— Извините, что беспокою… — говорит парень.

Почему люди извиняются за что-то, если собираются продолжить делать то же самое? Или продемонстрируй искреннее раскаяние и перестань, или просто прими, что ты назойливый придурок, донимающий профессионального хоккеиста из-за автографа в 21:30 будним вечером, когда он просто пришёл спокойно поесть.

— Что такое, дружище? — спрашивает Рен.

— Просто хотел узнать…

Я поднимаю свою трость, взмахиваю ей над головой как волшебной палочкой и говорю:

— Сектумсемпра!

— Иисусе! — парень отшатывается, налетев на стул, и убегает за свой столик. Я сверлю его убийственным взглядом, пока он не скрывается из виду.

Зигги резко зажимает рот ладонью, отчего её голос звучит приглушённо.

— Это было потрясно.

Рен смотрит на меня.

— Чуточку слишком агрессивное проклятье вот так сразу, тебе не кажется, Франческа?

Энни качает головой.

— Ты себе даже не представляешь. Когда она и Тим напиваются, она орёт «Империо», а он выполняет её приказы. Это напоминает какие-то извращённые поттероманские шарады.

Не будь она на трёхсотой неделе беременности, я бы пнула её под столом.

— Это приватная информация, Аннабель.

Она отмахивается от меня.

— Ну, а теперь, когда мы избавились от фаната, почему бы вам не присоединиться к нам? — говорит Энни Рену.

Зигги открывает рот, но прежде чем она успевает ответить, Рен мягко сжимает её плечо.

— Да всё нормально. Мы не хотим мешать вашему общению, — говорит он. — И я давненько не виделся с ней. Ей давно пора вытерпеть очередную инквизицию от старшего брата.

Зигги закатывает глаза. Это заставляет меня улыбнуться. А ещё моё сердце совершает кульбит из-за того, как Рен защищает своё время наедине с сестрой.

— Держись, — говорю я ей. — Я тоже младшая сестра, у которой есть командующая старшая, так что сочувствую.

— Эй, — Рен мягко пихает меня, и я драматизирую, плюхнувшись на диванчик. — Чёрт, Фрэнки, — он обхватывает руками мои плечи и поднимает. — Мне так жаль, я…

Его лицо меняется, когда он видит, что я пытаюсь не заржать, и понимает, что я в порядке. Он прищуривается.

— Вот это был грязный ход.

— А мне показалось весьма смешно, — сухо произносит Зигги.

— Ага, ага, — Рен выпрямляется и награждает меня притворно суровым взглядом. — Мы вас оставим, — повернувшись к моей подруге, он улыбается намного шире. — Энни, рад был повидаться, — и снова поворачивается ко мне, корча гримасу скунса. — Увидимся завтра на работе, Франческа.

— Сорен, — я показываю ему язык.

Зигги резко втягивает вдох, переводя взгляд между нами.

— Она зовёт тебя Сорен? Пресвятые…

— Пошли, — Рен берет её за локоть. — Мы уходим, пока-пока!

Энни улыбается, провожая их взглядом до столика. Рен садится на своё место, лицом в мою сторону, и пригвождает пронизывающим взглядом. Его лицо постепенно расплывается в тёплой улыбке, будто он ничего не может с собой поделать.

— Ох, Фрэнки, — мечтательно говорит Энни. — Ты встряла.

Я вздыхаю и осознаю, что улыбаюсь в ответ.

— Мне ли не знать.

Плейлист: Charlotte Day Wilson — Work

Я поднимаю руку, чтобы постучать в дверь Рена, но та распахивается прежде, чем я успеваю это сделать.

Я неловко опускаю кулачок вдоль бока. О Иисус, Опрокидывающий Столы в Храме, на Рене спортивное трико. Облегающее, тёмно-серое трико. И белый джемпер с длинными рукавами, поддёрнутыми на предплечьях.

— Франческа, — он делает шаг назад, открывая дверь пошире. Пацца залетает внутрь и прыгает, упираясь лапами ему в живот.

— Пацца, сидеть! — я тыкаю её тростью по попе и закрываю за собой дверь.

Когда я оборачиваюсь, Рен смотрит на меня, и его лицо озарено тёплой улыбкой.

— Я не возражаю, когда она прыгает. Приятно, когда кто-то рад меня видеть.

Я склоняю голову набок.

Рен вздыхает.

— Это был намёк. На тебя.

— Я не говорю на языке намёков, — я прохожу мимо него, бросая сумку и прислоняя трость к стене, чтобы можно было наклониться и снять обувь. — Или говори как есть, или… ай!

Тёплые крепкие руки поднимают меня над полом. Три широких шага Рена, и потом я оказываюсь аккуратно усаженной на кухонный островок, а ладони Рена упираются по обе стороны от меня. Его губы шёпотом проходятся по моей щеке, дразнят раковину уха.

— Никакого давления. Просто ты могла бы немного порадоваться, что пришла сюда.

— Я очень рада, — говорю я с придыханием. Мои ладони скользят вверх по его рукам и ложатся на округлые плечи, отчего он резко выдыхает. Тепло Рена ещё сильнее вжимается между моих ног. Его ладони нежно опускаются на мою талию, притягивают ближе. Мягкие, ласковые поцелуи в шею разжигают где-то внутри меня солнечные вспышки.

— Хорошо, — шепчет Рен. Один последний крепкий поцелуй у основания моего горла, затем он отстраняется. — Я тоже рад, что ты пришла.

Он аккуратно снимает меня с островка и начинает отходить, но я бросаюсь на него и крепко обвиваю руками его широкую грудь.

— Прости, что я хмурилась, когда ты открыл дверь. Меня это удивило. Когда меня застают врасплох, я хмурюсь. Всегда так. Но я рада тебя видеть, ладно?

— О. Я понимаю, что ты имеешь в виду. Прости, что докопался.

— Ничего страшного, — тихо отвечаю я.

Его руки как будто окутывают всё моё тело и прижимают к нему. Прикасаясь губами к моим волосам, к виску, Рен делает медленный глубокий вдох, затем прижимается ртом к моему лбу.

— Ты так приятно пахнешь.

Я улыбаюсь ему в грудь.

— Ты тоже.

Это смешит его.

— Рад слышать.

— Пряно, — я утыкаюсь носом прямо в его джемпер и вдыхаю. — Мужское мыло.

Ещё один поцелуй согревает моё лицо.

— Орхидеи. Ночной воздух.

Покрепче стиснув его руками, я вжимаюсь животом в его бёдра и прикусываю губу. Рен такой твёрдый и толстый под своими спортивными штанами, что я могу лишь представлять вес его тела на мне, во мне.

— Фрэнки, — произносит он с болезненными нотками в голосе. — Я, эм… Духовка вот-вот запищит.

Застонав, я роняю лоб на его грудь.

— Зачем мы вообще едим, напомни?

— Потому что я хочу счастливую Фрэнки, а Фрэнки счастливее всего, когда она хорошо накормлена.

— Я буду очень счастлива, если мы с тобой окажемся в этой большой кровати, рассчитанной на Реновские габариты, — я моргаю и пытаюсь улыбнуться ему.

Он хмурится.

— Ты хорошо себя чувствуешь?

— Да, — я опускаю руки и прохожу мимо него, хватая свою трость. — Просто я не могу заставить себя улыбнуться точно так же, как ты не можешь затеять драку с другими хоккеистами.

— Так, ну вот не надо, — он проходит глубже в кухню. — Не высмеивай моё отсутствие агрессии.

— Да я бы не посмела.

Рен стоит спиной ко мне, мешая что-то, что пахнет просто охрененно — ароматное, мясное, какое-то подобие рагу.

Пока мой взгляд скользит по его телу, я всё сильнее убеждаюсь в несправедливости жизни. Почему мужчины выглядят просто сексуальными зверями в домашней одежде? На Рене спортивное трико, облегающее его большую хоккейную задницу и льнущее к длинным мощным мышцам ног. Его тонкий джемпер сужается к талии, демонстрирует точёные бицепсы и плечи. С таким же успехом он мог бы быть голым… нет, на самом деле, отсутствие наготы — это ещё более чувственно. Это самая раздражающе сексуальная вещь из всего, что я видела.

За всю свою жизнь.

— Фрэнки?

— Хм? — я моргаю, виновато отводя взгляд от его задницы.

— Мне тоже нравится твоя попа.

Подняв трость, я тыкаю ей вышеупомянутую попу.

— Мужчины тысячелетиями овеществляли женщин. Просто вношу свой вклад в уравнивание счёта.

Рен смеётся и протягивает руку в мою сторону. Я подныриваю под эту руку и прислоняюсь к его груди, поближе присматриваясь к вкуснятине на плите.

— Ого, ням-ням. Что это?