Тут же налепил капсулу портала на двери. Две секунды — и мы в полной темноте.

— Чего тебе нужно? — спросил я. — У меня работа.

— У меня тоже. Ну, как работа… Помнишь, мы с тобой говорили об артефактах, есть уже наработки какие-то?

— Не густо. Прошла всего пара недель, ты куда спешишь?

— В общем, тебя надо познакомить с Борисом. Проект буксует. Нужно устроить мозговой штурм.

Крутанул ручку, немного повозившись с картой и годом. Лифт преобразился — стал просторным, с зеркалами, старинными кнопками и перильцами. Я же снова ощутил неприятное чувство где-то в груди — ровно то же, которое я чувствовал во время перебежки по советскому Нью-Йорку.

— Какой-то знакомый лифт.

— Знаменитый, — кивнул Андрон, усмехнувшись.

— Давай только недолго. Меня мутит от других миров.

— Я ж не в бункер тебя тащу. А всего лишь в параллель. Да не боись. Нельзя долго реликтов в другое время, я знаю, а то ещё развилку получим.

Лифт тихо звякнул, двери открылись. Пыльные коридоры, запах дешёвого табака, пороха, конского навоза. Прошлое, причём глубокое. Добило меня табличкой «Петрогосиздат» на выходе из просторного лифтового фойе.

— Какой, мать его, год⁈

— Двадцатый. Тысяча девятьсот. Основной пучок.

Короткий коридор — навстречу шла девушка, одетая в стиле модерн и несущая огромную стопку бумаг. Завидев меня, небритого, одетого в цветастую футболку — шарахнулась, едва не уронив поклажу.

— Всё нормально, гражданка, актёры, — буркнул Андрон.

Дёрнул за ручку одного кабинета — было закрыто. Второго — дверь поддалась. Я взглянул на табличку — «Журнал Вестник Времён».

Внутри, в окружении стопок книг, журналов, за печатной машинкой сидел пятидесяти-шестидесятилетний дядька, напоминавший не то завхоза, не то писателя на пенсии — неясной национальности, с залысинами, в поношенном, но не лишённом стиля пиджаке. Тут же всё понял, поднял руку, пожал.

— Борис. Мне Андрон рассказывал. Чего так долго? Договаривались же на двенадцать. Итак, к делу. Артефакты? Присаживайся.

— Да. Артефакты, — я кивнул.

— Я так понял, могут телепортировать, перемещать, гипнотизировать…

— Могут.

Мой взгляд упал за окно, и тут я понял, что это за здание и место. Внизу бушевал проспект — непривычно-старинный, с равномерно перемешанными телегами, трамваями и старыми чёрными автомобилями. Гораздо привычнее было видеть это в виде чёрно-белых кинохроник немого кино, но всё это выглядело живым и современным.

Мы находились в знаменитом петербургском «Доме Книги», он же дом Зингер на Невском, в послереволюционном Петрограде.

— Чаю? Забыл предложить.

— Не стоит. А то меня сейчас стошнит, мне вообще нельзя здесь долго оставаться. Послушайте, Борис, я не знаю, может, вы не в курсе. То, чем вы собираетесь заниматься — чрезвычайно незаконно. Более того, оно мне противно. Мало того, что вы таскаете меня чёрт знает по каким временным линиям, так ещё и сеете магию в мирах Основного Пучка.

— Мы для тебя стараемся, между прочим. Разбогатеть Секатору — задача очень важная для успеха миссии. К тому же мы не трогаем Суперстволы и Суперветви, только боковые побеги, — нахмурился Андрон.

Я усмехнулся.

— Не трогаете. Стараетесь. Я и без вас разбогатею. Вы хоть понимаете, как эта магия работает? Что из себя представляет камнерезное матрицирование.

— Нет, — покачал головой Борис. — Абсолютный чёрный ящик. Расскажи?

— А никто не знает. И я не знаю, хотя стараюсь тщательнее докопаться до истины. Пока что понял, что для камнерезов всё получившееся — до определённой степени «чёрный ящик». Они буквально хотят что-то сделать — и благодаря своей силе и навыку делают.

— Ну, значит, нам достаточно знать, что магия артефакта ослабевает по мере удаления от ветви в структуре Древа Времён. Пятый Суперствол, Суперветвь двадцатая, тридцатая, возможно, пятнадцатая.

— Эта — двадцать — ноль один, правильно угадал?

Борис кивнул.

— Ноль два, рядом со стабилем. Развилка спустя два года после отделения суперветви… Итак, выбор невелик, как видете. Почти все миры — с Советским Союзом, дожившим до преклонных лет.

«Стабиль», вспомнил я жаргон лифтёров — это мир, в котором ничего не надо менять, и ветвь можно продолжать растить.

— В периферийных ветвях Союз неизбежно распадается к десятым годам. И там контрабандный рынок чего бы то ни было — цветёт и пахнет. Я так понял, у вас проблема с унификацией меры ценности, так?

— Так. Золото, как вы же сами передали, не представляет такой ценности, как было. Собственно, вызвал вас для того, чтобы вы прояснили — что наиболее ценно в вашем мире? Что может быть востребовано?

— Золото стоит сильно дёшевле привычного нам. Ювелирные камни — плюс-минус. Произведения искусства из мира в мир таскать бесполезно, мастера разные, признают как подделку. Пока в голову пришли только редкоземельные металлы.

Признаться, идей в голове у меня было куда больше, но я в принципе не особо хотел всем этим заниматься, поэтому придержал коней.

— Наркотики? — предположил Борис. — Как у вас с наркорынком?

Я вздёрнул бровь.

— Вы серьёзно? Вы променяли прошлое на возможность гулять между мирами, чтобы вмазываться в наркотрафик? Мне кажется, это максимально-глупое решение.

— Твой мир же всё равно обречён?

— То есть вы стали бы ежедневно мочиться в горшок с розами, который стоит у вас в кабинете, зная, что когда-нибудь их срежете?

Все ненадолго замолчали. Да, у меня несколько сложная логика и этика, и подобное витиеватое сравнение работало обычно достаточно хорошо.

— Он с принципами, — усмехнулся Андрон. — Они все — с принципами.

— Мне противен этот вариант в первую очередь потому, что это он выглядит как бедность фантазии. Зарабатывать грязные деньги на людских пороках можно и без путешествия между мирами. Вы попробуйте заработать чем-то высоким. А если ты, Андрон, без принципов, то ты один и занимайся. Не понимаю, зачем меня привлекать? У твоего аватара и связей мутных побольше моего.

— Поменьше. Ты в Общество входишь и с Тайной Полицией общался. Да и нельзя мне, Лифтёру, светиться. Основная цель, повторюсь — чтобы заработать тебе побольше местной валюты. Ладно, какие идеи ещё? Драгоценные камни? — предположил Андрон.

Борис покачал головой.

— Нет, левак на рынок затащить — замаешься. У каждого крупного камня — паспорт и дата добычи. Разве что необработку мешками…

— Оружие? — предположил Андрон.

Я вздохнул.

— Тогда уж технологии. Оружейные и не только. Нет, конечно, мы можем притащить ранцевую ядерную бомбу, вот только никто не поймёт, что это такое, и продать будет сложно.

Андрон кивнул.

— В этом мире очень многое завязано на сенсов.

— Кто такое сенсы? — нахмурился Борис.

— Маги. Со своими способностями. Классическая электроника, конечно, развивается, но куда медленнее, чем в Пучке.

Борис оживился.

— Электроника, которая создана на непонятных машинных кодах — это идеал для систем криптографии. Только возникает вопрос — найдутся ли программисты, чтобы это всё адаптировать?

— Нужно что-то независимое, компактное…

Вдруг они оба замолчали и странно посмотрели на меня. В этот миг я почувствовал подкатывающий к горлу ком. Меня нехило знобило, внутренние органы начало сводить судорогами. А затем я обнаружил, что уже полминуты жую бумажку, инстинктивно подобранную со стола.

— Глючит Секатора. Обычное дело, — кивнул Борис. — Закругляться пора. В общем, назовите точную дату, когда вы сможете приобрести что-нибудь в районе ста… забываю единицу измерения?

— Кейтов. Сто не потяну. Для демонстратора хватит пятидесяти, это в районе двух с половиной тысяч. Смогу через месяц.

— Хорошо! По рукам! Ты, главное, покупателей и реализацию найди, а мы уж придумаем, чего, — Борис хлопнул по моей ладонью своею шершавой. — Андрон, проводи гостя. У тебя капсулы остались?

— Да, три штуки.

— В Бункер потом, на родное. Спустя полчасика. Да, дай-ка ему вот это — а то негоже.