Витус вдыхал аромат ее тела, такой же пьянящий, как когда-то на «Фениксе»; касался ее нежной кожи и представить себе не мог, что еще недавно она была поражена тяжелым заболеванием.

— А ты не можешь рассказать мне подробнее, любимая, когда и как ты ощутила первые признаки болезни? — В нем снова проснулся врач.

— Ну… думаю, это случилось после того, как я услышала, что у испанцев заключенные подчас проводят в застенках весь остаток жизни просто потому, что чиновничьи службы забывают о них. Конечно, я испугалась. Но еще сильнее был страх никогда больше не увидеть тебя… — Она склонилась над Витусом и поцеловала ямочку у него на подбородке. — Это было, наверное, на третий или четвертый день… Хотя там никогда не знаешь, день или ночь — все время темно…

— Бедняжка! — Его сердце сжалось от сострадания и любви. — Иди ко мне! — он крепко прижал Арлетту к себе.

— По крайней мере, я вдруг проснулась с этой страшной болью на лице. Я ощупала себя. Под моими пальцами были водянистые пузыри и мокнущие ранки. Я ужаснулась.

Витус погладил ее по бархатистой, как персик, щеке:

— Как хорошо, что старая Мароу смогла помочь тебе!

— Да, Мароу — мудрая женщина. Храни ее Господь!

— В своем роде и Ахилл был мудр. Он любил людей, хотя они причинили ему много зла. И помогал каждому, кому только мог. Я горжусь, что был близок с ним.

Арлетта помолчала, а потом неожиданно сказала:

— Да, близость — странная штука! Мы не виделись с тобой два года, и тем не менее у меня такое чувство, что ты стал мне намного ближе, чем тогда. Как будто ты — это я, как будто мы одно целое. Может, оттого, что ты все время был во мне…

— А ты во мне.

Они умолкли. Все было сказано. Но их руки продолжали ласкать. Оба чувствовали, как жаждут друг друга. Господь всемогущий свел их друг с другом, как свел однажды Адама и Еву. И не было ничего предосудительного, ничего порочного в том, чтобы любить, смотреть, заново открывать друг друга.

— Как ты прекрасна! — простонал Витус осипшим голосом. — Как прекрасна! Я знал это еще в «L’Escargot». Я всегда это знал!

Он провел пальцем по ее соскам, и это было так остро, что Арлетту бросило в дрожь.

— Ты тоже прекрасен! Все в тебе прекрасно! — Она ласково погладила его. — И твой… ну ты знаешь… прекрасен. А отверстие на его конце похоже на маленький ротик.

— На маленький ротик? — Витус тихонько засмеялся.

— На маленький ротик, когда смотришь на него со стороны.

И большой рот устремился навстречу малому…

— Пришло время расставаться, — обратился Витус к Педро, который только что вернулся с «Бойстерес», куда доставлял их багаж. — Спасибо тебе за все. Вот, возьми, это твое вознаграждение.

Маленький возница принял монету, внимательно рассмотрел ее и чуть не упал в обморок — она была из чистого золота.

— Это слишком много, сеньор! Слишком!

— Нет, не много. Ты был для нас не только лихим возницей, но и добрым вестником. Без тебя мы, может быть, никогда бы не встретились с леди Арлеттой.

— Ну раз так… — Педро сунул монету в карман, не преминув до того попробовать ее на зуб. — У меня для вас тоже кое-что есть! — Он повернулся к своей повозке и вынул из-под облучка сверток. — Вот!

Это был камзол Ахилла: по голубому полю рассыпались золотые звезды и переливались всеми цветами радуги каменья, словно гермафродит посылал свой прощальный привет. Витус растерянно принял неожиданный под арок:

— Спасибо, Педро, спасибо! А ты уверен, что хочешь его отдать?

И хотя вопрос был излишним, Педро, улыбнувшись, ответил:

— Да, хочу. Да!

Это случилось той ночью в «L’Escargot».

Маленькими шажками, почти так же ловко, как бывалый матрос, Арлетта устремилась к своей каюте. Была поздняя ночь, и только тусклый фонарь на корме давал немного света. Она открыла дверь, грациозным движением подобрала свои широкие юбки и проскользнула в нее.

В этот вечер на ней было платье ярко-розового цвета с длинными рукавами-буфф и туго затянутым корсажем. К наряду только золотая цепочка с коралловым крестиком на груди и на среднем пальце кольцо с гранатом. Эти украшения еще больше подчеркивали белизну ее кожи.

— Иди, любимый, уже поздно.

— Витус шагнул вслед за ней через порог.

Сегодня они были гостями капитана Кулиджа, который пригласил их к своему столу по поводу предстоящего окончания путешествия. Еда была не особенно вкусной, что было неудивительно, поскольку позади осталось более семидесяти дней пути, а за такой срок даже самые обильные запасы иссякают и приходит время скудного рациона.

— Ты восхитительна! Я весь вечер не мог на тебя наглядеться.

Арлетта засмеялась и положила пальчик на его ямочку на подбородке:

— Я заметила. И не только я. И Магистр, и все остальные.

— Боже! Я так пялился на тебя?

Она поцеловала его:

— Да. И мне это понравилось. Гораздо больше, чем солонина Кулиджа. Я не могла проглотить ни кусочка. Мне кажется, мясо даже с душком.

— А я и не заметил, — Витус присел на ее койку.

— Верю. У вас, мужчин, носы вообще грубее женских.

— Можно я посмотрю, как ты будешь раздеваться?

— Разве ты не видел?

Она снова поцеловала его и принялась за нелегкий труд. Витус не уставал каждый раз удивляться, сколько же надо расстегивать многочисленных крючочков, развязывать бесчисленных шнурочков и ленточек, чтобы постепенно обнажалось тело. И, как всегда, это возбуждало его.

Арлетта с наслаждением вздохнула, когда освободилась от корсажа:

— В нем невозможно ни как следует поесть, ни посмеяться от души. Ну да ладно, сегодня у меня не было повода ни для того ни для другого. Ты видел, как важно Кулидж подносит каждый кусочек ко рту? — она передразнила капитана. — А потом один застрял у него в бороде, и никто не посмел ему сказать. Я чуть было не прыснула со смеху. — Она убрала корсет в сундук.

Витус засмеялся:

— Да, Кулидж выглядел комично. Чем больше он напускает на себя важности, тем смешнее становится.

Арлетта согласно кивнула:

— Я уже больше не могу выносить его чопорность. Он сказал, что по левому борту уже появился Скилли, так что путешествие близится к концу. Жаль только, что «Бойстерес» заходит не в Портсмут, а в Плимут. Оттуда до Гринвейлского замка еще три или четыре дня трястись в экипаже.

— Мы можем в Плимуте нанять каботажный парусник прямо до Уортинга. Оттуда до дома рукой подать.

— Упаси Боже! После двух месяцев в открытом море снова по воде? Я так соскучилась по твердой земле под ногами! Доброй земле Англии.

Арлетта продолжала раздеваться:

— Самое утомительное в этой процедуре — этот каркас из китового уса! — она вылезла из объемной конструкции, которую знатные дамы обязаны были носить под юбками каждый день. — Бог мне свидетель, я нисколько не скучаю по своему черному покрывалу, ведь под него не надо было надевать это.

Она отставила каркас в дальний угол каюты и повернулась к Витусу, стоя теперь в одних шитых кружевами льняных панталончиках.

Его возбуждение становилось все сильнее.

— Так происходит каждый раз, когда ты передо мной раздеваешься, — сказал он, — хоть я видел это уже столько раз. Тебе не кажется, что мы уже похожи на супружескую чету?

— Да, любимый.

Она подошла к нему. Ее глаза засияли, когда он коснулся ее груди.

— Как вернемся домой, сразу поженимся.

— Да, любимый, — снова сказала она и присела рядом. — Нам придется это сделать как можно скорее. Правда, придется.

Витус посмотрел ей в глаза, потому что нечто в ее тоне заставило его насторожиться:

— Как странно ты это сказала. С тобой что-то не так?

— О нет! — Улыбка, которую он так любил, снова осветила ее лицо. — Дело в том, что я уже недолго смогу носить такие корсажи.

— Да? Очень жаль, — он начал целовать ее соски. — Но мне все равно, я буду тебя всегда любить, даже если с сегодняшнего дня ты начнешь разгуливать в джутовом мешке.