– Я кончу так… – шепчу ему.

– Я знаю, – целует меня он. И привычно уже языком рот мой трахает. И рукой дрочит быстро. Не дает опомниться… Тут и все, в руку ему отдаюсь, кончаю.

Что же он такой улетный? Это мы так до вечера в кровати проваляемся. Да и хорошо. Пусть. Ни о чем думать не хочу… а нет… Аленке надо позвонить. Ну, потом, попозже. Сейчас хочу я прижаться тесно и лежать так. Врасти в Олега душой. Видно, прав Аристарх.

– Вася?

– М-м-м?

– Ты вроде загрустил? Или устал?

– Нет.

– А что тогда? – В голосе у Олега тревога. – О чем задумался?

– А смеяться не станешь? – Вихры его спутанные разбираю. Цветом они, как спелая пшеница. Брови большими пальцами обвожу, уши прихватываю. Нравится мне его трогать везде.

– Почему это я должен над тобой смеяться? – почти обижается Олег.

– Потому, что думаю ерунду всякую.

– Расскажи…

– Не знаю… не привык я рассказывать про такое. И думать не привык. Нет, лучше потом… когда-нибудь тебе расскажу.

– А не забудешь? – заглядывает в глаза, смотрит долго.

– Не забуду. Аленке хочу позвонить, вот что, – перевожу я на другое, понятное мне. – Беспокойно что-то мне, как она там.

– Младшая чудит? – Олег отводит глаза, откатывается на другой конец кровати, ложится на живот, подушку под себя подгребает, подбородком в неё утыкается.

– Ну да, случается, а тут еще поцапались мы из-за Матильды. Аленка мышей не любит. – Под подушкой по привычке шарю, но смарта там нет. – Телефон я на кухне оставил. Схожу.

– Вот прямо так? – Олег меряет меня взглядом. – Марья Ивановна не испугается? Или она привыкла?

– Что значит “привыкла”?

– К гостям, перед которыми ты голый расхаживаешь.

До меня не сразу и доходит, что он сердится. Напрягся. И что я такого сказал? Может быть, обиделся Олег, что я отвлекаюсь, думаю о постороннем, когда он тут рядом? Но за Алену я правда тревожусь.

– Я только спрошу, как дела у неё, – оправдываюсь, и выходит по-дурацки.

– Спрашивай, я разве против? – Олег положения не меняет.

– Ну чего ты? – Опять ложусь к нему, обнимаю за плечи, губами прижимаюсь к шее под затылком. Олег вздрагивает, вдыхает коротко, волной по телу у него проходит дрожь. Я прикусываю там, где целовал. Он разворачивается, обхватывает меня. К себе прижимает. Малахольный и есть. Между поцелуями в губы ему говорю невнятно:

– Потом я Алене позвоню…

Олег

И снова я момент тот упустил, когда можно было сказать. Страх, что ли? Вроде и не виноват я. Если разобраться, то ничего про Василия не знал, пока с Аленой не познакомился.

Вот так уговариваю себя между провалами в райские игры. Время в них растягивается, перестаешь его ощущать правильно. Потому что сначала горячка безумная, потом разрядка полуобморочная и сон. И забываешь, день ли сейчас или вечер. Где там признания устраивать! Не до них.

Но вот когда Вася сестре звонить собрался, меня крепко накрыло. И ведь он думает неправильно, про то, что я от Аленки его к себе перетягиваю, не хочу чтобы он ей звонил. А этого нет и в помине! То есть да, конечно, я не хочу, чтобы он ей звонил, но по другой причине: выйдет вся наша история наружу. Вася ни Аленку, ни меня не помилует.

Надо сказать ему как можно скорее, но помягче, не в лоб. Вася человек конкретный, из того, что Алена о нем рассказывала, я могу представить – мало нам с ней не покажется. Но если по-честному признаться, все как есть рассказать…

Да когда же тут рассказывать, когда он снова лег ко мне, со спины обхватил, прижался.

– Аленке потом позвоню, – шепчет.

 Вот когда и как он всему этому выучился? Или тут и учиться не надо, просто идеально подходим друг другу? Все шипы в пазы входят – так бы плотник сказал. Как будто некто подогнал нас создавая, чтобы раз соединив не отодрать было.

Вася дышит в затылок, от одного этого мурашки в пальцах, а змейкой по позвоночнику возбуждение. Прямиком в пах, и все – уже встает частыми толчками. Что ты будешь делать с этим? Ведь только наигрались, вроде все, что могли, отдали и что не могли – тоже. Но Вася не к этому стремится, оказывается.

Он руку мою нашел и странно так ладони наши соединил. Как будто мерил, насколько пальцы одинаковые. У него немного длиннее, но не заметно. Вот прижался, а потом легко по моей ладони стал водить. Я до стона от этого завелся. А Вася затылок мне целует, в ухо дышит горячо. Всем телом прижимается, грудью к спине крепко. И пахом, и твердым членом к тому месту, куда я до обморока хотел бы, чтобы он вошел. Никогда со мной такого не было. Я точно знал свои предпочтения – и чтобы меня кто-то трахнул? Да в жизни такого не было! Даже в самый первый раз и то именно я был сверху, несмотря на то, что партнер мой оказался в два раза старше. А тут размяк, как теленок. Вот что хочет Вася, то пусть и делает со мной – лишь бы делал. Умения у него мало, зато и расчетливости никакой. Искушенности ноль, зато и не сторожится ничего – что хочет, что самому ему нравится, то и вытворяет. От рук его, прикосновений с ума схожу. Ведь просто гладит, а так… Руку на член кладет, теперь в его ладони мой конец, мокрый и с оттяжкой судорожно подрагивающий. А содрогание каждое во всем теле отдается, каждой клеткой чувствую и кричу: “Вася, возьми меня, или помру сейчас…” Но вслух не смею. И только стоны…

Нет, не знает он, невозможно сразу. Член мой огнем горит у него в кулаке, яйца поджались и ломит их от напряжения. Но я внутрь Васю хочу, так ни с одной женщиной не будет. И с верхним тоже. Только внизу.

Я только рассказы про это слышал, а сам… бл..ть… Васенька, родной, что ж ты делаешь? Дрочит он меня – я теку рекой. А кончить нечем, мало времени прошло. Исхожу от каменного стояка. Матерюсь и чуть не плачу. Вася меня поворачивает и сразу раскладывает, головой ко мне между ног пристраивается без промедления. Бедра гладит и сжимает. Снаружи, внутри. Дурею от этого. Целует жарко, вылизывает. И снизу, и сверху, и вдоль, и по кругу, в рот забирает, сосет. Тут меня, наконец, с тормозов срывает.

Спермы три капли, а колбасит так, как будто я в первый раз после месячного воздержания. И успокоиться не могу, чуть не плачу… Как Васе сказать, чего хочу? Да и сил нет. В нирвану улетаю, тело свое чувствовать перестаю. Только губы Васины у себя на губах. Соленые от спермы. Целует он меня, целует…

Мыслей нет вообще. Зачем мне мысли, если Вася тут? В горле ком становится, на глазах слезы так и жгут. Пиз..ец… Это истерика. Остановиться не могу. Рыдаю.

Вася слезы мне со щек губами и руками стирает. И что за пальцы у него? Говорящие. Все понимаю… Ответить тем же не могу. Завтра надо в город вернуться,через неделю на съемки уезжаю. Но сейчас ничего этого нет… На краю сознания мысль маячит, а главное, шепот Васин невнятный. Тепло его тела, притиснутого к моему.

Теперь мы лицом к лицу лежим, и я грудью чувствую, как его сердце сильно бьется.

– Вася… отпусти… не могу больше… отодвинься, – прошу на последнем издыхании, а самого трясет крупной дрожью от прикосновений. Огнем жжет, оголенными проводами искрит. – Пусти, не могу я… сердце лопнет.

Отпустил, лег рядом, за руку взял, сжал осторожно, пальцы с моими сплел.

– Прости, если я не так что… у меня с мужчинами не было, – говорит.

– Вот что ты мелешь, Вася? – От возмущения ко мне даже силы вернулись. – Ни с кем мне так не было… никогда…

– А много было этих “ни с кем”?

– Достаточно. Ты ревнуешь, что ли?

– Нет… не знаю… Ты же повода не давал, с чего мне ревновать? А к прошлому – глупо. – Все лежим рядом. Голос у Васи ровный. Говорит спокойно. – Нет, Олег, я не ревную. И никогда не буду. Плохо это. Глупо. Ты же свободный человек, а не бык-производитель. Вот тому деваться некуда – за кольцо в носу водят. К которой подвели, с той и…

– Вася! – Нет, это точно пиз..ц. – Вася, – теперь меня от хохота трясет, – ты все в жизни коровами меряешь? Даже любовь? – И замолкаю резко. Я сказал это? А он поверит… а завтра мне уезжать в город, а через неделю…