Не медля ни секунды, Бентри начал заряжать оружие, прихватив изрядную щепоть пороха и зажигательной смеси. Затолкав порох в ствол, он утрамбовал его шомполом. Затем вложил пулю, которая, как он тут же убедился, не вполне подходила по калибру.

Бентри с усилием засунул ее, не слишком придавая этому значения. Не задумался даже тогда, когда она застряла посередине дула. Он протолкнул ее, пару раз вдарив как следует шомполом. В конце концов пуля встала на место перед зарядом пороха, готовая вылететь в момент выстрела. Скоро она вылетит и проделает такую миленькую, чистенькую дырочку во лбу этого много о себе мнящего кирургика.

Бентри положил наизготовку оба гарпуна. Он предусмотрел, что выстрел поднимет других мужиков в средней части шлюпки — обстоятельство, которое было ему очень на руку, потому что тогда их можно будет вернее поразить гарпунами. Бентри внезапно вспомнил об одном малом, с которым однажды, много лет назад, познакомился в Гаване. Телом тот парень напоминал африканский калебас[28]. Парень выставлял в своем доме множество вещиц для ротозеев и среди прочего хлама бабочек, размах крыльев которых был с ладонь рослого мужчины. Бабочки были наколоты на толстые булавки, которые пронзали их. Вот так и он пронзит воображалу кирургика!

Бентри бросил взгляд вперед. Все лизоблюды, включая и самого кирургика, дрыхли, только на носу Феба копошилась вокруг жаровни. Да ладно, черт с ней, она ему не помеха! Он взял мушкет наизготовку и снова положил его. Внезапно ему вспомнилось, как эта девка не так давно поддала Фрегглзу — удар, который стал началом конца чокнутого придурка. Нет уж, с ним такого не случится!

Бентри покосился на Хьюитта, который вел судно, сидя наискосок от него. Будет лучше, если этот желторотый исчезнет. И он уже знал, как это сделать.

— Эй, Хьюитт…

— Что, Бентри?

— Ты чего разорался? Разбудишь остальных!

Хьюитт, который мурлыкал себе под нос, чтобы не заснуть, удивился неожиданной заботе компаньона.

— О, прости, чуток забылся.

— Да ладно, не бери в голову. Закрепи румпель и шкот и можешь соснуть. Я послежу.

— Спасибо, Бентри.

Хьюитт и впрямь обрадовался, потому что не спал уже несколько дней, сидя, как на привязи, справа от румпеля и удерживая его левой, здоровой, рукой. Он уже был полностью измочален и мечтал хоть о минутке сна. Все последние дни поведение Бентри удивляло его: если человек в состоянии много часов чинить мушкет, значит, мог бы немного и поуправлять парусом. Но высказать это вслух Хьюитт не решался.

— А почему сам не возьмешь румпель, Бентри? Было бы надежнее!

— Заткнись и делай, что тебе говорят!

— Да ладно, ладно. Я ж только спросил. — Миролюбивый Хьюитт пожал плечами и принялся делать, что было велено. Когда он снова повернулся к Бентри, его разум отказался поверить тому, что увидели глаза. Зрачки паренька расширились, а рот открылся для крика. Но крикнуть он не успел: удар приклада сразил его. Издав сдавленный, приглушенный звук, Хьюитт, как куль с мукой, свалился на рыбину шлюпки.

Бентри ухмыльнулся:

— Спи спокойно, птенец желторотый, и лучше вечным сном, потому что, если ты будешь еще жив, когда я управлюсь, придется распороть тебе ножичком брюхо. А это куда больнее!

Он откинул крышку полки, взвел курок и положил палец на спусковой крючок. Потом приложил мушкет к щеке и точно навел его на цель.

— Так вот для чего ты чинил мушкет, — сказала Цель.

— Что? Как? — Ствол дрогнул в его руках. На мгновение он потерял контроль над собой.

— Значит, за этим ты чинил ружье, — повторил Витус, приподнимаясь. Его голос звучал уверенно и спокойно. Никто не смог бы сказать, что его обуял страх, жуткий, смертельный страх.

Бентри снова взметнул приклад к щеке. Он уже взял себя в руки.

— Да, именно за этим чинил я ружье, — передразнил он кирургика. — За этим, твоя высокоблагородная задница! — Его голос срывался.

Оскорбление хлестнуло Витуса, как плетью. Ну, нет, именно сейчас он должен оставаться спокойным и казаться уверенным в себе.

— И что же я тебе сделал, что ты хочешь меня убить?

— Да, это любопытный вопрос. Что же такого он тебе сделал? — Это был дребезжащий голос Магистра, который тоже поднялся. Несмотря на яркий свет фонаря, он не мог ничего разглядеть…

Повсюду в шлюпке все завозилось, забеспокоилось. Бентри занервничал.

— Ты совсем сбрендил, Бентри? — донеслось с буга. — Не валяй дурака, малыш, слышишь? Не вреди себе! И нам не вреди. Не будь глупышом, опусти эту штуку, слышишь?! — В этом голосе звучали суровые материнские нотки.

— Уи, фраер, отведи пыхтелку и выцвети!

— Не убий, говорит Отец наш Небесный, и кто ты такой, сын мой, чтобы пренебрегать законами Отца нашего? Моли о пощаде перед лицом Всевышнего и повторяй за мной: Pater noster qui es in coelis…[29]

— Захлопни пасть, лицемерный святоша!

Бентри трясло. Сейчас он был готов претерпеть многое, только не проповеди этого паписта. Его прекрасный план, построенный на эффекте внезапности, разваливался на глазах. А этого не должно было случиться!

Не дурнее же он спятившего Фрегглза! Он сделает это, добьется своего!

Его глаза бегали от одного к другому. Вон Магистр уже карабкается на банку, за ним, пыхтя, — карлик и монах. Откуда у них взялись силы? Только что валялись немощными и беспомощными, обреченными на смерть, и вдруг поднялись! Страх смерти придал им сил, что ли?

Да плевать на них! Ему надо действовать — быстро и не раздумывая!

Бентри собрался было снова прицелиться, как вдруг проклятый кирургик оказался подле него и уже отводил дуло мушкета в сторону. Бентри на мгновение потерял равновесие, его левая, большая и волосатая, лапища коснулась горла противника. Рефлекторно она сжала его… и почти нежно, почти ласково, почти бережно начала душить.

Витус хрипел и боролся, изо всех сил вцепившись в мушкет и пытаясь отвести его дуло в сторону.

Дьявольский хохот разразился в душе Бентри. «Давай, держись за мушкет, держись крепче, — пронеслось в его мозгу. — Я тоже буду держать. А то, что сделает моя левая, увидишь сам!» Он усилил хватку и с сатанинским наслаждением наблюдал, как у кирургика глаза вылезают из орбит. Сейчас, сейчас это ничтожество задохнется… Плевать, что ему на помощь подскочил Магистр и остервенело хватается за пальцы левой руки Бентри!

Витус отчаянно сопротивлялся.

«Подожди, надутый шарлатан! Сейчас ты у меня…» — Бентри держал Витуса на расстоянии вытянутой руки от себя и душил, не обращая внимания на скакавшего вокруг Магистра. Его правая с непреодолимой силой вращалась, а потому как в ней все еще был зажат мушкет, и тот вращался вместе с ней и снова угрожал Витусу. Вот уже палец этой руки нащупал спусковой крючок, все! Конец тебе, кирургик!

Но тут произошло неожиданное. Витус попросту выпустил мушкет.

Тот спружинил в голову нападавшего, рука его рефлекторно нажала спусковой крючок — Бентри ничего не мог поделать.

С оглушительным грохотом замок разлетелся на тысячу мелких кусков. Они взметнулись, как тысяча свирепых шершней, ярких, яростных, с острыми жалами, и обрушились на Бентри, безжалостно жаля его. В мгновение ока они содрали кожу с его лица, снесли скулу, челюсть и выбили глаза.

Скажи честно, отец, ты ведь не знаешь, как на латыни «медуза»? Ведь не знаешь?