Мы согласны с Г.А. Багатурия, который пишет: «Понятие производственных отношений в „Немецкой идеологии“ по существу уже есть, есть уже и сам этот термин. Но форма отстает здесь от содержания. Это понятие кристаллизируется здесь в содержании таких терминов, как „гражданское общество“, „способ общения“, „форма общения“, „отношения общения“, „отношения собственности“ и, наконец, „производственные отношения“. Понятие это еще не определяется здесь достаточно точно, но в общих чертах оно уже складывается (следует учесть и различную степень зрелости разных частей рукописи)» (5; 141). Последующее развитие понятия производственных отношений предполагает, как об этом свидетельствуют труды Маркса и Энгельса, разграничение между этими основными, первоначальными отношениями людей в процессе производства и всеми иными общественными отношениями, которые формируются на этой основе.
Говоря о непосредственных, эмпирически очевидных предпосылках материалистического понимания истории, Маркс и Энгельс, как уже отмечалось выше, указывают на население. Дальнейший анализ приводит их к выводу, что эта непосредственная предпосылка в ходе исторического развития человечества становится все более зависимой от материального производства и обусловленной им структуры общества. Уже в «Deutsch-Französische Jahrbücher» Маркс и Энгельс разоблачали мальтузианство как антинаучную и реакционную теорию, извращающую действительные причины нищеты масс. В «Немецкой идеологии» делается шаг вперед в положительном решении проблемы народонаселения, рост которого ставится в зависимость от развития производительных сил и производственных отношений. Такая постановка вопроса, раскрывая единство природного и социального в человеке, указывает пути преодоления натуралистического подхода к проблеме народонаселения. С натуралистической точки зрения, которую в основном разделяет и антропологический материализм, природное и социальное противостоят друг другу: природное рассматривается как субстанциальное, пребывающее, социальное же – как изменяющееся, преходящее. Маркс и Энгельс, напротив, доказывают, что природное развивается в социальное, преобразуется социальным, поскольку в человеческой жизни оно зависит от социального.
Основоположники марксизма полностью преодолевают дуализм природного и социального, который в конечном итоге приводит к идеализму. Они разъясняют, что отношение человека к природе существует лишь внутри определенной общественной формы. Так, обожествление человеком природы обусловлено исторически определенными общественными отношениями. «Здесь, как и повсюду, тождество природы и человека обнаруживается также и в том, что ограниченное отношение людей к природе обусловливает их ограниченное отношение друг к другу, а их ограниченное отношение друг к другу – их ограниченное отношение к природе…» (1, 3; 29).
Социологический натурализм делает невозможным научную постановку проблемы специфических закономерностей общественной жизни: он признает лишь действие природных, в особенности биологических, закономерностей. Это ведет к фаталистическому представлению о неразрешимости противоречия между сознательной деятельностью людей и независимыми от нее законами природы. Если последние, как полагает социологический натурализм, действительно определяют облик общества, то сознательная деятельность людей ничего не может изменить. Если же допустить, что сознательная деятельность людей изменяет течение общественно-исторического процесса, то тем самым исключаются объективные закономерности. Или обстоятельства определяют жизнь людей, или люди определяют обстоятельства своей жизни – такова альтернатива, которую предлагает натуралистическая концепция истории. Ее сторонники не видят специфически материальной основы общественной жизни, качественного своеобразия социальных закономерностей, которые, будучи объективными, не существуют безотносительно к деятельности людей.
Маркс и Энгельс разъясняют, что люди в той же мере творят обстоятельства, в какой обстоятельства творят людей. И то и другое составляют единый диалектический процесс. Объективное как социальный факт есть результат деятельности многих поколений людей. «История есть не что иное, как последовательная смена отдельных поколений, каждое из которых использует материалы, капиталы, производительные силы, переданные ему всеми предшествующими поколениями; в силу этого данное поколение, с одной стороны, продолжает унаследованную деятельность при совершенно изменившихся условиях, а с другой – видоизменяет старые условия посредством совершенно измененной деятельности» (1, 3; 44 – 45)[192].
Еще Гегель говорил о том, что последствия сознательной и целесообразной деятельности людей не зависят от этой деятельности, т.е. представляют собой нечто объективное. Это положение, обосновываемое Гегелем с помощью спекулятивно-теологических рассуждений о «хитрости мирового разума», приобретает рациональный смысл лишь в свете исторического материализма. Научный анализ материального производства показывает, что оно, будучи сознательной и целесообразной деятельностью людей, составляет в своей исторически развивающейся целостности объективную, определяющую основу всей общественной жизни.
Понимать объективное в общественно-историческом процессе просто как природное – значит становиться на позиции натурализма, т.е. определенной разновидности идеалистического истолкования истории[193]. Социальное есть преобразованное человеческой деятельностью природное. Это значит, что человечество само создает материальные условия, определяющие его развитие, что, впрочем, не дает никакого основания для волюнтаристических выводов, ибо каждое поколение людей имеет дело с производительными силами, созданными предшествующими поколениями, и сообразуется с этим основным фактом.
Диалектика общественно-исторического процесса, раскрываемая в «Немецкой идеологии», полностью опровергает утверждения тех буржуазных исследователей, которые полагают, что Маркс и Энгельс, переходя от идеализма к материализму, отказались от диалектики. Это представление основывается на толковании диалектики как метода, принципиально неприменимого к материальной действительности[194]. Между тем Маркс и Энгельс не просто переходили от идеализма к материализму, они создавали философию, качественно отличающуюся от предшествующих материалистических учений. И анализ важнейших положений исторического материализма выявляет громадное значение материалистической диалектики в создании этого научного понимания истории.
Маркс и Энгельс разграничивают понятия естественноисторического социального процесса и стихийного общественного развития, рассматривая последнее как исторически преходящую форму существования общества, порожденную антагонистическими производственными отношениями, и в частности порабощающими трудящихся формами общественного разделения труда, в силу которого «духовная и материальная деятельность, наслаждение и труд, производство и потребление выпадают на долю различных индивидов» (1, 3; 31). Поэтому вместе с разделением труда в его развитой форме, которая, согласно Марксу, предполагает не только противоположность между физическим и умственным трудом, но и неравное распределение труда и его продуктов (см. там же), дано уже и социальное неравенство. Больше того, «разделение труда и частная собственность, это – тождественные выражения: в одном случае говорится по отношению к деятельности то же самое, что в другом – по отношению к продукту деятельности» (там же).
Конечно, отождествление разделения труда с частной собственностью говорит о недостаточной разработанности экономического учения Маркса и Энгельса в рассматриваемый период[195]. В той или иной форме общественное разделение труда необходимо и в обществе, основой которого служит общественная собственность на средства производства. Однако в «Немецкой идеологии» понятие разделения труда еще недостаточно отграничено от других общественных отношений и во многом совпадает с понятием антагонистической формы развития производительных сил. «Разделение труда, – пишут Маркс и Энгельс, – уже с самого начала заключает в себе разделение условий труда, орудий труда и материалов, тем самым и раздробление накопленного капитала между различными собственниками, а тем самым и расщепление между капиталом и трудом, а также различные формы самой собственности» (1, 3; 66). Такое расширительное понимание разделения труда было преодолено лишь в произведениях зрелого марксизма.
