— Дай сюда, — бормочет она. Выхватив телефон из моей руки, Фрэнки разворачивает его к себе.

— Не может всё быть настолько плохо… — все краски отливают от её лица. — Ладно. Всё настолько плохо.

Я прикусываю губу, стараясь не выдать, что на деле меня это не беспокоит. На самом деле, мем кажется мне правда смешным. Фрэнки не просто сделала из моего падения зацикленную гифку, она также добавила маленькую гифку бейсбольного судьи, показывающего соответствующий жест, и слова «ЗАСЧИТАНО!».

Это остроумно. Я понимаю, почему всем нравится. Я выгляжу в точности как бейсболист, который скользящим падением приземлился на базу. Вот только я забил гол, чтобы выиграть серию плей-оффа. И хоккей примерно в восемьсот раз интереснее и сложнее бейсбола. Но это я уже отхожу от темы.

Фрэнки сипло сглатывает и барабанит пальцами по столу.

— Рен, прости, я никогда…

Я накрываю ладонью её дёргающиеся пальцы. Мой большой палец мягко гладит её ладонь под моей рукой, чтобы никто не видел интимность этого жеста.

— Я не против. Просто подшучивал.

Когда она смотрит на меня, её ресницы выглядят влажными.

— Я чувствую себя ужасно. Ты говорил, что в школе был огромным задротом, и я могу предположить, что это означает, что над тобой много подшучивали…

— Ну не прям уж много…

— А я тут делаю то, что заставило всех смеяться над тобой…

— Фрэнки, — я мягко сжимаю её ладонь, слегка опешив от эмоциональности её реакции. Знакомая мне Фрэнки лишь закатила бы глаза и сказала мне «смирись, рыжик». — Мне правда всё равно. У меня весьма хорошая жизнь. Если некоторые уловки в соцсетях включают смех надо мной, то моя любовь к игре и стилю жизни, который мне даёт хоккей, более чем компенсируют это.

Наконец, Фрэнки расслабляется. К её щекам возвращается нормальный цвет, плечи опускаются.

— Ладно.

— Вот и хорошо, — я отпускаю её руку. Отпив глоток воды, я улыбаюсь ей поверх стакана. — К тому же, мой гол привёл к победе в серии. Ну типа, это падение было практически героическим.

Её губы подёргиваются.

— Героическим. Ну да.

Я не сдерживаюсь и смеюсь, приподнимая ворот толстовки, чтобы прикрыть рот. Лицо Фрэнки озаряется широкой улыбкой, которую она прикрывает ладошкой.

Но недостаточно быстро. Буквально на долю секунды я замечаю ту широкую, несдержанную улыбку Фрэнки. И это стоит каждого ужасного мема со мной, который она только могла бы сотворить.

Когда наш смех стихает, я замечаю, что некоторые люди пялятся на меня — на нас — и все не слишком скрытно снимают видео или делают фото.

И это напоминает мне кое о чём.

— Франческа.

Она опускает меню.

— Сорен.

Я понижаю голос и наклоняюсь поближе к ней.

— Надеюсь, я не оскорбляю твой интеллект этим вопросом, но ты же подумала о том, что нас сфотографируют вместе, да?

— Ага, — она поднимает меню и продолжает читать.

Приходит официант, подливает воды в наши стаканы. Когда он уходит, Фрэнки следит, когда он отойдёт на приличное расстояние, затем опускает меню.

— Что нам ещё несколько фото за обедом? — говорит она, отпивая воды. — Хоть это правда, хоть нет, люди так думают. Даже Дарлин купилась.

— Что?

— Сегодня утром она написала мне, сказав, что я могу быть честна с ней, и у меня не возникнет проблем. Видимо, она думала (особенно после твоего ответа на пресс-конференции), что мы с тобой вместе, — Фрэнки хрюкает, затем делает ещё глоток воды. — Она сказала, что по фото это видно. Уморительно, да?

Её слова безжалостно ранят. Вот и ответ, быстрый и болезненно стремительный. Боже, это так расстраивает.

Фрэнки хмурится, наблюдая за мной.

— Что?

Я инстинктивно потираю грудь в районе сердца. Это никак не унимает боль.

— Рен. Поговори со мной. Помнишь, я не могу… я читаю намёки ещё хуже, чем среднестатистический человек. Но плюс по сравнению с остальными людьми заключается в том, что ты можешь спокойно сказать мне, как и что я поняла не так, — она подаётся ближе, подвигает руку в мою сторону, но останавливает её посередине стола. — Пожалуйста.

Я подвигаю руку навстречу, чтобы кончики наших пальцев соприкоснулись.

— Ты только что сказала, что идея отношений со мной уморительна.

— Я этого не говорила, — мягко отвечает она. — Я сказала, что судить по фотографии, будто мы в отношениях — это уморительно. Дарлин как никто другой должна понимать, что нельзя делать выводы по снимкам папарацци, — она приподнимает голову, её взгляд изучает моё лицо. — Ты подумал, будто я сказала, что идея отношений между нами уморительна.

Я подвигаю руку ближе к ней и переплетаю наши пальцы.

— Да.

Она сжимает мою ладонь в своей хватке, заставляя меня поднять взгляд.

— Но я сказала не это. И если ты когда-нибудь и встретишь того, кто подразумевает буквально то, что было произнесено — это я, Зензеро.

— Я понимаю. Логично, — я претерпеваю бумеранг эмоций, но пытаюсь улыбнуться и показать, что верю ей. Потому что я правда верю.

Сжав ещё раз напоследок, она убирает руку.

— Так вот. В свете этого я буду прямолинейна…

Официант снова подходит. Худший момент из всех возможных.

Я остаюсь в подвешенном состоянии, будущее моей любви отложено ради заказа обеда. Не совсем удивительно. Еда — это серьёзный вопрос для Фрэнки. Повернувшись, она говорит официанту, что хочет заказать, закрывает меню и отдаёт ему в руки. Я тоже заказываю, и мы оба провожаем официанта взглядом, когда он уходит и оставляет нас одних в уединённом уголке ресторана.

— Так на чём ты остановилась? — намекаю я. Отчаянно стараясь не казаться… ну, отчаявшимся.

— Точно. У меня есть некоторые вопросы и опасения. Во-первых, чего ты хочешь от человека, к которому у тебя чувства?

— Ну, я говорю не о ком-то абстрактном, Фрэнки. Я говорю о тебе.

Она прикусывает губу.

— Да. Это.

— Это?

— Просто… — она нетерпеливо взмахивает рукой. — Говори. Поясни.

— Ну, если ты чувствуешь то же, что и я, я бы хотел встречаться. Из-за работы мы можем оставить всё между нами, пока тебе не будет комфортно сказать остальным людям.

Она задумчиво кивает, её пальцы теребят подвески на её шее.

— Рен, ты привлекаешь меня. Ты мне небезразличен, я бесконечно уважаю тебя… — Фрэнки щурится. — Ну чего ты улыбаешься-то?

Слыша это от неё, я испытываю эйфорию. Я чувствую, насколько абсурдно широкой становится моя улыбка, так что прикрываю рот ладонью и пожимаю плечами.

— Но вот в чём загвоздка. Я уже много лет не хотела отношений.

— Много лет?

— Перестань повторять за мной. Да, лет. Я избегала отношений как чумы.

— Почему? — спрашиваю я.

Она шумно выдыхает, надув щёки, и барабанит пальцами по столу.

— Как показывает практика, у людей заканчивается терпение в отношении меня и моих обстоятельств. Я заметила, что я счастливее, что моё благополучие и самооценка на более хорошем уровне, когда я одна. Так что я вроде как отказалась от идеи, что однажды стану человеком, у которого будет домик с белым заборчиком и 2.5 ребёнка.

— Ну, ничего страшного. Я хочу жить в своём доме на пляже, который тебе нравится; хочу собаку, которая у тебя есть; и пятеро детей, которые…

— Пятеро? — Фрэнки комично выпучивает глаза. — Иисусе, Бергман. Моя плюшка болит от одной лишь мысли об этом.

— Твоя плюшка?

— Я же сказала, прекрати повторять за мной, — зажмурившись, она глубоко вдыхает и на выдохе говорит: — Я отвлеклась.

— Это моя вина, — когда она открывает глаза, я пытаюсь встретиться с ней взглядом. — Можно мне кое-что спросить?

Она кивает.

— Тебе когда-нибудь казалось, что я обращаюсь с тобой таким образом?

— Нет, — тут же отвечает она.

Моё сердце совершает ликующий кульбит.

— Но… — Фрэнки крутит свои подвески и осторожно наблюдает за мной. — Мы не состояли в отношениях.

— Но я этого хотел.

Её пальцы замирают. Щёки окрашиваются румянцем.

— Это не то же самое.