власти и стремится удовлетворить эту потребность» (1, 3; 97). Каково же должно быть отношение пролетариата к буржуазной революции, к борьбе за демократию? Впервые эти вопросы были поставлены еще в «Deutsch-Französische Jahrbücher». Маркс тогда утверждал, что в Германии никакая политическая эмансипация невозможна без эмансипации человеческой. Теперь основоположники марксизма конкретно ставят вопрос об участии в буржуазной революции пролетариата. Отстаивая политическую самостоятельность пролетариата, они подвергают критике политическую теорию немецкого буржуазного радикализма. С этой точки зрения следует рассматривать выступления Маркса и Энгельса против К. Гейнцена.
В 1842 г. Гейнцен сотрудничал в «Рейнской газете», придерживаясь либеральных воззрений и мечтая о прогрессе в рамках существующей законности. Затем, после запрещения прусским правительством его книги, он вынужден был эмигрировать. В феврале 1844 г. Гейнцен, обращаясь к Марксу как редактору «Deutsch-Französische Jahrbücher», убеждал его в том, что коммунистические воззрения «непрактичны» и следует придерживаться политической умеренности. «Будьте лишь практичны, – писал он, – и Вы сможете достичь большего, чем вся пресса, выпускаемая в Германии» (29; 322). Маркс, разумеется, не последовал этому совету.
Пока Гейнцен вел борьбу на почве легальности, он нападал на сторонников революции, когда же легальная борьба стала для него невозможной, он начал призывать к немедленному восстанию против существующих в Германии монархий[204]. Все социальные проблемы Гейнцен сводил к требованию замены монархии республикой. Именно монархов он объявил главными и по существу единственными виновниками всех бедствий и нищеты, приписывая им, как писал Энгельс, какое-то сверхъестественное могущество. Таким образом, Гейнцен крайне ограничивал задачи буржуазной революции, сводя их к борьбе против одного королевского деспотизма, а отнюдь не против экономических и политических основ феодального строя. Так, полемизируя с коммунистами, он писал: «Вы хотите сделать социальные вопросы главными вопросами нашего времени и не видите, что нет более важного социального вопроса, чем вопрос о монархии и республике» (см. 1, 4; 301).
Такого рода сужение революционной программы буржуазной демократии заключало в себе антидемократическую тенденцию, разоблачение которой было необходимо в интересах доведения до конца буржуазно-демократических преобразований. Отсюда понятно, почему Энгельс писал: «Г-ну Гейнцену никогда не удастся обратить против монархов ту ненависть, которую крестьянин-барщинник питает к помещику, рабочий – к своему работодателю. Но г-н Гейнцен действует, несомненно, в интересах помещиков и капиталистов, когда он вину за эксплуатацию народа этими двумя классами возлагает не на этих последних, а на монархов» (1, 4; 271).
Гейнцен стремился доказать, что коммунисты раскалывают единый фронт демократии в погоне за лаврами борцов против оппозиции, «уничтожая» таких «передовых» деятелей, как братья Бауэры, Руге и… Гейнцен[205]. Свой конфликт с коммунистами он называл «бессмысленным расколом, который коммунисты вызвали в лагере немецких радикалов», обвиняя Маркса и Энгельса в том, что они обращаются «не к людям, а лишь к „классам“ и натравливают людей разных „ремесел“ друг на друга» (см. 1, 4; 277, 310). Пытаясь дискредитировать коммунистов, Гейнцен утверждал, что классовая точка зрения, которую проповедуют Маркс и его сторонники, ведет к нравственной разнузданности и оправдывает любое насилие. В этих заявлениях Гейнцена нетрудно увидеть одно из первых проявлений социальной демагогии антикоммунизма.
Гейнцен, как и другие буржуазные радикалы, объявлял коммунистов противниками демократии. Отметая эти клеветнические утверждения, Энгельс разъяснял, что «коммунисты должны и хотят действовать совместно с немецкими радикалами. Но они оставляют за собой право выступать против всякого публициста, который компрометирует всю партию в целом» (1, 4; 284). Маркс и Энгельс критиковали не столько враждебные коммунизму воззрения Гейнцена, сколько его крайне ограниченную буржуазно-демократическую программу. Коммунисты, писал Энгельс, «не за то нападают на Гейнцена, что он не коммунист, а за то, что он плохой публицист демократической партии. Они нападают на него не как коммунисты, а как демократы… Если бы даже в мире не было никаких коммунистов, то против Гейнцена должны были бы выступить демократы…
Коммунисты при современных условиях не только совершенно далеки от того, чтобы начинать бесполезные споры с демократами, но скорее сами в данный момент выступают как демократы во всех практических партийных вопросах… Пока, следовательно, демократия еще не завоевана, до тех пор коммунисты и демократы борются рука об руку, и интересы демократов являются также интересами и коммунистов» (там же, 276).
