Система управления автоматом оказалась весьма интуитивной и простой. Видать, я его очень профессионально «шарахнула» в нужное место. Леон прекрасно справился с управлением, добавив себе необходимое количество кофеина и сахара, выбрал идеальный процент жирности сливок, размер и даже форму маршмеллоу. Так же к сей «небольшой» чашечке кофе, из которой через край проливался сладкий ароматный напиток и сыпались в разные стороны разноцветные шарики маршмеллоу, прилагалась пара белых салфеток и даже пластиковая трубочка. Соломинка для напитка тоже была «необычной» и сделанной специально для кофе: неширокой, прочной и зачем-то была изогнута посередине в виде сердечка. Видимо, так горячий кофе остывал быстрее, путешествуя по всем этим извилинам.

– А сахар тут точно ванильный? – пробормотал себе под нос Леон, серьезно разглядывая приготовленный раф.

Я закатила глаза, парень вставил трубочку в середину чашки, сделал первый небольшой глоток и… от наслаждения закрыл глаза. Еще бы!

Пока Лео «вспоминал» свое беззаботное счастливое прошлое, я изловчилась и смогла поймать пару фруктовых маршмеллоу, которые градом летели на пол при каждом неловком движении его переполненной чашки.

– Ням… Хочешь попробовать? – щедро предложил Леон, протягивая мне не только свой супер-раф, но и неизвестно оттуда взявшуюся вторую трубочку. Она была так же по-дурацки изогнута в середине в виде формы сердечка, как и первая. Такой дорогой автомат для напитков, и такие идиотские трубочки! Они что, остались тут со дня всех влюбленных? Или же Леон, пользуясь случаем, специально заказал их у автомата именно такой формы?

Недолго думая, я схватила свою чистую трубочку и воткнула ее в середину чашки, практически рядом с леоновской. Да какая разница, что мы сейчас с ним выглядели, как влюбленная парочка, которая пьет один кофе на двоих во время свидания! Самое главное – это я сейчас попробую самый потрясающий в моей жизни раф со вкусом лучших чужих воспоминаний! Ну, я почти попробовала, потому что в следующий момент…

– Лео?! Антонина?! Что вы тут… да как вы вообще могли?! – раздался на всю кухню надрывистый голос парня, полный отчаяния и боли.

От неожиданности я выронила свою соломинку, а Леон так и вообще потерял всю чашку – она с грохотом разбилась о пол, забрызгав полкухни остатками напитка. Подтаявшие разноцветные маршмеллоу весело запрыгали в разные стороны, спешно прячась под столами.

Возле распахнутых настежь маятниковых дверей кухни стоял… тот самый мой тайный благодетель, маленький хозяин большой академии и новенького костюма цвета металлик, который был на мне. Это был сам Константин. Его темно-каштановые волосы были растрепаны, а бледное, как мел, некогда хорошенькое лицо, перекосило от удивления и обиды. Казалось, он сам с трудом верил в увиденное. Влюбленный по уши парень мог вытерпеть все, что угодно, но только не совместное распитие кофе с другим! Да и еще и из трубочек с сердечками! Высшее предательство, которому нет прощения!

– Лео, ты что… уже голый?! – с ужасом спросил Коста, пятясь назад, словно здоровяк стоял, повернувшись к нему не своей задницей, а дулом пистолета. – Всего лишь в одном пиджаке… от моего костюма?

– Э-м-м… Коста… я могу все объяснить! – растерянно пробормотал Леон, краснея до корней белобрысых волос. Еще бы! Ведь он только что продемонстрировал лучшему другу свою отменную задницу во всей красе. – Это не то, что ты думаешь… мы совсем не…

– Хватит! Замолчи! Я не слепой! Я все вижу! – закричал Коста, его хриплый голос эхом отражался от голых стен кухни. – А, знаешь, да пошли вы все! У меня больше нет друга!

С этими словами он резко развернулся и выскочил из кухни, как кипятком облитый. Маятниковые двери плотно захлопнулись за ним.

Усталый, разбитый, не выспавшийся и голодный Коста быстро, как заведенный, влетел вверх по лестнице… аж на третий этаж, как ошпаренный, подгоняемый агонией и чистым адреналином. Только бы увеличить расстояние между ним самим и этой до тошноты «сладкой» парочкой! Пока, как назло, что бы он не делал, картина все-равно стояла перед его глазами: Антонина в рубашке, голозадый Леон в фартуке, чашка кофе одна на двоих, разноцветные шарики маршмеллоу и две проклятые ярко-красные трубочки в форме сердечка! Что тут еще можно было подумать?

Наконец, когда дыхания в его легких больше не осталось, Коста резко остановился, тяжело дыша, как после самого сложного марафона в его жизни, и дальше ступенька за ступенькой он уже вяло плелся, будто преступник на гильотину, еле волоча за собой ноги от безысходности и усталости. На его плечах лежал неподъемный груз предательства и отчаяния. От боли темнело в глазах, в груди словно разожгли костер, а в желудок наложили булыжники. Как она могла? Да еще и с его лучшим другом? Бывшим лучшим другом…

Коста совсем не замечал, что происходит вокруг, он ничего не видел, не слышал, не чувствовал. День или ночь, холодно или жарко, тихо или шумно? Да, и какая теперь разница, ведь ему больше некуда спешить, больше не к чему стремиться… Он все потерял – девушку, лучшего друга, свой статус дерзкого «победителя по жизни», мотивацию и надежду… Как самый темный час, который всегда наступает перед рассветом, это был самый страшный момент в жизни, когда, вдруг, все стало напрасно, бессмысленно и не нужно.

Константин незаметно доплелся по лестнице до самого последнего пятого этажа. Здесь, прямо под самой крышей, лестница заканчивалась небольшой открытой площадкой – изящным маленьким балкончиком в венецианском стиле, огороженным невысокими каменными балюстрадами и украшенным парой стильных старых горгулий, которые помнили, наверное, всю историю этого города.

Их широкие массивные спины были утоплены в стене, а страшные грозные морды вот уже несколько столетий внимательно наблюдали за всем, что происходило во дворе своими огромными выпученными глазами. Они видели, как повзрослело несколько поколений, и вчерашние внуки сами превратились в прабабушек и дедушек. Коста осторожно подошел к самому краю балкона и, стоя, возле одной из горгулий, пробормотал себе под нос.

– Блин… а тут реально высоко! Здание старинное, пролеты высокие. Ведь это и есть тот самый балкон для неудачников, откуда спрыгнуло столько молодых отвергнутых любовников и… Ай!

Коста резко получил по затылку тяжелой каменной лапой горгульи.

– Да что это за мысли такие унылые! – прогнусавила она.

От удара у парня мир качнулся перед глазами, и в ушах зазвенели колокола. Но, честно признаться, стало немного легче – боль физическая на время отвлекла от душевной.

– Псс… парень, ты только не прыгай! Не стоит твоя профурсетка того! – продолжала гундосить левая горгулья, что была повыше и постройнее своей подруги. Наконец-то круги перед его глазами рассеялись, и Коста смог рассмотреть это каменное чудо – настоящее «произведение архитектуры». Ее яйцеобразная голова имела большой широкий клюв, от времени покрывшийся мхом, из-за которого, видимо, у горгульи и был такой гнусавый голос, звучавший, как из канализационной трубы. По форме голова напоминала страусовую, лишней была лишь только пара острых витых рогов на затылке, как у антилопы. Между ними прочно сидело заброшенное воронье гнездо, свитое из прутьев, соломы и цветных кусков пластика от различных упаковок. – Спокойнее, ладно? Отойди от края!

– Да я и не собирался никуда прыгать! – стал оправдываться Коста, краснея за полу-вранье и потирая ушибленный затылок. – Хорошо-хорошо, уже отхожу!

Очевидно, горгульи охраняли этот балкон так долго, что успели повстречать аж дюжину отчаявшихся молодых людей с разбитыми сердцами. Юноши и девушки вбегали вверх по лестнице, убитые горем – предательством, изменой или разлукой, и, не в силах пережить происходящее, бросались вниз с балкончика, разбиваясь вдребезги о каменную плитку двора. Пару секунд слушая гулкие неровные удары своего несчастного разбитого сердца, Коста тоже думал сигануть вниз, оставив все свои проблемы на этом балконе.