— В «Суши-бокс»? — предложила Настя бюджетный вариант.

— Нет, это забегаловка для студентов, лучше в ресторанчик, что на Малой дворянской. Знаете такой, на углу? «Тадаима», кажется, называется.

«Губа не дура», — закусила Настя губу.

— Так как насчет завтра, скажем часиков в семь? — Игорек оправил лацканы пиджака.

— В семь утра?

— Почему утра, вечера. А, это вы так шутите? Куда за вами заехать?

— Не надо за мной заезжать, встретимся у входа.

«Не хватало еще такси ему оплачивать».

— Хорошо. Ну, бегите, а то и правда все пирожки расхватают, останетесь голодной, — Игорек блестел как начищенная бляха Ванькиного дембельского ремня.

Настя на ватных ногах пошла к двери. «Где денег достать? В шкатулке две с половиной тысячи заныканы, на французские духи копила. Вот тебе, Настюха, и духи! Так и этих не хватит. Он худючий как скелет, а такие едят за двоих, метаболизм у них хороший».

— Насть, чего он хотел? Клеился, да? — Лизка преданно ждала в коридоре.

— Пожрать он хотел за мой счет! Велел, вести его в японский ресторан, а то не видать мне не то, что экзамена, а даже допуска.

— Вот гад, а и не подумаешь, с виду такой весь правильный.

— Лиз, у тебя нет тысячи три взаймы?

— Откуда? — Лизка виновато развела руками. — А у брата если попросить?

— У него свадьба в августе, каждую копейку собирает. Да и, вообще, он правдолюб, пойдет в деканат разбираться, а может сразу в прокуратуру.

— Так может и хорошо?

— Чего ж хорошего⁈ — взвилась Настя. — Ничего не докажет, а мне здесь больше не учиться. Ладно, подумаю. Может серьги в ломбард снесу, а матери скажу, потеряла.

У Лизы в сумке зазвонил телефон, она суетливо начала копаться.

— Ну, где он звонит, паразит такой? Это, наверное, Владик.

На пол полетели тетради с лекциями, помада, веер дисконтных карточек, расческа.

— Ну, где же ты звонишь? — Лиза уже чуть не плакала.

— Дай сюда, — Настя вырвала у нее сумку, открыла замок бокового кармана и всучила подруге телефон.

— Алло! Владюша! — Лизка тут же позабыла и про Настю с ее проблемами, и про свои вещи, разбросанные по коридору, она отошла к окошку, что-то радостно воркуя любимому.

Анастасия подобрала Лизкино добро и, положив рядом на подоконнике, побрела по тусклой рекреации. В ее сумке тоже завибрировал сотовый. Незнакомый номер.

— Алло.

— Чего такая кислая? — ну, конечно, неприятности они по одиночке не ходят, только табунами, надо Ванькой день добить, чтобы на луну выть захотелось. Сегодня как раз полнолуние.

— Ничего не кислая, с учебы иду.

— А-а. А чего не интересуешься, как дела у твоего подопечного, три дня прошло? Ты ж вроде там какую-то работу писать собиралась, — у него явно было прекрасное настроение.

— И как дела у моего подопечного? — со вздохом спросила Настя.

— Мелочь, не поверишь, все как по писанному. Ты как в воду глядела, помирились.

— Поздравляю, — Настя сбросила звонок.

Телефон опять настырно зазвонил, еще и еще.

— Ну, чего? — не выдержали нервы.

— Ты чего трубку швыряешь? — на другом конце обиделись.

— Я думала, у тебя все, — соврала Настя.

— Да ты что? Все только начинается. Она меня в ночной клуб пригласила.

— Поздравляю.

— Насть, не отключайся, я еще не договорил. Помоги медляк разучить по приличней.

— Я тебе что, танцевальный кружок? У тебя и самого неплохо получалось, я видела.

— Так неплохо, что по морде прошлый раз схлопотал. Она девушка с характером, чуть-что, сразу срулит. А в третий раз, сама понимаешь, шансов все меньше и меньше.

— Вань, я не умею танцевать. Как я тебя научу?

— Ты ж на танцы когда-то ходила?

— На народные в пятом классе. Тебя «дробушки» научить отбивать или в присядку?

— Ну, ты же тоже девушка, должна сказать, как прилично, романтично, а как «пошел нафиг, урод». Мелочь, ну последний раз.

— Ладно, — сдалась Настя. — Только не у меня.

— У меня можно, родители на дачу сейчас уедут. Я зайду за тобой.

— Нет, не надо! Позвони, я сама выйду.

«Что там мадам Пупкина про танцы пишет? Пойду штудировать философию и основы обольщения».

«Бытие определяет сознание. Вот у мня было прекрасное бытие, перспективное и радужное, пока кое-кто из армии не вернулся. И теперь в моем сознании полный бардак. В одном уверена — все я правильно сделала, потому что, если бы меня какой-нибудь парень добивался и пошел бы с другой свидание репетировать, я бы его послала далеко и навсегда. Бедная Ирка, вот ведь ей чучело досталось, Иван-дурак, одним словом. Хотя может он и не виноват, если она такая королевишна, что „на драной козе“ не подъедешь, и бедному парню приходится каждый шаг выверять, чтобы не отшила. Кто же виноват, что ему репетировать с другой приходится?»

— Мелочь, ты чего там бормочешь? — Ванька запускал ноутбук.

— Философию повторяю, — Настя сидела на краешке кресла, озираясь по сторонам.

Чистенько, ни пылинки, каждая вещь на своем месте. Приготовленная на завтра тщательно выглаженная рубашка висела на плечиках на ручке шкафа, плед покрывал кровать, демонстрируя полную симметрию углов, бумаги в целлофановых файликах аккуратной стопочкой покоились на углу столешницы, придавленные брошюрой по электробезопасности, даже с десяток флешек ровными рядами лежали в пластиковой коробочке. Насте стало как-то неловко за свой письменный стол с грудой набросанных в художественном беспорядке учебников, тетрадей и запиханными под настольную лампу фантиками от конфет.

— Смотри, я тут накачал несколько песен, вроде подходят, — Ванька уступил Насте место перед монитором.

— Игорь Растеряев «Звонарь», «Король и шут» «Лесник» — это, по-твоему, медляки?

— Ну, не плясовые. Вон еще, ниже смотри. Там что-то про церковь, я английский не особо знаю.

— Hozier «Take Me to Church», нет Вань, это не про церковь.

— А про что? Чего лыбишься?

— Да так. Ладно, давай и под эту, она правда к середине ускоряется. А еще что-нибудь?

— Тебе не угодишь. Колька говорил, тебе этно нравится, есть пара песен Пингиной и «Мельница».

Они еще долго перебирали разные варианты, это оказалось очень увлекательным занятием.

— Давай уже танцевать, а то поздно, мне домой надо, вот это что? — Настя указала на последнюю песню в списке с надписью «Рэп-медляк».

— Я не знаю, я видео нашел, ролик там левый, видеоряд стер, а музыка осталась. Рэп на испанском, а припев девушка жалобно поет.

— Включай, — заинтересовалась Настя.

Юный тенор читал что-то печальное, как пить дать, о неразделенной любви, мальчишка тараторил, сплетая словесное кружево петельку за петелькой, узор за узором, а потом девушка голосом — серебряным колокольчиком начинала обволакивать комнату светлой печалью. Настя различила лишь слово «корасон» — сердце.

— Как красиво, то, что надо. Пойдем.

Они встали друг перед другом, Ванька бережно как фарфоровую козочку с бабушкиного серванта обвил Настю левой рукой, а в правую вложил ладонь партнерши. И они начали медленно двигаться против часовой стрелки. До этого, по дороге сюда Настя представляла, как будет давать разные ценные указания, замечания, подшучивать, и что все должно пройти легко и весело. Весело не было, шутить и говорить тоже как-то не хотелось. От близости перехватывало дыхание и становилось жутко неловко, она даже не могла поднять голову, чтобы посмотреть парню в глаза. А песня сжимала и сжимала вокруг них жаркие южные объятья, заставляя придвигаться все ближе и ближе. И запах одеколона был сегодня мягче, и знакомая родинка на шее гораздо ближе.

— А в этом месте, наверное, мне надо сделать так, — Ванька двумя руками крепко обнял Настю за талию.

— Все хорошо, ни чему тебя учить не надо, — девушка быстро расцепила чужие руки, — сам все знаешь. Вань, я пойду.

— Погоди, а кофе? Цветами ты не берешь, кофе давай сварю. Ты кофе любишь? — хозяин загораживал ей дверной проем, не собираясь выпускать.