Всё во мне делается жарким как инферно. Неулыбающийся Сорен Бергман откровенно великолепен.

— Ты ужасно привлекателен, когда злишься, сладкая булочка.

Он щурит свои кошачьи глаза.

— Почему из нас двоих ты используешь раздражающие ласковые обращения и улыбаешься, — выдавливает он, — а я матерю незнакомцев и скриплю зубами?

Потому что мы оба настолько сексуально неудовлетворены из-за самого неудачного стечения обстоятельств на свете, что вот-вот взорвёмся?

— Потому что мир — жестокое место, а в Лос-Анджелесе ужасные водители, — я улыбаюсь и показываю вперёд. — Смотри на дорогу, кнопочка. Машины уже тронулись.

Плейлист: Tyrone Wells — And the Birds Sing

— Она такая крохотная, — шепчу я. Наоми Грейс Чёрчилль родилась вчера после обеда. Она моя крестница, а я, возможно, слегка одержима ею.

— И ты присваиваешь её себе, — сетует Ло.

Миа пихает её локтем.

— Остынь. Пусть получит свою дозу. У Фрэнки явно бэби-лихорадка¹¹.

Я вскидываю голову, и мои глаза инстинктивно находят Рена. Он прислоняется к стене, скрестив руки поверх мягкой серой футболки. Старые джинсы облегают его длинные ноги. Бейсболка низко натянута на лицо. Ни единая душа не узнала его, когда мы пришли в больницу. А если кто и узнал, то милостиво оставил в покое.

Уголок его рта приподнимается, вокруг кошачьих глаз, поразительно светлых в тени козырька, образуются мелкие морщинки. Но он не говорит ни слова.

Энни улыбается мне.

— Ты правда хорошо смотришься с ребёнком, Фрэнки.

— Вот поэтому ты и родила её для меня, — говорю я ей. Наоми сжимает мой мизинчик в кулаке. Её кожа нежная как лепесток цветка.

— О, да что ты говоришь? — сухо цедит Энни. — Я-то думала, что она для нас с Тимом.

— Неа. Заберу её домой.

Тим смеётся.

— Давай ты заберёшь её на ночь. Мы вообще почти не спали.

Лорена практически скалится на меня.

— Уф, ладно, — ворчу я. — Возьми её. Нам всё равно пора.

— Куда направляетесь? — Ло аккуратно забирает у меня Наоми, баюкая малышку на руках и инстинктивно покачивая. Если у меня бэби-лихорадка, то у Ло просто бэби-фебрильные судороги.

— Не пускай на неё слюни. На день рождения к сестре Рена.

— Ооуууу, здорово! — Энни подмигивает мне, затем обращается к Рену. — Итак, Рен, ты ведёшь Фрэнки на семейный праздник…

— Аннабель, — предостерегаю я.

Рен улыбается мне, потом поворачивается к Энни.

— Веду. Сегодня она со всеми познакомится. Будем благодарны за молитвы о нас. У меня шесть братьев и сестёр, так что с нами бывает непросто.

— Ах, — вклинивается Ло. — Так вот почему Фрэнки сидит тут с таким видом, будто вот-вот обкакается.

— Знаете, ребят… — я медленно встаю с кресла рядом с Энни. — Я бы сказала, что мне ненавистно уходить, но вру я дерьмово, так что всем, кроме Наоми, которая не сказала ни единого едкого словечка — ну когда-нибудь пересечёмся.

Я мягко ударяю кулачком по кулачку Энни, затем прощаюсь с остальными, пока мы не оказываемся у двери.

— Подождите! — зовёт Энни.

Мы с Реном застываем, затем разворачиваемся.

— Что такое? — спрашиваю я у неё.

Тим смущённо улыбается.

— Моя бабушка вроде как сохнет по Рену, о чём вы, пожалуй, не хотите знать, и она слегла с простудой, так что не может прийти в больницу и посмотреть на ребёнка. Я подумал, если мы сфотографируем его с Наоми на руках, это сделает её десятилетие.

Я собираюсь включить суровую Фрэнки и отказать вместо Рена (ибо разве он не имеет права иногда побыть просто мужчиной, а не эмблемой своей команды?), но Рен лишь пожимает плечами и делает шаг вперёд.

— Я не против. Конечно.

Энни смотрит на меня и одними губами произносит «Прости».

Я показываю на Рена и пожимаю плечами. Если ему всё равно, то и мне всё равно. Просто меня тянет оберегать его. Он всегда улыбается, всегда ведёт себя вежливо, всегда подписывает что-то. Я хочу, чтобы он отказывал, когда ему не хочется. И если ему это сложно, я готова вмешаться, поскольку я в этом эксперт.

— Позвольте мне быстренько помыть руки, — Рен использует для этого воду и мыло на раковине, не сводя глаз с задачи. Я наблюдаю за ним, абсурдно наслаждаясь тем, как его волосы торчат из-под бейсболки, его лохматой бородой плей-оффа, поджатыми от сосредоточенности губами.

Глядя на него, я испытываю такие тёплые и искрящие чувства. То большое слово на букву Л так и бьётся в моей голове, но я практически душу его.

«Слишком рано. Ещё нет. Притормози».

— Готов, — Рен нежно забирает Наоми у Лорены и умело разворачивает, чтобы уложить на своё предплечье.

О Иисус, Ходящий По Воде. Я и раньше видела, как Рен держал детей, но не…

— Моя малышка, — бормочу я.

— Она не твоя малышка, — Ло шутливо шлёпает меня по заднице. — А моя.

— Она наша малышка, — дипломатично говорит Энни.

Тим подносит камеру ближе и ловит тот самый момент, когда Наоми приоткрывает глаза, а затем широко распахивает их при виде Рена.

— Ладно, — говорит Тим. — Есть!

Я подхожу ближе и кладу голову на бицепс Рена. Он ощущается как подушка. Если бы подушка состояла из чистых мышц, высеченных из камня. От него исходит пряный чистый запах, как от мыла, которым он утром мылся в душе. Я экстра-долго чистила зубы, чтобы полюбоваться его торсом, не прикрытым паром, а также мышцами, напрягавшимися и бугрившимися, пока он мылся.

— Он ей нравится, — самодовольно говорит Миа. — И посмотри на его лицо. У Рена тоже бэби-лихорадка.

Я закатываю глаза. Но когда я перевожу взгляд на него, Рен смотрит на меня, и на его губах играет едва заметная улыбка.

Улыбка, которая не такая яркая, как лучи солнца, и не такая широкая, как сам океан. Это не улыбка для фанатов, бабушек или прохожих. Лёгкая, знающая улыбка.

Для меня.

***

— Ладно, — Рен паркует фургон, надувает щёки, затем медленно и размеренно выдыхает. — Не буду врать, семья у меня странная и ошеломляющая. Я один из буйных, но даже я временами считаю нас слишком шумными. Так что если тебе понадобится ускользнуть в тихое место, я покажу тебе мою старую комнату, и ты можешь в любое время уйти туда. Вот одна хорошая черта моей семьи — они ни капельки не обидятся, если ты им в лицо скажешь, что тебе нужен перерыв от них. Уилла делала это десятки раз…

Я сжимаю его ладонь, переплетая наши пальцы.

— Всё хорошо, Рен. Я знаю, что могу сказать тебе, если станет чересчур. Уверена, всё будет хорошо.

Рен нервно смеётся.

— Ага. Ладно. Хорошо.

— Эй, — накрыв его щёки ладонями, я дарю ему медленный, основательный поцелуй. Когда мы отрываемся друг от друга, он вздыхает и прислоняется лбом к моему.

— Спасибо, — шепчет он. — Мне это было нужно.

Я тянусь за ещё одним поцелуем.

— Мне тоже.

Обогнув машину, он как всегда открывает мне дверцу, затем предлагает опереться на его локоть.

От места, где он припарковался, земля идёт под лёгким уклоном вверх, и он сердито смотрит под ноги.

— Им надо было оставить мне место для парковки впереди.

— Почему?

Рен взмахивает ладонью.

— Для тебя. Чтобы тебе не идти всё это расстояние. Так, давай я тебя понесу…

— Ладно, Зензеро. Тайм-аут.

Рен резко разворачивается, уперев руки в бёдра, и не будь он на взводе по такой очаровательной причине, я бы посчитала позу весьма устрашающей.

— Ты не напугаешь мне этим шоу Рыжего Великана, так что просто расслабься.

Он опускает руки.

— Я хочу, чтобы это стало для тебя приятным опытом, — он снова показывает на дом. — А начинаем мы с того, что топаем полкилометра до дома. Ты стараешься казаться крутой, Фрэнки, но я знаю, что тебе больно идти по такой поверхности. И тебе больно прямо сейчас.

— Ну, у меня есть Посох Старца, и я схвачусь за тебя, если вдруг соберусь падать. Ладно?

Он вздыхает.