— А как она называется? Она излечима?

Луизе вдруг отказало самообладание — она заломила руки, глаза наполнились слезами, — но всего лишь на мгновение. Минутная слабость прошла, и она снова распрямилась, глаза высохли. Мароу тут же ухватила, что перед ней человек, способный на борьбу. Это хорошо.

Она не спешила с ответом. Внимательно осмотрела каждую гроздь высыпаний, обнюхала отдельные пузырьки, потрогала мокнущие выделения, рассмотрела подсохшие кое-где корочки, ощупала лимфатические узлы за ушами. Медленно, очень медленно, обдумывая каждое слово, целительница сказала:

— Тысячи роз цветут на белом свете, где только Господь всемогущий повелел чему-то произрастать. И из всех них Он наградил тебя самой безобразной. Это ползучая роза, дитя мое.

— Ползучая роза? — Луиза попыталась улыбнуться.

— Да, другими словами, опоясывающий лишай.

Девушка задумалась.

— О такой болезни я слышала, но не знала, что она может появиться на лице.

Мароу вздохнула:

— Ползучая роза коварна, дитя мое. И может появиться где угодно на теле.

— А ты сможешь меня вылечить?

— Только с твоей помощью.

Луиза бросилась перед целительницей на колени и схватила ее руку:

— Я буду делать все, что ты скажешь, все! Скажи, что я должна сделать?

— Хорошо. Для начала расскажи мне историю твоей болезни. Когда она появилась впервые? При каких обстоятельствах? И что ты предпринимала против нее.

Девушка немного помолчала и, запинаясь, начала:

— Ну… в первый раз она проявилась во время моего бегства… Ах, откуда, к делу не относится! Да… во время моего бегства…

— И все-таки где это было?

— Э-э… на одном острове… а потом на море. Я хотела по морю добраться до Гаваны, чтобы сесть на корабль, отплывающий на мою родину.

— В Англию, не так ли?

— Да. А откуда ты знаешь?

Мароу промолчала. Ее взгляд упал на костюм для верховой езды, в который была облачена девушка. Кожа изысканного одеяния потерлась и выцвела, но внимательный глаз мог подметить, что она тончайшей выделки и хорошего пошива, — дорогой костюм. А если вглядеться пристальнее, то на левой груди можно еще различить поблекший герб.

— Ты англичанка и из аристократической семьи, так ведь?

— Ну, я…

— Послушай, дитя мое, — жарко заговорила целительница. — Только что ты мне сказала, что сделаешь все, чтобы вылечиться, что сделаешь все, чтобы помочь мне тебя вылечить, а теперь не хочешь ответить даже на самые простые вопросы. Замкнулась, как устрица. Если ты не расскажешь мне откровенно о твоей жизни, я ничего не смогу для тебя сделать. Ничего! — Она взяла огромный глиняный кувшин и плеснула себе полную кружку воды.

— Я… мне… мне так стыдно, — прошептала Луиза. — Я наделала столько ошибок! Я все испортила. Все! И больше никогда не буду счастлива! Даже если мы одолеем мою болезнь…

— Как его имя? — коротко спросила Мароу.

— Этого я не могу сказать!.. Что, надо, да? Ладно, расскажу тебе все, что и как случилось.

Мароу поднесла кружку ко рту:

— Слушаю.

День уже клонился к вечеру, когда Луиза окончила свой рассказ. За это время ей не раз приходилось справляться со слезами, и каждый раз успешно.

Мароу погладила посетительницу, которая больше не была незнакомкой, по роскошным золотисто-медового цвета волосам.

— Я многое увидела, пока ты рассказывала, и теперь знаю все.

Что конкретно она знает, целительница не стала открывать девушке. Знала она больше, чем услышала. Сила конкретных имен и положение звезд позволили ей прозреть будущее. Она видела его так же ясно, как и картины развернувшегося перед ее взором прошлого. И было там не только хорошее.

— Я знаю, что вы найдете друг друга, — лаконично сказала она.

— Боже всемилостивый! Это правда? — Девушка от радости хлопнула в ладоши. — Когда? Где? Скажи!

— Тебе придется еще потерпеть, дитя мое. Месяц, может, два, но не больше трех.

— Слава Тебе, Господи! А где? Ради всего святого!

— Как называется это место, я не могу тебе сказать. И не потому, что не хочу. Я вижу только лица и материю. Вижу воду, дерево, металл. Ты поднимаешься наверх… оступаешься… да, оступаешься, но не падаешь… Вот в этот момент вы друг друга и найдете.

Девушка закрыла глаза, лицо ее светилось. Мароу показалось, что в ее хижину вошло солнце. Не оборачиваясь, она протянула руку за спину, пошарила на полке и достала стеклянный сосуд с белым порошком.

— Возьми это. Пахнет он не слишком приятно, но уймет твою боль. И применяй этот порошок до тех пор, пока твоя роза не засохнет.

— Спасибо, Мароу, спасибо! — Девушка приняла сосуд и в порыве благодарности хотела поцеловать целительницу, но, прежде чем ее губы коснулись морщинистого лица, она опомнилась и отшатнулась.

— Спокойно можешь поцеловать меня, дитя мое. Твоя роза на меня не перекинется. Скажи, ты веришь в то, что она исчезнет?

— Да, как в саму себя!

— Тогда через три дня твоя кожа будет как персик.

Это пока не точно, но возможно, что сегодня к ночи поступит новая партия товара. От одного пи… капитана. Могу ли я еще раз рассчитывать на ваши услуги, доктор?

В южной части порта, там, где пристань далеко выдается в Бахиа-де-ла-Абана, у Мишеля Сансера, торговца невольниками, имелось собственное владение. Это был чудный дом, большой, выстроенный из тесаного камня и побеленный известью, с арочными окнами и тремя узкими балкончиками, увитыми цветами.

Сансер обзавелся этой собственностью много лет назад и не ради представительности, а из соображений практичности — земельный участок располагался поблизости от мола, куда приставало большинство невольничьих кораблей из Гвинеи. Сансеру было начхать на красоту цвета, линий и архитектурных форм, и еще меньше его привлекали красоты природы. Он имел вкус только к прекрасным эбеново-черным фигурам — рабам, за которых давали хорошую цену. Сансер питал страсть только к звонким монетам. А его любимым занятием было педантично вносить пополнение в гроссбух.

Вот как сейчас.

Он сидел в своей конторе за массивным, инкрустированным слоновой костью резным столом и подбивал итог за прошедший месяц. Итог, тщательно выведенный на бумаге пером и чернилами, выглядел внушительно. Он снова стал богаче на несколько испанских золотых дублонов, и не в последнюю очередь оттого, что избегал ненужных трат. Однако была еще пара расходных статей, куда ухали его денежки. И одна из них — месячное жалованье надсмотрщика Маноло. Парень обходился ему дороже, чем того стоил. Сансер вздохнул. Хороших работников в Гаване найти еще труднее, чем хороших рабов. Правда, на Маноло можно было положиться: еще ни один черномазый от него не сбежал. К тому же за это жалованье он еще и вполне сносно готовил. Но расходы, расходы!..

Сансер решил подыскать на его место другого работника. И, дьявол его раздери, он будет не он, если ему не удастся найти дурака, который за меньшую плату выполнял бы ту же работу! Ему в голову пришла идея. Надо будет спросить гостя, который известил его о сегодняшнем вечернем визите, не найдется ли среди его людей кого-то, кто мог бы занять место Маноло. Гостем был один капитан — пират и поставщик невольников. Ходила молва, что с ним лучше за один стол не садиться, особенно если речь шла о сделке. Но Сансеру пока удавалось договориться с любым, к тому же этому типу он пару раз помог обвести вокруг пальца гаванские власти. Рука руку моет, как говорится. Прикинув еще раз, он пришел к выводу, что капитан должен ему помочь.

Сансер опять углубился в свою конторскую книгу и с удовлетворением отметил, что баланс положительный, более того, статья доходов значительно перекрывает убытки. Да, он свое дело знал туго! По большей части Сансер с первого взгляда умел определить, послушен черномазый или, наоборот, склонен к неповиновению. Но подчас и ему приходилось ошибаться, и товар оказывался болезненнее, чем на вид. На такой случай с недавнего времени он и обзавелся фельдшером. Парень называл себя Витус из Камподиоса и был не от мира сего. Сансер поначалу ушам своим не поверил, но этот фельдшер — да что там, дипломированный корабельный хирург! — по доброй воле согласился выполнить свою работу бесплатно, всего за парочку сплетен. Он, видите ли, желал узнать, где пребывает некая Арлетта, и, хотя Сансер понятия не имел и на этот раз честно признался, ради исключения, фельдшер тем не менее пообещал выполнить свою работу. Точно, с попугайчиками в башке!