— Нет, так мы не успеем. Пошли! — рявкнул с заднего сиденья Янко.

— Нет уж, — покачал я головой. Придётся…

За то, что я сделал после — мне слегка стыдно. Это был один из моих пунктиков — не нарушать правила дорожного движения и то, что продиктовано общепринятой безопасностью. Достаточно пары попаданий в аварии, чтобы это запомнить. Но в данный момент вариантов не было. Я крутанул руль, перемахнул через бордюр и поехал по тротуару. Где-то раздался полицейский свисток, но я не обращал внимания — пёр вперёд, гудком разгоняя редких прохожих.

— Теперь направо! Порт там, — скомандовал Янко.

Но направо не получилось — мы были не одни такие умные. Перед перекрёстком на тротуаре стоял с десяток машин, и к первой из них уже бежали полицейские.

— Ты же говорил, что полиция под бунтовщиками.

— Хрен разберёшься. Но теперь точно пешком.

Мы бросили машину, вытащили коробку с сумками, потащили. Полицейские на нас так и не взглянули, потому что их внимание привлекло нечто другое.

До порта оставалось меньше полкилометра, и дорога туда была, на удивление, свободнее — всего несколько легковушек и фур. Стены «периметра» в этом месте образовывали букву «Т», и на углу стояла башня, откуда раздались выстрелы — сначала одиночные, потом очередями. Позади раздались крики. Полицейские тут же засели за машинами и открыли огонь не то по башне, не то по тому, что было за ней.

Я кинул ящик на землю, схватил Самиру, грубовато повалил на землю. Стрельба прекращалась недолго, я услышал крик Янко:

— Пошли-пошли!

Подхватили ящик, сумки — возможно, не все — побежали дальше, укрывшись за киоском автобусной остановки.

Толпа, которая шла по проспекту, тем временем уже добралась до конца пробки. Люди окружили последние машины в ряду и принялись их расшатывать. Кто-то запрыгнул на капот, кто-то в маске целился булыжником в полицейского. Я вспомнил, где видел такие же резкие, отрывистые движения — у похожей толпы английских ультрасов, с которыми дрался в первый день появления в этом мире.

— Зомбяки… — проговорила Самира. — Они явно зазомбированы.

На этих словах нас заметили. Нас разделяло метров пятьдесят, но я чётко услышал:

— Бей двориков! Имперцев бей!

Человек десять побежали к нам. Неясно, почему они решили, что мы — дворики. По нам это было невозможно определить, ни по одежде, ни по расовой принадлежности. Политические движения порой принимают весьма уродливый облик, и местные социалисты, судя по всему, в тот момент были готовы признать своими классовыми врагами любого странно одетого гражданина, уносящего ноги от них.

Полицейские, ещё недавно досматривающие машины, просто отошли в сторону, не желая вмешиваться. Я достал ствол, хотя почувствовал, что он уже не особо поможет: недавняя стрельба, похоже, толпу вовсе не тревожила.

— Закройте уши, — скомандовала Самира.

Она сделала пару шагов в сторону толпы, до которой оставалось всего шагов тридцать. А затем раздался её крик. Уши тут же заложило, казалось, из них сейчас польётся кровь. Крик заставил инстинктивно прижаться к земле, зажмуриться, лишь бы отключить все органы чувств. Продолжалось всё секунд пять, не больше, и я не сразу понял, что она больше не кричит — тонкий звук оставался звенеть в ушах. Толпа рассыпалась, попадала на землю, кто-то уже поднимался, но выглядел контуженным и обескураженным. Неужели крик помогал освободиться от зомбирующего воздействия? Либо же не было никакого зомби-воздействия, и он просто словно перезапускал мозг, перегружая органы чувств. Я не знал принципа, да и это было уже не важно — важно, что это помогло задержать наших преследователей.

Я услышал приглушённый голос Янко?

— Хватай, идём.

Долгие пятьсот метров мы тащили коробку до ворот. Там нас тормознула охрана порта.

— Нам запрещено отправлять эвакуирующихся! — сказал парень в зелёно-чёрной форме.

— Мы подданные Империи, — сказала Самира. — Подпоручики при исполнении. Это очень важный груз. Пропустите.

Охрана хмыкнула.

— Это вы кричали?

— Я.

— Крикните ещё раз?

— Попытаюсь… второй раз так быстро не выйдет.

Нас пропустили, мы бросили груз у входа.

— Пойду поищу транспорт, — сказал Янко. — Стойте здесь.

Он пошёл в сторону пристаней.

— Отойдём дальше? — предложил я. — Зачем стоять у ворот?

— Нет, — твёрдо сказала Самира. — Я хочу… хочу взглянуть страху в лицо.

Прошла минута, другая. В порт заехала пара фур и автобус, разгрузившийся чуть поодаль — из него вынырнули основательные мужчины арабской и европейской внешности, кто в пиджаках, кто в домашнем, большинство были с жёнами и детьми.

— Дипломатов вывозят… — услышал я голос охранников. — Всё, Иван, закрывай ворота.

— Армия… где, мать его, армия! — выругался, по-видимому, Иван.

Новая волна толпы — с непрочищенными ещё криком Самиры мозгами — уже мчалась по дороге до порта. Толпа была не такой большой, видимо, основная масса направилась после перекрёстка в аэропорт. Но в руках я заметил арматуру, бейсбольные биты, палки. Охранники встали наизготовку, и вдруг до меня донёсся звук выстрела. Стоящий в паре метров от меня парень упал навзничь, я инстинктивно упал влево, выхватил ствол, выстрелил вперёд. Затем поднялся схватил Самиру и рявкнул:

— Ложись!

— Я обещала!

Самира вырвалась из моего захвата, простояла ещё пару секунд, подпуская толпу ближе, а потом закричала во второй раз.

Снова звон в ушах, снова побелело в глазах. Меня толкнули за плечо, указали рукой на ценный груз. Янко уже вернулся, скомандовал:

— Сюда! Третий пирс! На паром!

Словно в бреду мы пробежались по пирсу, запрыгнули по мосткам в переполненное судёнышко, заполненное разномастным народом.

— Куда? — спросил я словно не своими губами.

— Хайфа-Хадаша, — услышал я чей-то голос. — На той стороне залива. Новый Израиль.

— Все на месте? Самира? Ты цела?

Я не сразу увидел её, но скоро почувствовал. Она бросилась мне на шею и беззвучно зарыдала. А я сидел, держась за тесную скамью, и смотрел через её плечо, как берег бунтующей столицы Новой Бессарабии медленно уплывает от нас.

— Всё позади, — шептал я. — Мы в безопасности.

— Мне так стыдно, — заговорила Самира, когда мы уже немного успокоились.

— За что? — не понял я.

— Ну, ты помнишь… ночью. Я зря спросила.

— Если тебе так хочется — можем забыть всё, о чём говорили.

Самира кивнула, но в глазах читалась грусть. Наверное, она ждала другого ответа и развития диалога.

Возможно, мне показалось, сказал я себе. Возможно, её обнажение перед сном в одной кровати со мной было частью её культуры, а то, что она прижалась во сне — действительно, инстинктивное желание согреться и избавиться от чувства одиночества. Но если она всё же запала на меня, а таковых признаков было куда больше… то ситуация становилась куда более сложной. Я собирался держаться дальше и хранить верность той, с которой у меня уже были отношения, как говорили мои принципы. Но за свой организм, которому было, напоминаю, всего девятнадцать лет — я ручаться не мог. Сколько я мог продержаться дальше при таком напоре, да ещё и в фактической изоляции от остального мира в условиях командировки — я не знал.

И что самое паршивое: по химии, феромонам и чёрт знает какой непонятной мне женственности — Самира у Аллы выигрывала вчистую.

Янко подобрался поближе, протолкнувшись через семью аборигенов в цветастых футболках.

— Ты ж лекарь, знаю. Подлатай мне руку, будь добр.

Признаться, моё отношение к Янко слегка изменилось. В критической ситуации он повёл себя не как конченный мудак, а вполне по-товарищески — помог выбраться, решил проблему с транспортом. Хотя что-то меня до сих пор в нём отталкивало. Но в данной ситуации, когда мы были в прямом смысле «в одной лодке» — я не увидел ни одной причины ему не помочь.

— Не вопрос. Только давай отсядем в конец, а то народ заинтересуется. Меня на всех не хватит.