Неважно, что он мне скажет. Надо быстрее уходить.

- Есения, подожди, - рвано выдохнул Марк, когда я от него отвернулась и направилась к двери.

Но я не повернулась.

Королева драмы, мать ее.

- Я не хочу здесь оставаться, - Айрин осматривала халупу, которую я называла свои домом, брезгливым взглядом, - здесь, наверное, тараканы водятся.

- Нет, - буркнула я, - только клопы.

Мне хотелось залезть в душ и согреться в горячей воде, но, во-первых, Айрин увязалась за мной и не отходила ни на шаг, а во-вторых, баба Люда купает там свой чайный гриб – слизкую и дурнопахнущую мерзость.

Айрин никак не прокомментировала то, что я устроила. Когда нам позвонила тетя Роза, она туманно ответила «кажется, получилось».

А я пыталась осознать, что я натворила:

- Меня теперь посадят, да? У меня нет денег оплатить штраф за нарушение предписания.

- Не думаю, что на этот раз он что-то имеет против тебя, - как-то неуверенно ответила подружка.

Мы больше не поднимали тему моей истерики. Айрин хотела остаться со мной на ночь. Но после того, как она больно приземлила свою пятую точку на острую пружину, принялась уговаривать меня переехать к ней.

- Я не хочу выплывать на жалости и слепом везении, пойми, - в очередной раз говорила я ей. Мы не в первый раз поднимали эту тему с тех пор, как я съехала. Просто Айрин впервые увидела, где я живу, - я просто хочу все наладить и вернуться верхом на коне.

- Мне теперь кошмары будут сниться, как тебя съедают клопы, а чокнутая старушка расчленяет твое бедное тело в ванне.

- Ой, да брось. Баба Люда золотко, а не старушка.

- Она уже минут двадцать стоит в дверном проеме и сверлит меня глазами. И крестится.

- Она думает, что ты ее покойная подруга.

Господин Штеймлер не отдавал мне машину на ночь. Каждое утро я вставала в пять часов, чтобы добраться до его дома, где на посту охраны брала ключ от авто и ждала, когда он выйдет.

Этим морозным утром я также выбежала из дома, на ходу дожевывая бутерброд и попивая растворимый кофе (до чего я докатилась?) из термокружки, как почти врезалась в припаркованный почти вплотную автомобиль. То есть, естественно, его не подогнали к двери подъезда, просто здесь вообще машины никто никогда не ставит. Слишком узкое пространство.

Я уже почти обошла его, как резко остановилась, как вкопанная.

- Вилли?

Передо мной стоял красавец майбах. Полностью восстановленный. По крайней мере, так казалось снаружи.

Только сейчас воровато осмотрелась. Половина фонарей не работало, но все равно казалось, что вокруг никого. И в заглушенной машине – тоже.

Мысленно одернула себя. Мне какое дело? Не хочу разбираться, что творится в голове у Марка, и зачем пригнали сюда машину.

Я уже отошла на приличное расстояние, как моя глупая жалость заставила обернуться. Вилли стоял брошенный, покрываясь снегом, как инопланетянин в этом ветхом, грязном дворе.

Не знаю, откуда у меня эта глупая привычка давать предметам имена, но каждый раз, я будто нахожу в них душу. Логически понимаю, что это просто кусок металла, но сердцем казалось, будто я предаю товарища. А что, если с Вилли снимут колеса? А что, если кто-нибудь его поцарапает?

Надо хотя бы позвонить ребятам и узнать, что он вообще здесь делает.

Как мама-коршун, подлетела к машине, уже набирала номер Ильи, но заметила, что двери не заблокированы, а на сиденье валяется ключ и записка.

Размышляла не долго.

Резво нырнула в салон автомобиля, отрезая от себя вездесущие снежинки.

«Он по праву твой» - вот и все, что было в записке.

Внутри разлилось тепло. Я, дурочка, действительно скучала по Вилли. Транспорта лучше его человечество не в силах придумать. И уж тем более, в сердце поселилась щемящая радость, что его восстановили.

Но ледяная реальность быстро остудила голову. Его содержание мне не по карману. Я не разбираюсь во всех юридических тонкостях, но что, если мне выдвинут очередное обвинение? В угоне или еще в чем?

Зло завела двигатель. Даже слезы навернулись от несправедливости всего происходящего. И от того, что я вообще не понимаю, что происходит.

Быстро вытерла мокрые глаза и стала выезжать задним ходом со двора.

Я скучала по тебе, Вилли. Но мне от Архарова ничего не нужно. Тем более, по всей видимости, он со мной еще не закончил.

В каком-то нелогичном страхе подъезжала к своему бывшему месту работы. Не было какой-то ностальгии, только горечь позора от всей той истории, которая со мной произошла.

В это время ребята как раз должны подтягиваться в ангару, но на подъезде было пусто. Из будки охраны вышел незнакомый мне парень, который явно узнал машину, но ничем не выдал удивления, когда увидел меня, выходящую из авто.

Я просто молча отдала ему ключ, и быстро побежала к станции метро. На работу уже жестко опаздываю, но на такси нет денег.

- Баб Люд, - крикнула я, заходя в квартиру, - ливерки не было, но я купила вареную колбасу и сыр! Притворимся, что это ветчина.

Она еще пару дней назад стенала, что соскучилась по блинчикам с ливерной колбасой, которые я так вкусно готовила. Но я-то ни разу их не готовила ей.

Обычно, баба Люда отвечала из глубины четырехкомнатной квартиры сразу или вовсе встречала в коридоре. Но не в этот раз.

Только сейчас заметила мужские ботинки в коридоре и тихие голоса, доносящиеся с кухни.

- Баб Люд? – Тревожно позвала ее, направляясь к голосам.

В последнее время меня жизнь не радовала хорошими новостями, вот и сейчас боялась, что что-то произошло. Да что угодно. Гостей у бабы Люды не бывает. Даже ее дети и внуки не навещали бедную старушку. Сняв комнату здесь, я, в том числе, подписалась в няньки. Меня напрямую спрашивали, как я справляюсь с уходом за пенсионеркой.

- Что вы здесь делаете? – Я застыла как вкопанная, глядя на Архарова, который спокойно расселся на колченогой табуретке, вытянув стройные ноги. Мимолетом злорадно про себя отметила, что он выбрал тот самый стул, который в зависимости от фазы луны разваливается прямо под пятой точкой.

Я-то умею на нем сидеть, надо пяткой подпирать ножку, которая вымазана белой краской.

Марк смотрелся в этой ветхой комнате точно так же, как утром Вилли во дворе – инородно. Только сейчас заметила влажные волосы и фланелевую рубашку на нем.

Я никогда прежде его не видела таким расслабленным. Может быть однажды, когда мы были вместе, но он был еще такой… Приземленный.

- Игорь прочищал вентиляцию, на него столько пыли с паутиной свалилось, - причитала баба Люда, подливая «Игорю» чай в кружку. Мою, между прочим, - а вот если бы прочистил тогда, когда я просила, было бы проще.

- Игорю другое кое-что прочистить надо, - опять во мне эта необоснованная бравада, типа, не он пару месяцев назад жестко припечатал меня к стене долгами и полицией.

- Может, вы снимете верхнюю одежду, Есения? Сейчас под вами будет лужа, - и опять я не готова к этому тягучему голосу и бархатному взгляду черных глаз.

- Нет, - мне было до жути душно, но с детским упрямством я просто облокотилась о холодильник, который тут же пошатнулся, возмутившись звоном внутренностей, и скрестила руки на груди, уставившись на Архарова с немым вопросом.

- Я пришел поговорить в более спокойной обстановке, - он вытянулся еще больше, отчего табуретка опасно заскрипела, но вполне себе устояла, к моему разочарованию.

- Говорите.

- Наедине, - сказал он нетерпеливо, но потом смягчился, - пожалуйста… Есения.

Ну что ж. Всеми своими поступками в последнее время он явно пытался что-то до меня донести. Я еще вчера позвонила приставу и узнала, что требование по выплате на Вилли на самом деле было отозвано гораздо раньше, чем я узнала. Просто уведомление я не получила, а до меня не смогли дозвониться.