Призраки заколыхались, беззвучно открывая рты и отчаянно жестикулируя. Отец Дионисий пытался понять по мимике и жестам, что от него хотят эти бывшие люди, но постоянно отвлекался на лунный свет, который, проходя сквозь призраков, придавал им разные оттенки.
«Интересно, от чего зависит цвет? — прошептал он. – Девушка оранжевая, женщина рядом с ней жёлтая, а мужчины почти все ярко-красные!»
– От эмоций, поп, от эмоций, — послышался хриплый голос с расположенной рядом могилы. Священник присмотрелся и увидел на поросшем бурьяном холмике худой скрюченный силуэт. Силуэт поклонился и продолжил неторопливо объяснять: – Бабы, они и есть бабы. Пытаются тебя упросить да умилостивить. Вот и цвет эмоций у них тёплый. А мужики требуют и злятся, потому и красные, как пожарное ведро.
– Спасибо, занятно, — поблагодарил Дионисий. — А не подскажете ли, уважаемый…
– Оборотень Фёдор! — представился силуэт.
– …Оборотень Фёдор, — коротко кивнул Дионисий, – а что же они от меня хотят? И почему вас я слышу, а их нет?
– С удовольствием подскажу, отчего же не подсказать-то? Они жалуются, что кладбище не было освящено и много душ тут застряло навсегда. Требуют немедленно решить этот вопрос. А не слышите вы их, ваше святейшество, потому, что они призраки. И у них, стало быть, ни гортани, ни губ нету, чтобы звуки создавать! Это же элементарно, чудак-человек! Неужто не знал?
– Да, — сконфужено согласился Дионисий, – всё элементарно, а я и не догадался.
– Так что, освятишь наше общежитие?
Батюшка растерянно огляделся по сторонам, стараясь не встречаться глазами с притихшими призраками, и виновато развёл руками:
– Не смогу я. В служении запрещён, скоро могут из сана извергнуть, а то и от церкви отлучить. Так что я хоть и священник, но, как говорится, беззубый…
– Ну етить твою в кадило! — беззлобно выругался Фёдор. – А у нас тут детишек скопилось, хоть ясли открывай! Советская-то власть была светской и зарывала народ не в святую землю, а исключительно в глину, да в чернозём. Ну и позастревали бедолаги между миров. Так что, совсем ничем помочь не можешь?
Дионисий задумчиво почесал подбородок и скривился от не вовремя подступившей боли. Быстро достав из кармана стандарт таблеток, он привычным жестом выдавил пару штук на ладонь и запил их тёплой водой из зелёной солдатской фляжки, что давно уже носил на поясе.
– Есть одна мысль. Мой добрый друг и бывший ученик недалеко отсюда приход получил. Отец Виталий — может, слышал о таком? Я его попрошу освятить ваше, как вы говорите, общежитие. Он духовный человек и душевный, думаю поможет.
Призраки одобрительно закивали.
Круглосуточное кафе «У Тамары» стояло на оживлённой федеральной трассе и уже давно пользовалось у дальнобойщиков заслуженной популярностью. Во-первых, здесь можно было не просто перекусить, а поесть нормальной, свежей и вкусной еды, совсем не похожей на то, что обычно подают в придорожных забегаловках. А во-вторых, после нескольких жестоких стычек среди местных искателей приключений укоренилась привычка не ходить сюда по ночам, особенно в пьяном виде.
Впрочем, ночь здесь заканчивалась гораздо раньше, потому что водители фур разъезжались далеко затемно, чтобы проскочить расположенный в ста километрах мегаполис до появления утренних пробок.
По дороге с кладбища отец Дионисий значительно заплутал и вышел на трассу не у кафе, как планировал, а гораздо дальше. И хоть кафе вполне угадывалось через жидкий перелесок, священник решил путь не срезать, а идти по дороге, справедливо решив, что иногда долгий путь оказывается короче. Впрочем, ещё неизвестно, что именно стало решающим фактором: усталость, холодная утренняя роса или блуждающие по лесу огоньки. Батюшка потёр глаза, смахнул со лба капли солёного пота и выпил пару таблеток. Потом устало вздохнул и зашагал по трассе в сторону кафе.
Идти предстояло несколько километров в гору, и чтобы немного отвлечься от накопившейся усталости и занять мозг хоть чем-то, кроме воспоминаний о кладбище, батюшка принялся чеканить шаг и вслух проговаривать строки своей армейской строевой залётной песни. Такой титул песня получила после того, как стала абсолютным хитом у провинившихся отделений, взводов, а иногда и целых рот. Как когда-то на плацу, привычно отбивая такт рукой, бывший сержант Советской армии быстро подстроил ритм своего шага под нехитрые строки.
Музыка нас связала, тайною нашей стала.
Всем уговорам твержу я в ответ: “Нас не разлучат, нет!”
Музыка нас связала, тайною нашей стала.
Всем уговорам твержу я в ответ: “Нас не разлучат, нет!”
Дойдя до места, Денис отряхнулся от пыли и, пока проходил уже свободную от машин стоянку, немного отдышался. У входа он привычно пригладил длинные волосы и вошёл в кафе. Из двух висящих под потолком телевизоров громко играла иностранная музыка, а за барной стойкой шла ожесточённая борьба.
Трое пьяных парней зажали в угол наполовину лысую, а наполовину белобрысую барменшу и ударами пытались убедить её продолжить знакомство в более интимной обстановке. Девушка в ответ крыла навязчивых кавалеров матом и отмахивалась от них фигурным ножом для нарезки фруктов.
– Эй! Мужики! Вы что творите! – закричал Денис после секундного замешательства и оценки ситуации. Пьяный кураж в глазах у противников не оставлял ни малейшего шанса. Или девушке, или ему.
– Втроём к девчонке пристали! Герои, нечего сказать! Петухи бойцовые! Тьфу!
Выпад Дионисия попал в точку. Мужики зацепились за слово «петухи», забыли про девчонку и всей толпой пошли на него, рассказывая, что и как ему сейчас сломают. Медленно, шаг за шагом Дионисий уводил их за собой вглубь зала, открывая девушке путь к бегству.
– Да это же наш бывший поп из райцентра! Поп — толоконный лоб! — узнал его и пьяно захихикал один из мужчин. – Хана тебе, святоша! За базаром надо было следить!
– Чадо! Так я же не сторож на барахолке, чтобы за базаром следить! — ответил ему Дионисий, пятясь в угол зала, пока не наткнулся на неубранный столик с несколькими бутылками и пивными стаканами. Очевидно, за этим столом и сидели несостоявшиеся насильники, поскольку все остальные столы в зале были тщательным образом убраны.
– Дерзишь, поп! Уважаю! — Одобрительно крякнул стоящий ближе всех коренастый мужчина с порезанной кистью руки.
«Молодец девчонка, хоть одного, да зацепила ножом!» — подумал Дионисий, не спуская глаз с противников. И не зря. Третий, молчавший всё это время мужчина, не привлекая внимания, подобрался ближе остальных и резко выбросил правый кулак в лицо священнослужителя. Отклонившись вбок, Денис избежал удара. Правой рукой он схватил за запястье пролетающую мимо лица руку, а левой ударил между лопаток всё ещё движущегося по инерции вперёд мужчину. С треском носовых хрящей батюшка впечатал его лицо в высокий деревянный стол, после чего отпустил обмякшую руку и привычным движением рубанул по шее. Отпустив потерявшего сознание оппонента, Дионисий схватил со стола бутылку пива и бросил её в лицо другому нападающему. А когда тот ожидаемо легко её отбил, Дионисий уже успел взять со стола две бутылки с вином и ударил ими противника с двух сторон по голове. Потоки портвейна зажурчали по плечам мужчины, а священник поставленным ударом ноги отбросил его в сторону барной стойки. Но на третьего противника у Дениса уже не хватило времени. Холодная сталь сверкнула в воздухе и устремилась к груди священника. Ни отбить удар, ни уклониться от него Денис уже не успевал и лишь, как в замедленной съёмке, видел летящую к нему смерть.
Одинокий удар колокола эхом пронёсся по кафе и медленно затих среди разбросанных столов. Третий насильник счастливо улыбнулся, выпустил из руки нож и плашмя рухнул на пол. А за его спиной оказалась барменша с большим помятым ведром из-под помоев. Которое и звенело.
– Успела! — радостно выдохнула она, но в это время на ноги поднялся второй, отброшенный к стене насильник. Он схватил за спинку первый попавшийся под руку стул и, высоко подняв его над головой, пошёл на Дениса.
