На этом фоне в конце года опрос соцслужбы Roper показывал, что только 22 % американцев считают работу Конгресса «отличной или хорошей», даже несмотря на попытки Конгресса отстаивать интересы страны во внешней и внутренней политике. Но 52 % респондентов назвали вовсе не «противодействие коммунизму» главной своей тревогой, а инфляцию. Действительно, правительство после катастрофического обвала экономики в 1946 г. смогло стабилизировать положение и замедлить рецессию – ВВП в 1947 г. упал только на 1,1 %, а вот инфляция разогналась со страшной силой до 8,8 %, к тому же не удалось снизить безработицу – она осталась на уровне прежних 3,9 %. Больше всего подорожал бензин – на 16,4 %, продовольствие выросло в цене на 11,3 %, одежда – на 8,2 %, а здравоохранение – на 6,9 %¹⁴⁵.

В общем, намного больше, чем коммунизм, волновала тогда американцев экономика и личное потребление. Результаты опросов показывали, что, например, такой лидер Конгресса, как Тафт, и его консервативная, антикоммунистическая повестка имели намного меньше поддержки в обществе, чем он считал сам, еще в начале работы нового состава Конгресса. Та же служба Roper в конце 1946 г. спросила избирателей, думают ли они, что «правительство должно обеспечивать уровень жизни населения». И 72 % ответили положительно. Ровно год спустя, к концу 1947 г., уже 77 % согласились с утверждением, что «было бы хорошо расширить систему соцстрахования на всех, кто имеет работу». Все больше людей поддерживало систему государственного жилищного строительства в федеральных масштабах – 62 %. Большинство опрошенных вообще сказали тогда, что будут голосовать за демократа на предстоящих президентских выборах, – вне зависимости от колебаний рейтинга популярности Трумэна, да и собственно того, кто станет вскоре кандидатом от Демократической партии.

Между тем, Тафт, который шел по популярности среди республиканцев только 3-м или 4-м, в конце года начал собственный национальный тур в качестве кандидата в президенты. Правда, имидж свой могущественный сенатор от Огайо и автор скандального Закона Тафта – Хартли так и не смог выправить. Он всегда предельно откровенно высказывал свои мысли. Он «был человеком, твердо придерживавшимся принципов, в которые он верил, и когда вопрос вставал об этих основополагающих принципах, даже заманчивость Белого дома или возможность нанесения ущерба своей кандидатуре не могли удержать его от откровенного изложения своих взглядов»¹⁴⁶.

Больше всего недоброжелатели припоминали сенатору его скандальную речь 6 октября 1946 г., когда он публично выступил против смертного приговора нацистским преступникам на Нюрнбергском трибунале. Тафт тогда пошел против мнения всей остальной Америки – согласно опросам, смертный приговор поддерживало до 90 % граждан США. Но Тафт все же выступил на Конференции Англо-американского наследия в Кэньон-колледже в Огайо. Он назвал свою речь «Равная справедливость по закону». Нюрнбергский трибунал он назвал «судом победителей над побежденными, который не может быть непредубежденным независимо от того, как он связан с формами отправления правосудия».

Он заявил: «Я сомневаюсь, что казнь через повешение тех, кто несмотря на все питаемое к ним презрение, был лидером германского народа, когда-либо отвратит кого бы то ни было от развязывания агрессивной войны, так как никто не начинает агрессивной войны, не рассчитывая победить в ней. Во всем этом решении присутствует дух мстительности, а мстительность редко означает справедливость. Казнь через повешение 11 осужденных лиц ляжет пятном на репутацию Америки, о чем мы будем долго сожалеть». <…>

Многие, очень многие люди возмутились замечаниями Тафта. Те, кто сражался, или чьи родственники участвовали в боях и, возможно, погибли, давая отбор германским агрессорам, отнеслись с негодованием к этим красивым словам, произнесенным политиком, никогда не видевшим сражений. Те, чьими родственниками или бывшими соотечественниками были евреи, поляки, чехи и представители других национальных групп, терроризированных Гитлером и его подручными, были шокированы. <…> Дьюи, ярый соперник Тафта, боровшийся с ним за контроль над партией и за право быть выдвинутым кандидатом в президенты в 1948 году, заявил, что приговор был вполне справедливым. <…> Дьюи заявил: «Над обвиняемыми в Нюрнберге был проведен справедливый всесторонний суд. Никто не может питать какое-либо сочувствие к этим нацистским лидерам, доставившим такие страдания всему миру». <…> Олбен Баркли заявил, что Тафт «никогда не испытывал усиленного биения сердца по поводу толп у общественных кухонь в 1932 году, но его сердце мучительно кровоточит из сочувствия преступником в Нюрнберге». Типичным для реакции демократов на слова Тафта было заявление сенатора Скотта Лукаса из Иллинойса, который назвал речь Тафта «классическим свидетельством того, что у него каша в голове», и предсказал, что это «отзовется бумерангом на его ожиданиях быть выдвинутым кандидатом в президенты»»¹⁴⁷.

Еще в сентябре, когда журналисты просили его прокомментировать растущую инфляцию и задали вопрос, что домохозяйки должны будут готовить на обед и ужин, учитывая так радикально возросшие цены на мясо, Тафт вновь, как и в 1946 г., ответил так, что его запомнили после этого надолго: «Все должны сократить свои потребности. Мы должны сократить потребление в стране». Газеты тут же вышли с убийственным для кандидата заголовком: «Тафт призвал: “Меньше ешьте!”»

Но лучше его риторика не стала. В Омахе Тафт говорил о тревогах фермеров и о том, что поддержка государством стоимости их продукции (ценовые субсидии) может быть сокращена до уровня менее 90 % паритета (т. е. базового – по состоянию на 1914 г. – соотношения цен сельхозпродукции и промышленной продукции в США). Такие «обещания» никак не могли понравиться местной фермерской аудитории сенатора. Во время поездки по Калифорнии, в Санта-Крузе и Лос-Анджелесе Тафт пересек черту, прямо заявив, что государство должно радикально сократить расходы, включая все соцпрограммы. В Сиэтле публика просто не стала терпеть эскапады сенатора – часть обозленных демонстрантов пыталась пробраться к его машине, забрасывать ее гнилыми овощами, каждый раз напоминая, что сенатор – один из авторов ненавистного Закона Тафта – Хартли. В конце концов, ему пришлось прервать тур и вернуться в Вашингтон. Но тур прошел не совсем безрезультатно – к концу года рейтинг Тафта среди республиканцев несколько подрос – до 10 %. Обозначилась прочная консолидация вокруг сенатора всего консервативного крыла партии, тогда как либеральным и умеренным республиканцам еще только предстояло выбирать между Дьюи и Стассеном.

Самый конец года прошел под аккомпанемент президентской кампании Уоллеса, который, наконец, официально осмелился выставить свою кандидатуру на предельно либеральной, прогрессивной платформе. Осенью, в октябре, он предпринял весьма рискованный с точки зрения имиджа шаг и вновь посетил Советский Союз – уже как частное лицо. Политик надеялся на личные связи с советскими дипломатическими кругами. В Москве у Уоллеса состоялась довольно примечательная встреча с заместителем Молотова по общим вопросам, зловещим Андреем Вышинским¹⁴⁸, в недавнем прошлом генпрокурором и главным обвинителем на «Московских процессах». Беседуя с Уоллесом, Вышинский на вопрос, «является ли борьба между СССР и США борьбой идеологий или социальных экономических систем, ответил, что в первую очередь это борьба систем, но, разумеется, не без участия и идеологий. Но прежде, чем серьезно говорить о борьбе идеологий, необходимо было достичь определенного экономического уровня и военной мощи. Идеологическая борьба, а не разговоры о ней, имела бы первостепенное значение лишь в том случае, если бы опиралась на экономическое равновесие обеих стран. Не располагая реальными возможностями для соревнования с Западом в экономической сфере, советские руководители ограничивались по преимуществу сферой вербальной политики и идеологии.

Вышинский в разговоре с Уоллесом отметил, что тупик в советско-американских отношениях явился результатом неправильной внешней политики «так называемого нового курса Трумэна – Маршалла, которые нарушают имеющиеся между союзниками соглашения, игнорирует Организацию Объединенных Наций и думают строить отношения с СССР не на основе соглашения, договоренности и сотрудничества, а на основе диктата, что не может иметь никакого успеха и что всегда встретит и впредь самое решительное наше сопротивление». Выход же из тупика, с точки зрения замминистра иностранных дел СССР, состоял в честном выполнении принятых на себя обязательств. Однако при этом Вышинский назвал чистым взором и инсинуациями предположение Уоллеса о том, что Москва инструктирует компартии в других государствах»¹⁴⁹.