– Василь Андреич, – не знаю в который раз начинает Ирина, – механика-тракториста нового как зовут?

– Олег. Он не тракторист, а гонщик, – отвечаю я.

– Очень красиво обо мне вот так, когда я тут, между прочим, – заканчивает оттирать пальцы ветошью Олег. – Правда – состав волшебный. Рецепт мне нужен. Кто-то может сказать?

– Нет, нет, – машут руками работницы, – Матвей в секрете держит.

– Ну вот и дело мне, – говорит Олег, глядя на мои губы, – пока рецепт не вызнаю – не уеду.

Олег

Вот на чем только не катался, а на тракторе не приходилось! А мощная машина, как слон. После гоночной капсулы чувствуешь себя в теле здорового монстра. И шуму сколько, лязг, скрежет, тарахтение. А еще, как бы это сказать… полезный он – трактор. Не просто скорость, а дело. Работа.

Ферма Васина мне понравилась. Коровы смешные, мычат. Я столько живых коров сразу не видал. В кино это другое, в инсте Вася видео показывал часто, но вот так, чтобы близко… Да еще кормить их с трактора. Навозом, конечно, благоухает. Но не противно, если притерпеться, то и ничего. В зоопарке у хищников – гораздо хуже, а коровы что, они же траву едят. Эх, Васька… И что теперь мне делать? Быстро это все у нас вышло. Нежданчик. Так-то ничего страшного, то есть даже все прекрасно, мы по-прежнему друзья и даже больше. Вон как он на меня смотрит, сердце останавливается и яйца звенят. Блин, вот сказал и все. Уже мысль потерял. Так нельзя! Про Васю за рулем думать точно нельзя – улечу с трассы.

Да, прекрасно-то прекрасно, но Алена… Узнает Василий, что скажет? Может быть, лучше признаться, пока не поздно? Ничего плохого мы с ней не совершали, помогли друг другу. Я же не знал тогда, что Вася её брат. Я вообще про него ничего не знал, мне кастинг надо было спасать. Ох ты, елы-палы… Что же делать? Чем дальше молчу – тем хуже…

Ладно, сегодня – точно нет. Еще один день побуду с ним дома. Дома… Слово для меня непривычное, я на колесах, дом у меня в машине. Правда, так и есть. А Вася, он меня привел к себе, и все у него по-другому. Настоящий дом, большой, красивый. Проснулся я – Васька рядом. И ничего больше не надо в жизни. Ни-че-го! Только человек вот так, на расстоянии пожатия руки. И думать не хочется, что было раньше, что будет завтра. Понятное дело – думать придется, жизнь не отодвинешь. Но в ней теперь есть у меня Вася. И не хочу я никуда от него уезжать, ни сегодня, ни завтра.

С фермы домой вернулись, а там на кухне женщина хозяйничает. Немолодая, если бы я не знал, что домоправительница, то подумал бы – мама Васина. Строгая. Посмотрела на меня не то чтобы сердито, но и не ласково. Ничего не сказала. Сразу стала с Василием про домашние дела, все больше про еду, ругалась, что он ничего не ест. А Васька оправдывался. А она свое:

– Опять весь диван в крошках, крекеры жевал, а ужинать не стал. Запеканка прокисла. Я для кого готовлю?

– Да ели мы вчера после бани, – отбивается Василий.

– Видела я, что вы там… А сейчас что? Грязные такие почему? – Это она меня обозрела.

– Мы машину выталкивали у элеватора. Олег там застрял, – отвечает Вася и улыбается, как будто про веселый день рождения рассказывает. Да и мне смешно, как вспомнил…

– Олег, значит? – снова сверлит меня взглядом домоправительница.

– Я же не познакомил вас! Марья Ивановна – это Олег, мой друг. Олег, а это Марья Ивановна – хозяйка всего дома.

– Вот скажешь тоже, Андреич, “хозяйка” , – отмахивается она. – Я у тебя на жаловании.

– Нет, вы тут домоправительница, а жалование само собой, – не уступает Вася. Вот дотошный же человек!

– Здравствуйте, Мария Ивановна, – говорю я. А что еще скажешь.

– Здравствуйте, Олег, – кивает вроде уже более милостиво. – А что же вы в мазуте?

– А это мы на ферме, – еще шире улыбается Вася. Улыбка у него улетная, я просто плавлюсь от неё. Соображать перестаю. Что же это такое за напасть? – Олег линию починил.

О чем он? Какую линию? Про трактор, что ли?

– Ну, если на ферме, то ладно. Раздевайтесь оба, одежду вашу надо спасать. Я приготовлю домашнее, вам, Олег, должно подойти, вы с Василием одного роста.

– Пойдем в душ, – тянет меня Вася. Непонятно, зачем ему – он вообще не пачкался, только смотрел на мои тракторные манипуляции. Но иду, конечно. В ванной он сразу дверь на защелку, сгреб меня, как медведь.

– Олег, – шепчет, – Олег…

И больше ничего. Только имя. И целует. Одежду стаскивает. Я поплыл сразу. Хочу его так, что разрывает. И не в рот чтобы, а взять, войти в него. И знаю, что нельзя так сразу. Подготовить надо. Но аж трясет, как хочу. К стене привалился, дышать не могу. А он уже и рубашку с меня стянул, и ремень распустил. Руками под футболкой шарит беспорядочно. На колени опускается. Забирает меня в рот. Ах ты б…ять… целует как.

– А-а-а-а-а… Вася… – только и могу стонать.

Хоть бы воду пустил, ведь услышит Марья Ивановна, как я кричу. А подкатывает необратимо. Голова кружится, сердце бухает, кровь в ушах шумит, свет пеленой застилает. Ничего не чувствую, только Васины губы. И кончаю с болью и желанием войти в него глубоко. Отдаюсь, а уже снова хочу. Как будто всего день нам дан перед концом света. Сутки на любовь…

Василий

А разве в сутки любовь уместишь? Для неё жизни не хватит. Только время начинает нестись так, что не удержать. Вот вроде только встретились, а уже и вместе, кажется, долго – всю жизнь.

После душа мы в спальню пошли, в кровать упали и… Не сказать, чтобы это для тела было. Нет, конечно, и для тела тоже. Я, может, что и не так делал, но Олега про это не спрашивал. А он и не жаловался. Тепло нам стало вместе, даже горячо.

Вот я его трогаю, ладонью касаюсь, а кажется, что душой сплелся. Как это может быть? Аристарх, настоятель наш в сельской церкви, любит вот это – про душу. Я над ним, грешным делом, подсмеивался. Человеку рабочему, который от земли живет, от трудов своих – некогда особо заморачиваться высокодуховным. Мы с Аленкой остались одни, когда отцу машину конкуренты взорвали, а мать на месте и умерла, как узнала. По телевизору увидела в новостях, так и упала. Аленке было три года, а мне девятнадцать. И начались наши с ней мытарства. Бизнес отцовский у нас добрые люди отжали. Аленку хотели дальние родственники забрать, но это я не дал. Куда же еще и ее? И так у меня никого не осталось. Начал жить в предлагаемых обстоятельствах.

Друг был у отца, а у друга поговорка любимая: "Родина других вариантов не предлагает". Так мне и сказал. И стал я у него на подхвате. Мать хотела, чтобы я на врача выучился, я и сам хотел, а стал ворошиловским стрелком… Про медицинский забыл.

Ничего, справились, потом и долю в деле получил, через время свое открыл. Живу. Аленка у меня ни в чем не нуждается, и от себя я её не отпускаю. Всего и живем врозь, как я в Ольховку на ферму переселился. Тут сестра, конечно, взбунтовалась, из города переезжать отказалась наотрез. Можно понять ее. Но лучше бы, как и раньше, при мне была… Обеспокоился я о ней сейчас, ведь с вчера не звонил. Пойти набрать потихоньку, пока Олег уснул.

Вот смотрю на него – спит в моей кровати. Чудно… Дышит ровно, в запястье вон пульс бьется в жилке, вены прямо под кожей, хорошо видны. И губами я его пульс слышу…

– Вася, ты чего?

Разбудил.

– Ничего… Уснул ты хорошо, я смотрел.

– Иди ко мне, – обнимает Олег. Это, наверно, у нас считается нежно. Тянет на себя, губами мои губы находит. Лежим мы голые, как в раю. А Марья Ивановна права насчет роста – если нас сложить лицом друг к другу, то как раз пахом и докоснемся. Удобно прижиматься и еще, и еще… Вот уже наливается и твердеет, у Олега уже встал, и у меня тоже. И снова рукоблудие взаимное. М-м-м-м-м… Хорошо… Зае…ись, как же хорошо! Сжимает он меня, и гладит, и раскрывает, пальцем большим по головке водит.