С другой стороны, проучить этот ледяной кусок гранита стоит. Однажды я уже доказала, что он обычный мужчина. Сделаю это снова. Вот только на этот раз с моей самооценкой все хорошо, и я смогу вовремя сказать «нет». Надеюсь. Тело странно заныло, намекая, что надеюсь я зря.

Так и не решив, как в итоге поступить, тщательно вымылась в душе, помыла голову и переоделась во взятую с собой ночнушку. Ну как ночнушку. Коротенький пеньюар. Фет Сайонелл или, вернее сказать, продавщицы что его на покупки раскручивали, подумали, что такая вещь должна иметься в гардеробе каждой женщины. Посмотрела на себя в зеркало. Никогда я не выглядела так притягательно.

Вышла из душа с сырой головой, намерено не воспользовавшись полотенцем. Светлые пряди свились тугими кольцами, став темно-пшеничными. Капельки воды скользили по завиткам и капали на тонкую ткань пеньюара, лиф которого вымок бесстыже демонстрируя мои острые, набухшие от вожделения соски. А этот чурбан бесчувственный сидел со своим планшетом над какими-то графиками и даже не обращал внимания. Что мне, оседлать его что ли? План трещал по швам и плохо в результате стало только мне. Так и хотелось взять этот планшет и хорошенько приложить по медноволосой голове. Раз пять или шесть.

— Что случилось с полотенцами? — холодно поинтересовался Великогад, так и не повернувшись.

— Не нашла, — моему рыку даже аркх позавидовал бы.

Ползучее Великородие величественно поднялось, отодвинуло меня в сторону и скрылось в уборной, откуда вернулось с большим пушистым полотенцем. Всунуло мне его в руки, лишь бегло скользнув по мне взглядом и задержавшись на груди. Наши пальцы соприкоснулись случайно, но от этого меня будто током ударило. Острая волна пробежала по телу и скопилась между ног тяжелым болезненным спазмом. Взгляд Харви, потемневший на миг, вновь стал пепельно-сизым, отстраненным, безразличным. Похлеще любого морозильника! Он вернулся за стол и поинтересовался:

— Что-то еще?

Гневно засопев, я швырнула в него полотенцем и скрылась в ванной, громко хлопнув дверью. Просто это была единственная дверь, которой можно было хлопнуть! Все. Гордая независимая женщина сбежала. Класс. И долго мне теперь ходить от унитаза к душу? И что делать? Хартмана проще убить, чем заставить чувствовать! Может, он импотент? Что, стал за полтора дня? Как-то не верится!

Села на закрытую крышку унитаза и, скрестив руки на груди, посопела еще немного. Я, словно очумелая, до одури хотела этого мужчину, чего прежде со мной никогда не случалось. Какая-то неконтролируемая блажь. Он меня точно опоил! Хотя… не пили же ничего. Я уже не знала, на что грешить, кроме своего дурного организма. Наваждение. А от наваждения и искушения избавиться легко — нужно ему поддаться. Вот только что делать, если ты поддался, а замороженная глыба — ни в одном глазу? Ладно, Ландрин, все. Признай свое поражение и иди спать. Он же тебе лучше делает. Хватит метаться, хватит сходить с ума, ты сама на себя не похожа. «Спать» всегда решает все проблемы.

А что, у меня был другой выход? Я долго мыла лицо ледяной водой, затем достала из шкафа второе полотенце, подсушила волосы, вытерла лицо и распахнула двери, чтобы уткнуться носом в широкую грудь. Попытка захлопнуть дверь обратно была тут-же пресечена рукой. Я попыталась обойти бесчувственного чурбана, но он накрыл ладонью дверной косяк, отрезая мне путь к бегству. Я вскинула ненавидящий взгляд, чтобы встретиться с ироничным. Да он, блин, натуральным образом надо мной издевается!

— Что с вами происходит, фета Сайонелл?

— Ничего! — я обиженно просопела и скрестила на груди руки.

— В таком случае, нам необходимо заняться барьером.

Отелепатеть! В таком состоянии я им так займусь, что обалдеешь! Впрочем, фет Сайонелл что-то говорил о том, что чем сильнее мои эмоции, тем сильнее искра. О, она сейчас полыхать костром должна!

Харви нехотя отошел в сторону. Ну как отошел, просто руку убрал, чтобы мне пришлось протиснуться, коснувшись его всем телом. Искуситель аркхов! Искусил, а теперь наслаждается своей победой!

— Что мне нужно делать? — подошла почти вплотную к стеклу и отвернулась к барьеру, стараясь не думать о своем нереализованном желании, от которого внизу болезненно ныло и ломило. Как назло, жесткий шов от трусиков впивался прямо в чувствительное местечко, лишь усиливая мои муки.

— Эмоции, фета Сайонелл, пропущенные через душу — вот топливо для искры, — медленно пропел он низким, бархатистым голосом, подкрадываясь ко мне со спины. — Гнев, радость, ненависть, любовь, боль, наслаждение, — на последнем слове его интонация стала ниже, а внутри меня словно что-то дрогнуло. Он прошептал прямо над моим ухом: — Выбирайте любую и пробуйте.

Эмоции, значит! Будут тебе эмоции, издеватель аркхов!

Я закрыла глаза и представила, как беру со стола планшет и хорошенько трескаю по голове Ползучего Великородия. Как разлетаются в стороны осколки корпуса, как лопается стекло. На моих губах даже злорадная улыбка растянулась. Так хорошо в этот момент стало — не передать!

— Слабо, фета. То, о чем вы думаете, не помогает. Напротив — делает хуже.

— Странно, потому что внутри меня все кипит от злости! — подтвердила злорадно, глянув на оказавшегося передо мной искусителя. И чего встал, вид мне закрыл?

— Видимо, эмоция недостаточно сильная, — сухо констатировал фетрой, кивнув на мое кольцо. Подняла ладонь. В отличие от перстня Харви, мой камень оставался прозрачным, а должен был, судя по всему, окраситься красным.

— В данный момент я представила, как отрываю вам голову, — приукрасила я. — Собственными руками. Даже не знаю, что во мне сильнее в этот миг, злость или радость!

— Подумайте о чем-то другом, — тон отбойного молотка. — Представьте, что отрываете что-нибудь другое. Кому-нибудь другому.

На последних словах его интонация дрогнула, обнажая намек на злость. Это он что намекает на фета Ронхарского? Или Таххира?

Кстати, танцы! Отлично! Подумаю о танцах. Фет Сайонелл говорил, что положительные эмоции куда плодотворней отрицательных.

Снова закрыла глаза, представила, как порхают по полу пуанты, как я легко кружусь в пируэтах, музыка течет, наполняя мое тело, звеня в каждой его клеточке хрустальными колокольчиками, а сильные руки фета Ронхарского подкидывают меня под самый потолок, опускают. Наши тела скользят друг по другу, я открываю глаза и вижу… Харви?

— Уже лучше. Сосредоточьтесь на этом.

— Не думаю, что это, — я нажала на слово, — поможет.

— Но это, — передразнил он, — помогает. Чем бы оно ни было. Продолжайте.

— Ну, если мысли о нем помогают, — ехидно улыбнулась я, отметив, как потемнел взгляд бетонной стены напротив. Что, не такая уж она и бетонная выходит?

Харви, значит? В таком ключе, значит? Ну, как бы… Ладно. Все равно об этом никто не узнает. Тем более не узнает он. Пусть думает, что в моих мыслях фет Ронхарский!

Снова закрыла глаза, возродила в голове ту самую сцену из Флай Скай. Но Великогад как-то некстати взял мои ладони и переплел наши пальцы, от чего по телу пробежала острая обжигающая волна и свилась внизу живота предатной змеей удовольствия.

Хорошо… Тут и придумывать ничего не нужно. Я просто вспомнила тот бешеный накал эмоций, что вызвал во мне Харви тем утром, когда мы проснулись здесь. Когда он навалился на меня сверху, позволяя почувствовать свое желание, когда его сильные руки исследовали изгибы моего тела, когда мы танцевали, но только в горизонтальной плоскости, как тянулись навстречу, как я бесстыже раскрывала бедра, чтобы почувствовать его… закусила губу, позволив немного пофантазировать. Что было бы дальше? В моих фантазиях он медленно отвел ткань моих трусиков и вошел в меня, наполняя каждую клеточку, заставляя трепетать от наслаждения… Сейчас этого хотелось так остро, что я едва с ума не сходила, готовая накинуться на Великогада и сама потащить его в койку!

— Хватит, — прорычал фетрой не своим голосом. Я открыла глаза и натолкнулась на взгляд, полный желания и бешенства одновременно.