Настя уселась за стол, недовольно поджав нижнюю губу.

— Дочка, понимаешь, — зашептала мама, доверительно наклоняясь, — он очень взрослый, от Коли всего на полгода младше. Такой за ручку ходить и вздыхать не будет, ему уже другое нужно.

— Ну, мам!

— Не перебивай. В таком возрасте все быстро происходит, а мужики в этом плане такие безалаберные, на них надеяться нельзя, надо самой предохраняться. Сходи к гинекологу…

— Ну, мам, какой гинеколог⁈ Он просто по делу пришел, мы не встречаемся.

— Какое дело может быть у него к малолетней пигалице? И вообще, если хочешь мое мнение, Иван тебе не пара.

— Почему? — Настя распахнула глаза.

— У него, конечно, семья хорошая, тетя Маша прекрасная женщина, но… они по-деревенски скроены, им бы сына побыстрее женить, и чтобы внуки сразу, и жена работящая — борщи, пироги, как положено, а ты у нас не знаешь с какой стороны сковородку брать.

— Да знаю я с какой стороны сковородку брать, ты меня прям уж вообще…

— Да не в сковородке дело, — мама встала, зажгла газ, поставила чайник и тут же зачем-то выключила горелку, — рано тебе борщи варить, Настена, тебе учиться надо. Выбери мальчика — ровесника, такого же зелененького, и вместе гуляйте, за руки держитесь, чтобы все постепенно. Разве у вас нет там симпатичных? Ой, я тебя расстроила? Ты его любишь? Ну, ладно, встречайтесь, только не спешите, профессию надо получить.

— Да не люблю я никого! Мам, можно я пойду профессию получать? А то можно и без женихов без профессии остаться.

Из гаража, гремя запчастями, вернулся отец.

— О, пирогами пахнет!

— Плюшками, пап, иди быстрей, а то не достанется, — Настя обрадовалась появлению отца.

— Представляете, вот ведь у Заварзиных сынок шустрый, два дня как из армии вернулся, а уже какую-то кралю себе нашел.

Настя с матерью переглянулись. «Бабник», — в груди неприятно кольнуло.

— Идет мимо гаражей: «Здрасте, дядя Паша», а у самого вот такущий букетище в руках, ясное дело, не бабушке несет.

— Вот этот букетище? — Валентина Федоровна указала на веселенькие тюльпаны.

— Похож. Не понял, козявка, это что ж он тебе что ли нес? — уставился отец на Настю.

— Дольше в гараже сиди, — надулась жена, — придешь, а тут внуки уже по квартире бегают.

— Настен, мы так не договаривались. Колька — оболтус кричит: «Папа, женюсь», теперь ты. По миру нас с матерью со своими свадьбами пустите.

— Да не выхожу я замуж! И с Ванькой не встречаюсь! Он просто пришел… с философией мне помочь. Экзамен могу завалить, а он во всяких бытиях и сознаниях волокет, а цветы просто из вежливости принес. Чего вы шум-то подняли?

— Во-во, — на кухню вошел брат, — они на даче, когда на одном диване лежали, тоже всю ночь про философию разговаривали. Насть, что там Заратустра говорил?

— Предатель! Достали! — Настя выбежала на балкон с шумом захлопнув за собой дверь.

Где-то внизу бренчала гитара, заливисто хохотала какая-то малолетка. В который раз за день Настя почувствовала себя одинокой и никому не нужной. Она села на деревянный ящик для хранения банок, обхватила себя за озябшие от ночной прохлады плечи и стала смотреть, как в небе одна за другой зажигаются звезды.

Легкой тенью (задевая и роняя все, что можно) прокрался отец, сел рядом.

— Настен, ты это, не обижайся на нас. Это мы так шутим.

«Ну, хоть папа все понял».

— Насть, ты не волнуйся, парень хороший, надо брать, а деньги я на свадьбу найду; платье, кафе — все будет не хуже, чем у других.

«Вот что с ними делать, если они слышат только себя? И это просто Ванька с букетом пришел, а если и правда жених явится с тещей и тестем знакомиться, представляю, какое они свето-представление устроят. Или не придет никто и никогда? Кому нужна девушка, которая обыгрывает в шашки? Пойду, о позитивизме почитаю».

Методы делятся на эмпирические и теоретические, ну почему теория никогда не совпадает с практикой?

— Слышали, Катасонов в больницу лег, лекции Игорек читать будет.

— Забавненько.

Настя устроилась поудобней, подложив под поясницу мягкую сумку и подперев рукой подбородок.

Игорь Борисович торопливой походкой взлетел на кафедру, поправил очки, потер нос — первый признак волнения. Где же тот пернатый хищник, разделывавший тушки студентов на семинарах? Сила гудящей толпы, она и не таких ломала.

— Философия XX века представлена многочисленными и разнообразными концепциям: позитивизм, прагматизм, экзистенциализм, неотомизм, — забубнил лектор, не отрываясь от конспекта.

«Да он по учебнику читает! Так и я могу выйти и чего-нибудь такого начитать». Настя от возмущения выпрямилась, уставившись Игорьку в переносицу. Он как будто почувствовал чужой недобрый взгляд, оторвался от текста, повел глазами по аудитории, встретился с насмешливым взглядом знакомой студентки, кашлянул в кулак и снова нырнул в конспект. «Чтение мантр» продолжилось:

— И как сказал основоположник философии Огюст Конт: «Священная формула позитивистов: порядок как основа, прогресс как цель», таким образом…

— Извините, Игорь Борисович, — Настя подняла руку, обращая на себя внимание, — вы пропустили любовь.

— А что любовь? — Игорек покраснел.

— Огюст Конт сказал: «Священная формула позитивистов: любовь как принцип, порядок как основа, прогресс как цель». Вот я и говорю, вы любовь пропустили.

По аудитории полетели смешки.

— Постараюсь не пропускать, — лектор поправил душивший его галстук, опять кашлянул в кулак и снова продолжил чтение, хромая на каждом новом абзаце.

— Зря ты над ним измываешься, — зашептала Лиза, — говорят у Катасонова плановая операция, экзамен Игорек принимать будет.

— Что ж ты сразу не сказала⁈ — Настя подпрыгнула как ошпаренная. — Тоже мне подруга.

— Артасова, если Вам не интересно, и Вы уже все знаете, я Вас не задерживаю, — Игорек металлическим голосом отчеканил все три «Вы», а еще недавно позволял тыкать.

— Очень интересно, Игорь Борисович, я аж вздрогнула от интереса, весьма увлекательная лекция.

Студенты, не сдерживаясь, заржали. «Сгладила ситуацию, идиотка?» — в сердцах обругала себя Настя.

«Ура, спасительный звонок. Деру, Настюха, деру».

— Артосова, задержитесь, — хмурый взгляд Игорька не предвещал ничего хорошего юной озорнице.

— Так в буфете пирожки сейчас расхватают, — ляпнула Настя первое попавшееся.

— Здоровее будете, — Игорь проводил взглядом последнего студента, аудитория опустела, лишь Лизка время от времени виновато выглядывала из-за двери.

— Анастасия Павловна, — ого, имя отчество знает, — вы философию, вообще, как сдавать собираетесь при таком прилежании? — Игорек говорил громким назидательным тоном.

— День и ночь учу, Игорь Борисович. Вы разве не заметили? — сколько еще надо шишек набить, чтобы перестать ерничать.

— Много ума не надо одернуть преподавателя, считывая с учебника.

«Это кто там по учебнику читал⁈»

— Я по памяти.

— Сложно вам будет допуск получить с такими знаниями, очень сложно, — Игорек снял очки и помахал ими в воздухе, как бы зачеркивая жестом путь к экзамену. — Да закройте дверь, пожалуйста, у нас разговор серьезный! — крикнул он, в очередной раз высунувшей нос, Лизавете.

— Я учу, — упрямо повторила Настя.

— Вы японскую кухню любите?

«При чем здесь японская кухня, намекает, что я Конфуция тоже не знаю, так он китаец. Блин, до Фукуямы я вчера не дочитала, но сил уже не было».

— Иногда люблю, роллы там, «Калифорнию».

— Вот и отлично, — Игорек одел очки и потер ладошки (очень злорадно, как показалось Насте), — а давайте сходим в ресторан, обожаю японскую еду. Посидим, обсудим, как раз, как вам философию подтянуть.

«Еду он, значит, японскую обожает, а я эту еду, так понимаю, оплатить должна. Хитро придумано, со взяткой поймать могут, а тут пожрал за счет студентки на халяву, а если кто за руку и схватит, так скажет, мол, влюбленная дурочка сама пригласила. Ай да Игорек! Что ж делать то?»