Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

Точно так же, какова бы ни была доктрина отдельных сект, можно считать достоверным, что брошенное некоторым из них обвинение, что они склонились перед гонениями, отчасти справедливо по отношению почти ко всем христианским группировкам.

Учения вроде вышеописанных, опиравшиеся меньше всего на ветхий и новый завет, были, очевидно, не столько христианскими ересями, сколько образованиями, отличными от исторического христианства; в большинстве случаев они развились из отвлеченного христизма, не в чисто языческом духе, но основываясь на языческих религиях в противовес иудаизму. Они, вообще говоря, обнаруживали, поэтому тенденцию сойти с арены христизма, поскольку язычество имело других богов, более подходящих для роли гностического Логоса. Промежуточный тип бестелесного в лучшем случае Христа должен был вымереть.

Гностицизм не только не имел собственного канона, но даже не помышлял о нем; за все время гностического творчества каждое десятилетие приносило с собой новое учение, утончавшее предшествующее ему и еще более увеличивавшее его абстрактность, пока, наконец, само слово гнозис не стало поговоркой. Как уже сказано было, на успех могло рассчитывать только простое и конкретное учение, особенно если оно сумело создать свою организацию; а гностики II в. даже не пытались создать общую организацию.

Однако, гностицизм оставил прочный отпечаток на христианстве. На ранней стадии своего развития он, как мы видели, оказал влияние на изменения текста евангелий, а после того, как он отошел от евангельской базы, он оказал влияние на философски мыслящих церковных писателей, особенно на Климента Александрийского, явно заботящегося о том, чтобы проявить себя «хорошим гностиком» и одновременно основываться на принятых церковью священных книгах.

Следуя отчасти еврейскому платонику Филону, они ввели в христ. церкви манеру сводить библейские рассказы к аллегориям; этот метод поддерживался не только Оригеном, но и Августином, и был необходим для защиты еврейских сказок против языческой критики. Далее, обычная практика церкви отделять оглашенных от посвященных также была заимствована из гностического принципа эзотеричности (замкнутости) знаний.

Гностицизм и другими путями оказал влияние на раннее христианство. Гностики впервые привили христианам литературные навыки; они первые начали создавать многочисленные документы разного рода; весьма вероятно, что их ранние прибавки к евангелиям послужили стимулом для дальнейшего расширения их содержания в других направлениях. Короче говоря, гностики впервые ввели в христианский культ элемент искусства и литературы; в их духе создано четвертое евангелие, давшее христизму единственные философские элементы, какие в нем когда-либо были.

Правда, нельзя сказать, чтобы гностики с успехом занимались философией, хотя они дали некоторый философский толчок позднейшим платоникам. Средний гностик был, скорее всего, досужим дилетантом, который в тот век ученого невежества и притупившейся мысли жадно прислушивался к новому мистицизму подобно многим некультурным бездельникам в наше время. Бессмысленные амулеты, очевидно, интересовали их в той же мере, как и теория; их усердное стремление к тайному знанию заключало в себе нечто от духа сословной обособленности и даже от личного высокомерия.

Можно думать, что когда тирания в древнем мире положила конец прежним моральным классовым различиям, люди инстинктивно хватались за новые способы создать для себя превосходство перед своими товарищами; дух гностицизма зародился среди греков язычников, следовавших в данном случае примеру египетских жрецов, среди самаритян и грецизированных евреев. О гностиках можно сказать, что они больше, чем ортодоксы, старались создать полное и стройное богословское мировоззрение и пытались на пути своего ученого невежества руководиться не только верой, но и разумом. Они естественно оказались в меньшинстве.

Однако, их теоретический уклон, сохранившийся в обладавшей уже евангелием церкви, определил собой развитие христианского догматического богословия. Их отказ от понятия бога-спасителя в человеческом теле нашел свое выражение в позднейших спорах и формулировках, как, например, в четвертом евангелии; если окончательное учение о троице не было подлинно гностическим, то только потому, что гностики обнаружили больше интереса к тому, чтобы сделать свое учение правдоподобным, и никогда не стремились навсегда подчинить мысль явно противоречивой формуле.

Многие элементы гностицизма сохранились, вероятно, в манихействе, которое, хотя тоже было в достаточной мере догматичным, но не щеголяло такими положениями, как никейский символ веры, и всегда было бельмом на глазу у церкви. Даже амулеты их были очень распространены среди христиан, а почитание ангелов, начавшее процветать в IV веке среди католиков, тоже, по-видимому, было отражением их учения.

Наконец, современная церковь в некотором смысле смутно вернулась к гностической точке зрения на будущее царство. В то время, как «правоверные» христиане второго века верили, что душа мертвых отправляется в подземный мир, чтобы при наступлении тысячелетнего царства Христа восстать вместе с телом, гностики, рассматривая тысячелетнее царство, как грубое материалистическое понятие, считали, что душа после смерти возносится на небо. Это стало, по-видимому, господствующим представлением у современных протестантов, хотя люди теперь остерегаются делать формальные заявления на этот счет.

4. Маркионизм и монтанизм.

Кроме гностицизма, церковь во И веке подвергалась влиянию нескольких еретических или сектантских движений, концентрировавшихся в среде отдельных влиятельных учителей, в частности Маркиона Синопского и Монтана, ставших основателями чего-то вроде независимых церквей. Монтан, как и Манихей, являет черты мифического характера, и нельзя быть уверенным в историчности того и другого; маркионизм этой трудности не представляет.

Маркион — ученик Кердона, и деятельность его, так же, как и его учителя, относится к царствованию Антонина Пия. Он придерживался некоторых основных теорий гностиков, но отличался от них в общем тем, что он основывался исключительно на ветхом завете и абсолютно не был в оппозиции к иудаизму. По его учению, высший бог, Благо, создал Демиурга, творца вселенной, воплощение справедливости или законности, бога евреев; язычниками правит сатана, порождение материи, и лишь христианами правит благой бог, впервые открывшийся людям только во Христе. В этом смысле Маркион применил гностический принцип «противоположений» или «антитезис» в сочинении, носящем такое заглавие.

Его этика была, по-видимому, сектантской версией этики Бардесана, по определению которого добры те, кто делает добро даже дурным людям, справедливы--творящие добро только добрым, злы те, кто делает зло даже добрым. Маркиону, по-видимому, не приходило на ум, что помещая язычников вне сферы действия добра, он тем самым лишает всякого смысла признаваемый им самим принцип доброты и милосердия; но как раз в этом отношении он был менее всего еретиком, так как называвшие себя христианами все были согласны между собой в том, что спасение — удел одних христиан, а язычники осуждены на адские муки.

Что Маркион был фанатиком исключительной силы характера, доказывается теми обстоятельствами, что он, во-первых, поставил перед церковью проблему создания канона, так как он первый создал канон, исключив, согласно его объяснениям, из евангелий и Павловых посланий все еврейские документы и все еврейские интерполяции; во-вторых, он сумел создать отдельную организацию, просуществовавшую, с незначительными вариациями в доктрине, в течение многих веков рядом с «католической церковью»; даже еще в VIII веке мы находим ее следы.

Поднятые Маркионом споры в течение ряда поколений оказывали влияние на всю церковную литературу, и хотя ортодоксы считали для себя делом чести обвинять его в извращении не только веры, но и текстов, все же в конце концов установлено, что некоторые из его разночтений к третьему евангелию, на которых он особенно настаивал, являются действительно первоначальными. Но поскольку он упорно отстаивал аскетизм, вплоть до запрещения брака, ему естественно не удалось привлечь к себе массы, хотя именно под его влиянием в церкви, начиная от его времени, укрепились аскетические идеи.

32
{"b":"854456","o":1}