– Нет, – мотнула головой в надежде избавиться от назойливых мушек перед глазами. – Неправда. Папа бы никогда…

– Он убил её! – Демид не дал мне закончить. Схватил за плечи, сжал до хруста костей, заставив поморщиться от резкой боли. – Когда я вернулся, было уже слишком поздно. Я не смог спасти их. Не смог.

Замолчал, впившись в меня застывшим взглядом. Чуть разжал пальцы, но рук не убрал.

– Твой отец – убийца!

– Нет! Папа не мог этого сделать, – накрыла его запястья дрожащими ладонями, глубоко вздохнула, стараясь успокоиться, и продолжила: – Эта женщина… Лена… Она приходила к нам. Я помню! Она ругалась с моей матерью. Говорила, что они с папой любят друг друга…

– Довольно! – сильный толчок сбил меня с ног. Зацепившись каблуком за край брусчатки, я упала на спину, больно ударившись копчиком.

Слёзы обиды и отчаяния выступили на глазах, образ Демида размылся.

– Ложь! Моя жена любила меня. Только меня! Не смей порочить её светлое имя! Никогда! Не смей! Этого делать!

От его взгляда, обезумевшего и дикого, мне стало нехорошо. Демон. Настоящее чудовище, способное на всё ради мести. Он мне не поверит. Никогда не примет мою правду, не откажется от слепой любви к жене. Я – игрушка в его руках, орудие мести. Я – дочь своего отца. Ангелова. И этим уже порочна для него…

Несколько секунд Демид клеймил меня глазами, сияющими адским светом. Бросил сквозь сжатые зубы смачно ругательство и, развернувшись, ушёл, оставив меня одну посреди ночного сада. Сломанную, задыхающуюся от невыносимой боли.

Теперь всё встало на свои места. Я вспомнила то, с чего началась эта история. Я вспомнила ту женщину, что приходила к нам незадолго до маминой смерти…

Порыв ледяного ветра впился в кожу стеклянной крошкой, и я невольно сжалась всем телом. Оглянулась по сторонам затравленной жертвой и чуть не завыла от жестокой несправедливости.

Это место… Этот дом… Оранжерея… Я вспомнила! Каждый его угол, каждую комнату вспомнила. Это наш старый дом. Дом, в котором я родилась и выросла. Дом, где умерла мама…

Демид специально привёз меня сюда, чтобы сделать больнее. Чтобы заставить снова пережить тот ужас, что навеки был связан с этим местом…

Иллюзии рухнули, обернулись кровавыми шипами. Его жестокость поражала, сводила с ума. Выбрасывала в прошлое и оставляла тонуть среди волн лютой ненависти, что плескалась в его глазах. Голоса и образы в моей голове не умолкали ни на миг. Привидения закружились передо мной в безумном хороводе лжи и лицемерия. Обман, предательство и одиночество сплелись в единую сеть, стянули конечности и оставили умирать на обочине собственной жизни.

Попыталась встать, но резкая боль в спине не позволила даже шевельнуться. Слёзы новым потоком хлынули из глаз, оставшись на лице безобразными разводами. Протяжный всхлип сорвался с губ и разрезал мертвенную тишину сада. Где-то вдали послышалось шуршание гравия, машины гостей начали покидать территорию. Праздник закончился.

О том, чтобы возвращаться к нему в комнату не могло быть и речи. Не выдержу ещё одной встречи с Демидом, не переживу его звериного взгляда. Поэтому, с трудом поднявшись на ноги, медленно поплелась в сторону оранжереи. Будто неведомая сила тянула меня туда, манила тёплым огнём и обещанием долгожданного избавления.

Иду с трудом. Задыхаюсь от подступивших рыданий, но не могу успокоиться. Сердце колотится где-то в горле, в ушах звенит от непрекращающихся криков мамы и той женщины.

– Володя любит меня, а с вами он только из-за дочери. Отпустите уже! Хватит его мучить!

Медленно спускаюсь по лестнице и снова оказываюсь в подземной теплице. Сквозь застекленные стены внутрь проникает холодный свет уличных фонарей. Воздух пропитан запахами цветов и шлейфом дорогих парфюмов. Столы, укрытые белоснежными скатертями, ещё стоят накрытые, кое-где даже остались еда и напитки. Но я не смотрю на них. Мои глаза прикованы к центральной клумбе, возле которой установлена огромная, украшенная цветами, арка. Всего несколько часов назад прямо на этом месте мы произносили торжественные клятвы.

Демид сказал, что будет любить меня, пока смерть не разлучит нас… Какая ирония судьбы! Смерть, которую он сам натравит на меня, когда найдёт сына…

Белые розы укоризненно смотрят на меня. От их вида хочется плакать ещё сильнее, но внутри уже нет ни единой эмоции. Закончились, остались там, наверху.

Опускаюсь на колени, вдыхаю сладкий цветочный аромат, позволяя ему заполнить лёгкие и вытеснить оттуда все остальные запахи.

Закрыв глаза, мысленно уношусь прочь от этого места и от реальности. Ухожу туда, где всё началось, где мама была жива, а я ещё была полноценным подростком с грандиозными мечтами и планами на жизнь…

В тот год мне исполнилось двенадцать лет. Родители в честь дня рождения единственной дочери украсили весь дом, мама испекла свой фирменный шоколадный торт и пришла будить меня традиционным праздничным поцелуем.

– Доброе утро, моя майская девочка, – лёгкий поцелуй в щеку пробудил ото сна, улыбка расползлась по моему лицу и отозвалась лёгким покалыванием в груди.

Мама сидела рядом и смотрела на меня любящими небесно-голубыми глазами. Даже в самой обычной домашней одежде она выглядела прекрасно! Настоящая королева. Как бы мне хотелось быть похожей на неё…

Почувствовала как по щеке катится одинокая слеза и торопливо смахнула её. Грудь сдавило от накативших воспоминаний, стало трудно дышать.

– Я скучаю по тебе, – слабый шёпот слетел с губ, утонул в шуме поливной системы.

Свернувшись калачиком, подтянула под себя ноги и закрыла глаза. Было холодно, но слабое тело уже ничего не чувствовало. Перед мысленным взором всплыло лицо мамы. Иллюзия, будто она рядом и обнимает меня, успокоила расшатанные нервы, успокоила бешеное сердцебиение.

– Ты ведь доверяешь мне, милая? Доверяешь своей маме?

– Д-да…

– Тогда выпей, – протянула мне стакан. – Выпей. Ради меня. Чтобы мы всегда были вместе. Ты и я…

И я выпила. Сделала маленький глоток горького напитка, позволив ему обжечь горло. Мама улыбнулась, провела по моей щеке ладонью и залпом осушила свой бокал.

Безумие! Настоящее, мать его, безумие.

Я бил по боксёрской груше в надежде, что это поможет: злость выйдет через удары, выльется из тела вместе с потом. Но нет. Безуспешно.

Наваждение все ещё стояло перед глазами, а дрожащий голос Катя звучал в голове на повторе.

Когда она заговорила о Лене, думал не выдержу. Убью дуру на месте. Собственными руками задушу за то, что посмела клеветать на любимую. В ту секунду я ненавидел её. По-настоящему, всей душой, каждой клеткой гребаного тела. Она оправдала свою фамилию, показала себя достойной дочерью своего отца. Решила, что с мёртвыми воевать проще всего? Идиотка!

Смотрела на меня, полными слёз, небесными глазами и выплевывала ядовитые обвинения. Думала поверю? Проглочу и не замечу?

Ещё один удар, и груша отлетает в сторону. Ударяется об стену и жалобно скулит, умоляя о пощаде. Стаскиваю с кулаков перчатки, отшвыриваю их в сторону и медленно оседаю на пол. Кровавая пелена всё ещё стоит перед глазами, запах гари душит, выкручивает наизнанку. Хочется выть, кричать, орать до тех пор, пока эта боль не исчезнет. Пока не сдохну, потому что по-другому быть не может. Я не смогу забыть. Никогда не забуду удушающего отчаяния, что сдавило сердце при виде руин и пепелища. Не забуду своей ничтожности, когда сказали, что их больше нет. Не забуду картины, опускающихся в землю, гробов. Большого – Лены и маленького – нашего сына…

Сашка. Где же ты сейчас? Как живёшь? Чем дышишь? Помнишь ли меня?

Только мысли о нём не давали сломаться, заставляли идти дальше, несмотря ни на что. Найду! Верну себе и уже никогда не потеряю. А потом… раз и навсегда избавлюсь от Ангеловой. Иначе свихнусь, не выдержу. Не смогу жить с постоянным чувством вины и желанием обладать ею.