Наконец назойливое насекомое соблаговолило покинуть высокий лоб маленького ученого и, жужжа, поднялось в воздух.
— Deo gratias![43] Бестия отвязалась. Вот была бы потеха — умереть от гнусова укуса!
— Может быть, это еще не самая страшная смерть, — мрачно заметил Витус, сверля глазами землю. — Кто знает, что с нами сделает Окумба.
В этот момент полог большого дома откинулся и вышел Мойса. Он махнул рукой и что-то прокричал страже. Друзья не поняли ни слова, но долго гадать не пришлось: их грубо спихнули со ствола и погнали прямо к этому дому.
Попав внутрь, они поначалу ничего не могли рассмотреть. Полумрак помещения освещали лишь несколько керосиновых ламп. Только когда глаза постепенно привыкли к сумраку, они увидели группу чернокожих мужчин, полукругом сидящих на корточках на полу. Мойса прижал палец к губам и дал знак пленникам, чтобы они оставались стоять у входа.
Шло время, а чернокожие все отчаянно спорили. Они ничуть не отличались от тех, кто напал на Витуса и его друзей, разве что не имели при себе оружия. Все как на подбор были крепкими, хорошо сложенными мужчинами с буйным темпераментом. Некоторые были уже в возрасте, о чем свидетельствовала седина в густых курчавых волосах, другие — совсем молодыми. Большинство курили свернутые трубочкой табачные листы, которые здесь называли сигарами. От них исходили густые клубы едкого дыма, и воздух в помещении был густо напоен ими. Наконец они вроде бы пришли к согласию, потому что все, кроме троих, резво вскочили и покинули собрание.
Остался чернокожий геркулесова сложения, который сидел в центре. Как знак особого положения, на его плечи была накинута шкура оцелота, а на шее висело массивное ожерелье из крокодильих зубов. Справа и слева от него сидели двое пожилых мужчин, глядевших недоброжелательно. Великан смерил друзей внимательным взглядом. Ни одна черточка на его эбеново-черном лице не дрогнула, только в сумрачном освещении блестели белки глаз.
— Я Окумба, — наконец сказал он глубоким хрипловатым голосом. — А рядом со мной члены моего суда. Наш совет должен принять очень важное решение, поэтому вам придется ждать. — Окумба говорил на испанском с сильным африканским акцентом, тщательно и медленно подбирая слова, но очень неплохо. — Тем, что вы еще живы, вы обязаны Мойсе, который не верит в то, что вы ограбили и убили моего друга Хафисиса. — Великан указал рукой на Мойсу, который вместе с Донго остался, чтобы стеречь пленников. — Донго другого мнения. Он уверен, что вы мародерствующие испанцы, жадные до золота и серебра. Кроме того, место, где он вас повстречал, всего в нескольких милях от Королевского пути.
Друзья недоуменно переглянулись.
— Хотите сказать, что вам это не известно? Королевский путь — это горная тропа, которая ведет от Панамы в Номбре-де-Диос. По ней испанцы из года в год переправляют несчетное количество награбленных сокровищ. А там грузят их на корабли и армадой перевозят по морю. Ну, посмотрим, кто прав, — Мойса или Донго. От этого будет зависеть ваша жизнь.
Донго зашипел пленникам:
— На колени, падать на колени!
Витус выступил вперед и вежливо склонил голову, потом выпрямился и, глядя вождю прямо в глаза, начал:
— Я англичанин, вождь Окумба, а англичане не имеют обыкновения падать ниц ни перед кем, кроме нашей королевы Елизаветы.
Окумба некоторое время пристально смотрел на него, а потом, к удивлению Витуса, заговорил на его родном языке:
— Ты гордец, англичанин. Я понимаю тебя. Симарроны уже встречались с гордым англичанином. Его имя — капитан Дрейк. Он и вождь Ктико действовали вместе при нападении на Номбре-де-Диос. Это было в 1572 году.
Витус украдкой вздохнул с облегчением. Может быть, их дела не так уж и плохи.
— Меня зовут Витус, — он посчитал разумным опустить «из Камподиоса»: это имя прозвучало бы не по-английски. — Молодого человека рядом со мной зовут Хьюитт, он тоже англичанин. Мой друг Рамиро Гарсия — испанец и магистр юриспруденции, то есть все что угодно, только не мародерствующий разбойник. Это же касается и Энано, карлика родом из Германии. Мы все потерпели кораблекрушение, вождь. Девятого марта нынешнего года наше судно прибило к этим берегам. Кузнец Хафисис, от которого мы должны передать вам приветы, нашел нас полуживыми и спас. Он поднял нас на ноги и попросил, когда мы собрались продолжать наш путь, переправить вам эти клинки. Он сказал, что должен соблюсти договоренные сроки.
Окумба повернулся к членам своего суда и скороговоркой что-то сказал им. Потом кивнул и перешел на испанский:
— То, что ты сказал про сроки, совпадает, но это еще не доказывает вашу невиновность. Вы могли, тем не менее, ограбить и убить старика.
— Совсем наоборот, мы помогли ему.
Витус рассказал о том, как Хаф получил перелом ноги, ремонтируя колокол, и как они лечили и ухаживали за больным.
— Хаф кое-что поведал нам о литье колоколов и открыл, что тот экземпляр, который у него, принадлежит вам.
— И это соответствует. Чтобы его привезти, нам понадобилась упряжка волов и пятнадцать человек. Перевозка заняла три дня. Хаф сможет закончить работу?
— К сожалению, в ближайшее время нет. Сначала надо вылечить его ногу. Молодая женщина по имени Феба, которая вместе с нами спаслась после кораблекрушения, осталась с Хафом, чтобы о нем заботиться.
Окумба едва приметно кивнул:
— Колокол очень важен для нас. Он ломает молнии и отгоняет громы, поэтому поможет нам против вражьих мушкетов.
Витус с удивлением посмотрел на него:
— Вы прочитали надпись? Вы владеете латынью, вождь?
— Мойса знает латынь. Он два года жил в семье испанского серебряных дел мастера в Картахене. А время невольничьего бремени использовал, чтобы учиться. Теперь он так же свободен, как и все мы. А его познания в языках — хорошее оружие в борьбе с белыми, которые держат нас за глупую скотину.
Витус промолчал.
— Меня бы очень обрадовало, если вы говорите правду, что помогли нашему другу Хафу. Но и это может оказаться выдумкой от начала до конца. Пока что я не вижу доказательств вашей невиновности.
Витусу пришла в голову мысль:
— Те мечи и шпаги, что были предназначены вам, вы их уже осмотрели, вождь?
Окумба покачал головой:
— Нет, зачем?
— Доказательство должно быть на клинке!
— На клинке? — Окумба жестом подозвал к себе Донго, который охранял тюк Хьюитта. — Хорошо, посмотрим. Разложи оружие передо мной на полу!
Донго подошел со свертком, обстоятельно развязал каждый узел, а потом одним ударом рассек шкуру. Окумба и члены его суда едва не отпрянули назад, так ослепил им глаза блеск металла. Вождь прикрыл веки, разглядывая кованые шедевры, лежащие перед ним. Он нерешительно взял в свои могучие руки тяжелый меч, взмахнул им в воздухе, пощупал пальцем острое лезвие, изучил узор дамасской стали, потом передал его своим людям и взял следующий. Так повторилось с каждым оружием. Когда все было осмотрено, он с расстановкой произнес:
— Прекрасная работа. Даже жаль зазубривать их о черепа испанцев. Мы многим обязаны Хафу. То, что мы ему дали, не идет ни в какое сравнение с ценностью этого оружия. Я немедленно пошлю к нему людей с товарами и продовольствием, которое ему требуется. Требуется в том случае, англичанин, если ты сказал правду и он жив.
Оба старика по сторонам от Окумбы наклонились и быстро-быстро что-то заговорили ему. Великан внимательно слушал. Когда они закончили, он обратился к Витусу:
— Мои судьи, англичанин, уже теряют терпение. Мы осмотрели клинки мастера Хафисиса и, кроме того, что они, как всегда, искусно выполнены, не обнаружили ничего необычного. Так каким образом ты хочешь доказать свою невиновность?
— Я попрошу вас прочесть надписи на клинках.
— Я не умею читать. Но Мойса умеет. Мойса, пойди сюда и скажи нам, что выбито на клинках.
Грамотный чернокожий незамедлительно послушался. Он один за другим перебрал все клинки, внимательно разбирая надписи, и сказал: