— На всех написано одно и то же: Haffissis те fecit, что значит «Хафисис меня сделал», а дальше год изготовления.
— И как это доказывает твою невиновность, англичанин?
— А разве на одной из шпаг не стоит… — Его мысль лихорадочно работала и не напрасно. Он перевел взгляд с клинков на Донго, который с отсутствующим видом смотрел в пустоту. — Прости, вождь Окумба, но случился недосмотр. Здесь восемь клинков, а их было девять — тех, что твои люди отобрали у нас в лесу. Подозреваю, что девятый Донго намеренно куда-то спрятал.
Окумба нахмурил брови:
— Донго, это так?
Донго был в явном замешательстве.
Дальше события развивались с неимоверной быстротой. Одним гибким рывком Окумба был уже на ногах и, словно игрушку, держал Донго высоко над землей.
— Немедленно принеси девятый клинок. — В голосе вождя не было и тени напряжения, хотя Донго был молодцом не из хилых.
Энано шепнул:
— Уй-уи, а чернявый-то с передок пушки, как наш ястреб в рясе Амброзиус, Господь прибери его!
— Тс-с-с! — сквозь зубы прошипел Витус.
Но и Магистр удержался, чтобы не высказаться:
— Наш Коротышка прав, с Окумбой лучше дела не иметь. Надеюсь, ты знаешь, что делаешь!
Окумба между тем уже снова присел на полу подле своих судей и ждал возвращения Донго. Когда тот пару минут спустя вновь показался на пороге, вождь без лишних слов просто протянул руку. Донго чуть не бегом бросился, чтобы вложить в нее шпагу.
И пока Окумба рассматривал предмет, Витус невольно воскликнул:
— Слава Тебе, Господи! Это та шпага, что подарил мне Хаф. Теперь мы спасены.
Окумба не удостоил Витуса внимания, а поманил Мойсу:
— Прочти, что здесь написано. Здесь больше букв, чем на других, что они значат?
Мойса поднес клинок к свету и прочитал с некоторой заминкой:
— For ту good friend Vitus.
— «Моему дорогому другу Витусу», — задумчиво кивнул Окумба. — Это на английском. А дальше? Что там дальше?
— Обычная латынь: Hafissis те fecit anno Domini 1578.
У Витуса камень с души свалился:
— Так что видите, вождь, эта шпага — подарок мне. Думаете, он стал бы ковать оружие врагу?
Чернокожий исполин поджал губы. Потом повернулся к своим судьям. Он говорил, а они слушали. Потом живо жестикулировали. Вращали зрачками. Закатывали глаза. Пожимали плечами. И наконец закивали. Окумба откашлялся:
— Считай, что тебе повезло, англичанин. Решили, что ты сказал правду. Вы не мародеры-доны. — Он жестом велел Донго упаковать оружие. — Знай, что симарроны ненавидят испанцев больше, чем чуму. Хотя мы владеем их языком. Это язык, который объединяет всех наших собратьев. И именно поэтому я выучил его противные звуки в последние несколько месяцев. Мы охотимся на испанцев, а они охотятся на нас. Они убивают нас, а мы убиваем их, где только можем захватить. Потому что они похищают и привозят сюда наших черных братьев и сестер, лишают их свободы, достоинства и жизни. Они ставят под плеть мужчин и насилуют женщин. Но вы не из их числа, поэтому узнаете симарронов с другой стороны.
Вождь симарронов положил девятый клинок к ногам Витуса:
— Можешь забрать свою шпагу обратно и носить во все время пребывания здесь, как и твои друзья. Оружие при себе — знак свободного человека!
— Спасибо, вождь Окумба! — Витус поклонился. — Но есть еще кое-что. У меня был также мушкет, который отобрал Донго.
— Он вернет его тебе! — Яростный взгляд уперся в холодные глаза Донго. — А сейчас извини, меня ждут дела. Мойса, развяжи Витуса и его друзей и размести их достойно.
Когда друзья покидали большой дом, позади себя они услышали хрипловатый голос Окумбы:
— Донго, останься!
Около полудня на следующий день маленький ученый ворчал:
— Усердие нашего друга Мойсы достойно всяческих похвал, но вам не кажется, что он несколько перегибает палку? С самого ранья он таскает нас по деревне и окрестностям. Показал каждый клочок кукурузного поля, открыл все кладовые, рассказал, какую функцию выполняет частокол, заставил испить воды из колодцев, познакомил с бесчисленным количеством семейств — были там, конечно и симпатичные девушки, даже местоположение выгребных ям не оставил в тайне. Шагу не дает нам ступить самостоятельно. Английская гувернантка — ничто по сравнению с ним!
— Уи-уи, пристал, как репей к собачьему хвосту.
Витус посмотрел на Мойсу, который в двух шагах от них разговаривал с другим чернокожим.
— Любезный друг Мойса явно получил указание не спускать с нас глаз. Хоть Окумба и доверяет нам, но хочет быть в курсе всего, что мы делаем. Если ты не в состоянии дальше двигаться, скажи, сорняк!
Магистр возмущенно прищурился:
— Чтоб я так быстро сдался! Только вот солнце так немилосердно жарит, как будто хочет сжечь всех белых на этой земле.
— Ну и хорошо, что можешь.
— Кошка всегда падает на ноги. Вроде так гласит ваша английская пословица? Разве что мой желудок уже давно заявляет о себе. Надеюсь, что гостеприимство симарронов простирается так далеко, чтобы угостить нас парой кукурузных лепешек.
— Я тоже проголодался, — сообщил Хьюитт.
Мойса закончил разговор и вернулся к друзьям:
— Это был Канго. Я хотел вас с ним познакомить, но он попросил не делать этого.
— Да что ты? Его так напугал наш вид? Он решил, что мы его покусаем? — съязвил маленький ученый.
Мойса засмеялся:
— Нет, что ты! Просто сегодня вечером Канго будет проходить испытание на звание воина. И только это у него сейчас в голове. Но пойдемте в дом Окумбы, обед, думаю, уже готов. Или вы хотите пройтись дальше по деревне?
— Ради Бога! — в сердцах возопил маленький ученый.
Мойса понимающе кивнул:
— Да, христианский Бог любит, чтобы ему молились в обед перед вкушением пищи.
В доме Окумбы они имели счастье лицезреть вождя в окружении избранных воинов, которые сидели на полу со скрещенными ногами. Перед ними на банановых листах были разложены всевозможные кушанья, которые выглядели малопривлекательно. Единственное, что друзья смогли распознать, — желтые кукурузные лепешки.
Окумба сделал приглашающий жест:
— Присаживайтесь к нам и угощайтесь. Обычно мы не принимаем пищу в это время, но сегодня особый день. Вечером состоится испытание на мужество наших подросших юношей.
Друзья неуверенно сели.
— Мы уже слышали об этом. А что это за испытание?
— Потерпите. Пусть для вас это будет сюрпризом. Я решил, что вы можете на нем присутствовать.
Вождь протянул Витусу кусочек мяса с палец длиной и такой же толщины. Его волнистая поверхность была зажарена до румяной корочки. Витус спросил, поднося мясо ко рту:
— А что это такое? Пахнет восхитительно.
— Личинка. В этих местах они пожирают стволы и корни деревьев. В сыром виде они белесые и очень жирные. Их трудно собирать, как говорят наши женщины, но оно того стоит. Зажаренные они превосходны на вкус.
Витус едва не выронил сомнительный деликатес. Магистр выкрутился из неловкой ситуации:
— Прости, вождь Окумба, но христианский Бог запрещает начинать трапезу с мяса.
Он разломил и подал Витусу и остальным кукурузную лепешку, жадно откусил сам, а потом впился зубами в личинку. Коротышка последовал его примеру.
— Уй-уи, господин начальник черного воинства, а червячок на язычок кучеряво!
— Ваш Бог — плохой бог, — с тонкой улыбкой сказал Окумба. — И не только потому, что требует бессмысленных вещей вроде запрета начинать еду с мяса. Он еще и очень забывчив, как мне кажется. Сегодня он говорит, что все люди равны, завтра поощряет белых порабощать черных, а послезавтра снова возвещает, что все равны. Словно ничего не произошло. Я бы на вашем месте нашел себе других богов. Наших например. По крайней мере, мы знаем, чего они от нас хотят.
— Извини, — Магистр поспешно проглотил свой кусок, но наш Бог и вправду хочет, чтобы все люди были равны. Однако многие из тех, кто клянутся Его именем, не хотят этого. Они толкуют волю Господню на свой лад и обращают ее к собственной выгоде.