— Это тебе еще повезло. По этим дамам психушка плачет.

— Ты не в курсе об этом производстве? Судя по документам, она с дочками набрала кредитов в двух банках на пять миллионов. И не выплачивает уже больше года.

Нина присаживается рядом со мной.

— Все правильно. Она бизнес замутила. Ателье. Шьет дорогую одежду для богатых клиентов. У них в семье единственный адекватный человек был – ее муж. Он один деньги в семью зарабатывал. Дамы его привыкли жить на широкую ногу. Ни в чем себе не отказывать. Внезапно глава семейства умирает. И женщины не находят иного выхода... Тупо набирают кредитов, не думая о том, чем отдавать потом. Ведь шитье ее, честно говоря, особой прибыли не приносит. Но Калининых ничего смутить не может. Королевны по сей день пользуются услугами домработницы. Тачки у каждой крутые. Я знаю, что на машины как раз таки наложили арест. У младшей изъяли мини купер. А мамаша свою спрятала. Дознаватели, кстати, собираются на нее 312— ю возбуждать. За сокрытие арестованного имущества. Так что тебе к ней только со спецназовцами и не ждать теплого приема.

— Я поняла уже, — вздыхаю устало, чувствуя, что наконец— таки отпустило. В голове так ясно и в душе спокойно стало.

— Только вот поздно. Я заявление писать буду. Не нравится мне ваш начальник, — пожимаю плечами, прикидывая в уме шансы на возвращение в старый отдел.

— Ты это зря, — хмурится Нина и, приоткрыв дверь, выглядывает в коридор.

— Егор Анатольевич строгий. Местами слишком, но он справедливый. И премиями балует хорошо. Он же преемник Кая! Три года на этой должности уже. При Егоре Анатольевиче, кстати, еще цветочки. Кай — вот кто настоящий цербер.

— Так они друзья? – удивляюсь я, хотя пора бы уже перестать.

— Еще какие, — ухмыляется Нина.

— Почему его Каем называют?

— Да потому что сердца у него нет. Чёрствый и бесчувственный он. Ни с кем и ни с чем не считается. Вот его точно не разжалобишь. Вообще удивительно, как они с нашим шефом дружат. Совершенно ведь разные.

— А по мне — так одинаковые, словно близнецы, — смеюсь, выходя из кухни вслед за Ниной.

Вернувшись в кабинета, устало опускаюсь на стул. Что теперь делать? Собирать манатки и ехать в кадры с заявлением? Или надеяться на чудесное прозрение начальника? Хотя, прозрение, навряд ли, случится. Особенно после моего концерта и фееричного хлопка дверью. Нет, эти снобы не простят. Абсолютную тишину пустого кабинета разрывает звонок рабочего телефона. А у меня сердце от страха биться перестает. Ну все, Гофман, час расплаты пробил...

— Да, — слетает безжизненно с онемевших губ.

— Ева, тебя шеф вызывает, — шепчет в трубку Нина.

Теперь мое сердце выдает под сто сорок ударов, крича о том, что лучше бежать отсюда без оглядки. Но я, привыкшая прислушиваться к разуму, приглушаю «вопли», рвущиеся из груди и, борясь с дрожью в пальцах, привожу себя в порядок. Губы подкрасим, прическу поправим. Помирать, так при полном параде.

В приемной Нина кивает, показывая жестами, что Кай уже ушел. Спасибо тебе, изменчивая госпожа— удача, хоть здесь ты меня не подвела. Вдыхаю полную грудь воздуха, и на выдохе открываю дверь и захожу внутрь.

Шеф стоит спиной ко входу. Смотрит в окно, приподняв одной рукой жалюзи, другая рука в кармане брюк.

— Готовьте служебку на начальника Специализированного отдела. Завтра в девять утра вам будет выделено десять бойцов, — говорит он, даже не обернувшись ко мне. А у меня словно камень с плеч, и жить так сразу захотелось.

— Мне нужны двое понятых.

Но эта реплика, словно красная тряпка на быка. Повернувшись ко мне, шеф смотрит меня так, словно я и правда — самое большое разочарование в его жизни.

— Это я вам должен предоставлять?! – ой, а теперь кричит на меня. Оказывается, вот какой у него голос мощный... аж в ушах заложило, и голова в плечи втянулась. Понимая, что переборщил, он замолкает, и, сделав глубокий вдох, произносит прежним, сдержанным тоном.

— Хотя бы этот вопрос вы можете сами решить?

— Могу, — киваю прежде, чем слово слетает с губ. Ох, как хочется поскорее покинуть его кабинет. Что— то душно здесь, дышать нечем и в глазах темнеет.

— Возвращайтесь на свое рабочее место, — усаживается он за стол, и снова взгляд в ежедневник.

Но когда я оказываюсь в дверях, он снова окликает меня.

— И, Ева Сергеевна, я надеюсь, вам не нужно объяснять, что ваше поведение было крайне непрофессиональным. Дверьми хлопать вы можете у себя дома, перед своим любовником.

Мои щеки начинают пылать.

— Нет у меня любовника. Я могу идти? – слова вылетают раньше, чем включается мозг.

— Идите, — не замечает или делает вид, что не замечает моего хамства. А я решаю не гадать и пулей вылетаю из кабинета. Закрываю дверь плавно и медленно.

Нина занята разговором с посетителем, но увидев меня, вопросительно кивает головой.

— Все нормально. Заходи, как освободишься, — шепчу ей и возвращаюсь в кабинет.

До обеда время пролетает с бешеной скоростью. Закончив здесь все срочные дела, собираю бумаги, боясь опоздать на судебное заседание. Сегодня остаюсь без обеда, но даже эта мысль не может расстроить меня. Я победила. Шеф пошел мне навстречу, и, дай бог, перестанет вести себя так, как делал это до сих пор. Может, понял, как был несправедлив ко мне?

Спускаюсь по лестнице, и когда оказываюсь на первом этаже, смотрю на наручные часы. У меня в запасе всего полчаса, а ехать на другой конец города. Поднимаю глаза, и в следующую секунду буквально налетаю на темного цвета огромную стену. Мой лоб ударяется о что— то твердое, и я лечу на бетонный пол лестничной площадки, а все документы, которые я так трепетно прижимала к груди, осенними листьями осыпаются вокруг меня.

— Простите... – слетает машинально с губ, а когда я поднимаю глаза и встречаюсь с ледяным взглядом Кая. Дрожь пробегает по телу.

Он возвышается надо мной холодной, неприступной стеной. В кабинете у Егора Анатольевича не заметила то, насколько он высокий. Под его взглядом мне настолько не по себе, что даже пальцы начинают дрожать.

Я наклоняюсь, принимаясь собирать бумаги, а он просто стоит надо мной, и смотрит так, словно я самое никчемное существо на этой планете.

— Подумать не мог, что у нас такой кадровый голод. Егор уже всех подряд к себе тащит — раздается над головой его высокомерный тон.

А когда я поднимаю на него глаза, Кай словно и нет до меня никакого дела, проходит вперед к лестнице. Смотрю в его спину, и думаю о том, что хуже этого самовлюбленного сноба нет никого на свете. Ну, точно, ледяной Кай.

***

Остаток дня занимаюсь ежедневной рутиной. Готовлю постановления, возбуждаю исполнительные производства. Соседи по кабинету снова на исполнительных действиях. Нина сказала, что они свиней арестовывают. Вот уж, избавьте от такого счастья.

— Привет, мелкая, — в кабинет входит мой сосед по столу. Жорик. У него красное от солнца лицо и огромная папка в руках. Парень бросает тяжелую ношу на поверхность стола и подставляет лицо прохладному потоку воздуха из сплита.

— Привет, чего это я мелкая?

Обернувшись, он пожимает плечами.

— Мы тут с Илюхой подумали и решили, что больно ты на мелкая и худая, — говорит он, поворачиваясь в мою сторону.

— Вы мастера комплиментов, — хмыкаю, возвращаясь к бумагам.

— Нет, подожди. Давай разберемся, — Жора подходит к моему столу и, схватив ручку из подставки, присаживается на краешек.

— У нас заведено каждому иметь свое прозвище.

— Не заметила. По— моему, у вас тут все до жути официальные. Строго по имени— отчеству.

В ответ на мои слова Жора морщится.

— Это ерунда все. В нашем кабинете действуют свои законы. И один из самых главных гласит: каждой тваре по прозвищу, — заявляет с умным видом. Решаю подыграть ему, поддерживая этот несуразный разговор.

— И какое же первое правило?

— Первое правило: все, что происходит в этом кабинете, остается в кабинете. То есть никакого стукачества и доносов.