Уверена, он будет лучшим отцом в мире.

Девять месяцев спустя

Кай

Я еще никогда так не нервничал. Ждал посадки самолета так, как ничего никогда не ждал. Еле сдерживался, чтобы не растолкать всех к чертовой матери. Не помню, как добрался до дома. Заставлял Артема гнать под сто сорок по городу. Плевать на штрафы, на ДПС—ников, главное — поскорее приехать. Черт побери, веду себя, как школьник. Можно подумать, что—то изменится, если я доберусь на час или два позже. Открываю переписку с ней в Вотс—апе, перелистываю к последнему сообщению. Видео, уже засмотренное до дыр за последние три дня.

Два маленьких комочка, спящие в детских передвижных кроватках. Две маленькие крохи. Светловолосые ангелочки сопят, прикрыв глазки. Мамины. Обе — мамино лицо. Такие же красавицы. А когда спустя несколько секунд, камера перемещается в сторону, в груди сжимается при виде моей девочки, лежащей на больничной койке. Бледной, уставшей. Понимаю, насколько ей тяжело далось все. Моя маленькая, хрупкая героиня. Поистине, подвиг. Через пару секунд счастливая улыбка озаряет ее лицо, возвращая меня к жизни, делая меня самым счастливым человеком.

— Привет, родной. Мы сделали это. Поздравляю тебя, теперь ты папа, — говорит это так, будто не медсестра перед ней с камерой стоит, а я. Ведь только со мной она такая, как сейчас. Живая, бесстрашная, нежная и любящая.

— Папа, — произношу шепотом, еле слышно. А у самого улыбка от уха до уха. Черт побери, неужели я это заслужил? Не верится. Хоть убей, до сих пор не верится! Пока не увижу, не возьму на руки, не прижму к себе — не поверю.

В дом не забегаю — залетаю. Дверь открывает девчонка. Увидев меня, привычно прячет в пол глаза. Отчего в душе неприятный укол обиды, а потом одергиваю себя. Стоп. Сам ведь все так поставил. Вел себя с ней все это время, мягко сказать, не по—человечески. Что, греха таить. Думал, наиграется мать, оставит затею с удочерением подростка. Как бы не так. Еще и Ева туда же… Упертые они у меня. Словно сговорились между собой. Мама даже слышать ничего не желала о том, чтобы все—таки отдать девчонку в приют. Ева горой за девчонку. Бабы… что с них взять? Вечно на эмоциях, вечно все у них в крайности. А мне, в принципе, и дела—то особого не было. Главное, что в семье спокойствие.

— Где мама? — спрашиваю у Кристины. Ловлю себя на том, что снова разговариваю с девчонкой, как с нерадивой подчиненной. Словно не рад ей вовсе, словно мешает она мне. Хотя в душе уже давно воспринимаю ее как неотъемлемую часть семьи.

— На кухне, обед готовит, — отвечает робко, едва ли не трясется от страха. Жмется от меня к стеночке, несмело переминается с ноги на ногу.

Разуваюсь и направляюсь вглубь коридора.

— Поздравляю вас, — летит ее несмелое мне вслед. Поворачиваюсь. Девчонка стоит все там же, испуганно выпучив на меня глаза.

— И я тебя поздравляю. У тебя теперь две сестры, — не могу сдержать улыбки глядя на ее вытянутое от изумления лицо. Губы девчонки начинают дрожать, вот—вот и из глаз бедняжки покатятся слезы. Умная девочка. Все поняла.

— Только пока никому, — подмигиваю и, дождавшись от не утвердительного кивка, направляюсь на кухню.

— Сыночек! — заметив мое появление, мама отбрасывает в сторону столовый прибор и несется в мои объятия.

— Поздравляю, сынок, — ее слова звучат куда—то в область груди. Прижимаю к себе изо всех сил.

— И я тебя, мам, — она отстраняется и, когда поднимает на меня взгляд, я вижу отблески тревоги в глубине ее глаз.

— Ну все, Коль. Успокойся, все в порядке. Все уже позади. Сегодня выписка, — улыбается мама, успокаивая меня словно мальчика маленького.

— Мам, как чувствовал, не хотел отпускать ее. Она ведь упрямая, как … — осекаюсь, отойдя от матери, присаживаюсь за стол. — Забожилось ей к Нинке на день рождения. Но ведь на таком сроке перелеты опасны. Две недели до даты родов. Вот и случилось, чего я и боялся, — устало тру лицо ладонями.

— Сыночек, не кори ты так себя. Правильно сделал, что отпустил ее. Она ведь человек взрослый, нельзя с ней, как с ребенком нерадивым/неразумным. Тем более, как только роды начались, Нинка ее сразу в больницу отвезла.

— Ага, выпившая Нинка прямо из клуба ночного повезла ее в больницу. Это просто чудо, что по дороге с ней ничего не случилось. Да и вообще, роды должен был принимать в Москве один из ведущих акушеров—гинекологов, в частной клинике, где обслуживание по высшему разряду.

— Коль, перестань. Все ведь закончилось хорошо. Ева родила, сама. С девочками все в порядке, произошло так, как и должно было. На все воля Божья, сыночек, — не унимается мама.

— Ладно. Собирайтесь, через полчаса выезжаем. Выписка в час дня, — поднимаюсь из—за стола и направляюсь в сторону улицы.

Ева

Никогда не думала, что Кай может выглядеть таким потерянным, таким испуганным. Даже в самые тяжелые моменты он сохранял уверенность и хладнокровие. А тут едва ли не затрясся, когда ему Аришку вручили. До самой машины нес ее, словно боялся, что может уронить ненароком. Так смешно и волнительно одновременно было наблюдать за ним. За столь резкими переменами в этом мужчине. Хотя, ничего странного. Для него рождение малышек — серьезные перемены и в мировоззрении, и в жизни в целом. Ведь у всегда независимого, непреклонного мужчины теперь не одна, а целых три ахиллесовы пяты. Мы его — главная сила. И мы же — его слабость.

Встречали нас из роддома целой делегацией. Лидия Прокофьевна, успевшая за это время мне стать мамой родною, Кристина, которую я воспринимала как сестренку младшую. Мамочка и брат, даже ребята из отдела приехали. Нинка, правда, отчего—то обходила Кая стороной. А тот, в свою очередь, не переставал бросать в ее сторону насупленные взгляды. Теперь она у него во врагах по гроб жизни будет.

И вот, спустя минут тридцать езды на машине, наконец—то мы дома. Пока гости наслаждаются праздничным столом, сооруженным в беседке у пруда, малыши, наевшись до сыта, спят, словно маленькие ангелочки, в кроватках. Я, лежа на постели, любуюсь своим мужчиной. Заботливым, любящим отцом. С момента приезда домой ни на секунду не отходит от девчонок. Никак не налюбуется. Словно и не верится ему, что это правда. Стоит одной из них закряхтеть, тут же на руки берет, баюкает.

— Кай, — шепчу ему. На звук моего голоса любимый поворачивает голову, окидывая меня взволнованным взглядом.

— Иди ко мне, я соскучилась. Они спят, — улыбаюсь, слегка похлопывая ладонью по кровати.

Кай, в последний раз окинув взглядом малышек, неслышно приближается ко мне, устроившись рядышком, притягивает к себе. Его глаза буквально светятся от счастья, от нежности. А у меня сердце сжимается от любви. Я слегка подаюсь к нему лицом и, ни секунды не медля, он накрывает мои губы поцелуем.

— Никогда бы не подумал, что смогу полюбить еще кого—то так же сильно как тебя, девочка, — утыкается носом в волосы, прижимает к себе так крепко, что ребра трещат.

— Ты будешь любить этих девчонок еще больше меня, — улыбаюсь, проводя кончиками пальцев вдоль очертания его скул. Господи, смотрю на него, и не верится, что он — мой. До безумия красивый, сильный, заботливый. Люблю его. До сумасшествия. До трясучки. Кажется, мне всегда его мало будет. Бесконечно мало. Сама себе завидую.

— Больше, чем тебя, любить невозможно, — его тихий шепот ласкает мою кожу, прижимаюсь к его груди, зарываюсь носом. Вдыхаю его. Свое счастье. Свою жизнь.

Долго побыть одним нам не дают, спустя минут двадцать приходится спуститься к столу. Все—таки некрасиво бросать гостей в одиночестве. Кай и там ни на секунду не отходит. Заботливо подкладывает еды в тарелку, следит, за тем, чтобы я непременно все съела.

Окидываю взглядом присутствующих. Неужели, у меня такая большая семья. Господи, я так благодарна за каждого из них. Моя любимая мамочка, наконец—то, сияет от счастья. Мой любимый брат рядом с ней. Нинка, несмотря ни на что — боевая подруга. Илья и Жорик — два лоботряса, два моих верных друга. Лидия Прокофьевна, Крис и даже Малыш.