За пределами кампуса он бывал редко и практически никогда ничего не покупал.
– Мелоди! – Джоэл схватил подругу за руку прежде, чем та успела переступить порог кафе. – Я… не могу себе позволить…
– Что?
Джоэл кивнул на меню в витрине кафе:
– Девять центов за шарик мороженого? Это же грабеж!..
– А что ты хотел? На дворе июнь! Дороговато, но приемлемо. Сомневаюсь, что на всем острове сыщется заведение, где цена была бы ниже семи центов за шарик! Ниже я видела только зимой – пять центов.
«Неужели жить в этом мире так дорого?» – удивленно похлопал глазами Джоэл.
– Сколько у тебя? – спросила Мелоди.
Джоэл пошарил в кармане и вытащил тонкий серебряный пенни размером с фалангу большого пальца. На реверсе красовался герб Новой Британнии. Мать наказала носить эту монету с собой на случай, если ему вдруг понадобится заплатить за такси или за билет на монорельс.
– Всего один пенни, – невозмутимо констатировала Мелоди.
– Один, – кивнул Джоэл.
– Столько тебе дают в неделю на карманные расходы?
– В неделю?.. – переспросил Джоэл. – Мелоди, моя мать подарила мне эту монету на день рождения в прошлом году!
Девочка какое-то мгновение тупо смотрела на монету, а затем изрекла:
– Ого! А ты и в самом деле беден!
Джоэл покраснел и спрятал пенни в карман.
– Ты покупай, что хотела, а я подожду снаружи…
– Не глупи!..
Мелоди схватила его за руку и затащила в кафе, где их тут же окутало приятное тепло. Она встала в очередь за Ричардсоном и девчушкой с невероятно длинными ресницами, которую Джоэл никогда прежде не видел.
– Заплачу за обоих, – сказала Мелоди.
– Я не позволю девчонке за меня платить!
– Только давай без этой мужской показушности. – Мелоди достала кошелек и выудила оттуда пятьдесят центов. – Вот, держи. Теперь можешь заплатить за нас обоих!
Она вручила ему сияющую золотую монету.
– Ну что за вздор! – запротестовал Джоэл.
– Ты лучше заказ сделай, разиня! Наша очередь.
Джоэл растерянно воззрился на кассира. Тот в ответ вопросительно поднял брови.
– Э-э… – подал голос Джоэл. – Здрасте…
– Чтоб тебя!.. Ты безнадежен! – воскликнула Мелоди, отпихивая Джоэла локтем. – Мне, пожалуйста, три шарика шоколадного пломбира с шоколадным сиропом и шоколадной крошкой.
Она глянула на Джоэла и прибавила:
– А ему ванильное, пожалуйста. Два шарика. Вишневый сироп… И две вишневых содовых! Записали?..
Кассир за стойкой кивнул.
– Он заплатит, – сказала Мелоди и кивнула на Джоэла.
Тот вручил продавцу полдоллара и получил сдачу – пару пенни.
Мелоди показала на столик, и Джоэл послушно проследовал за ней. Усевшись, он попытался было отдать ей сдачу, но она безразлично отмахнулась.
– Оставь себе. Просто ненавижу, когда в кошельке бряцает мелочь.
– Сколько у тебя денег? – спросил Джоэл, разглядывая монеты на ладони.
– Каждую неделю мама с папой присылают мне доллар, – сказала Мелоди, доставая золотую монету пяти сантиметров в диаметре.
Джоэл таращился на нее, не веря своим глазам. Никогда в жизни ему не доводилось видеть столь крупной монеты. И аверс, и реверс доллара были стеклянными, а внутри виднелись шестеренки, подтверждающие его подлинность.
Мелоди повертела доллар между пальцами, а затем достала ключик и завела миниатюрный механизм. Шестеренки под стеклом пришли в движение и тихонько защелкали.
«Подумать только!.. – изумился Джоэл. – Доллар в неделю!»
– Держи, – сказала Мелоди и катнула монету через стол к Джоэлу. – Теперь он твой.
– Нет, я не могу!.. – воскликнул Джоэл, останавливая монету, чтобы та не упала со стола.
– Почему нет?
– Потому что это неправильно! Я…
Джоэл никогда в жизни не держал в руках столько денег. Он попытался было вернуть доллар, но Мелоди в ответ лишь щелкнула кошельком.
– Не-а, – сказала она. – У меня в комнате лежит еще пятьдесят. Ума не приложу, что с ними делать!
– Но это же… потрясающе! Целая куча денег!..
– По сравнению с богатствами остальных студентов академии это просто ничто! – усмехнулась девочка. – В моем классе есть мальчик, которому домашние присылают по десять долларов в неделю.
– Десять!.. – задохнулся Джоэл. – Я и в самом деле нищий!
Он поколебался.
– Мелоди, я не смогу принять эти деньги. Мне не нужна милостыня.
– Да никакая это не милостыня. Я просто устала таскать его с собой. Почему бы тебе не купить матери что-нибудь приятное?
Над этим предложением Джоэл задумался. С неохотой, но он спрятал доллар в карман.
– Твоя мама выглядит неважно. Ей бы не помешало передохнуть, – сказала Мелоди. – Это все потому, что она много работает?
– Очень много, – кивнул Джоэл.
– А куда тогда девается вся ее зарплата? На твое обучение?
– После гибели отца ректор Йорк выделил мне грант на бесплатное обучение, – покачал головой Джоэл.
– Твоя мать должна получать гораздо больше за свои труды, чем просто комнату и стол, – заявила Мелоди, кивая в знак благодарности официанту, который принес их заказ.
Гора мороженого, украшенная ломтиками вишни и взбитыми сливками, выглядела устрашающе. А ведь его порция была на треть меньше, чем шоколадное чудище Мелоди!
– Так куда уходит вся зарплата твоей мамы?
– Не знаю, – отозвался Джоэл. – Честно признаться, я никогда не задумывался об этом.
Он снова повертел в кармане доллар, который казался ему целым состоянием. Неужели у рифматистов такая большая пенсия, раз они высылают своим чадам по доллару – а то и по десять – в неделю?
Каждый рифматист был обязан сражаться за Небраск в течение десяти лет. По окончании этого срока некоторые оставались на фронте по собственному желанию, однако большинство увольнялось в запас. На этом служба не заканчивалась. Их могли призвать на Небраск в любой момент, правда только в случае крайней необходимости. Время от времени такая необходимость и в самом деле возникала, но происходило это очень и очень редко. За последние тридцать лет рифматистов мобилизовали лишь единожды – когда в заградительном круге Башни понадобилось срочно залатать огромную брешь.
За десять лет выслуги рифматистам полагалась пожизненная пенсия. Точных цифр Джоэл не знал, но, если у рифматистов вдруг возникала необходимость в деньгах, они всегда могли устроиться на работу в пружинные монорельсовые компании. Дело в том, что многие рифматисты после увольнения в запас подписывали с правительством контракт, позволявший им использовать меллингов, нарисованных при помощи символа раздирания, для обслуживания гигантских пружинных барабанов, которые и приводили в движение монорельсовые составы. Символ раздирания был необходим, чтобы наделить меллингов способностями воздействовать не только на мел, но и на объекты реального мира – в данном случае на пружины заводных механизмов.
Обо всем этом Джоэл знал не так уж много: рифматисты с простыми обывателями на подобные темы не разговаривали. Он даже не совсем представлял, как меллингам вообще удается воздействовать на пружины. Однако каким-то образом они управлялись с ними, и труд рифматистов оплачивался очень и очень достойно.
– Хорошо быть рифматистом! Без штанов уж точно не останешься, – сказал Джоэл. – Легкие деньги!
– Ага, – тихо отозвалась Мелоди. – Легкие…
Джоэл наконец решился попробовать мороженое. Оно оказалось гораздо вкуснее, чем то, что подавали повара Армедиуса, однако насладиться сполна Джоэлу не удалось. Он заметил, что Мелоди, опустив глаза, утратила к лакомству всякий интерес и уныло ковыряет ложкой в креманке.
«Что я такого сказал? – подумал Джоэл. – Может, мои слова вновь навели ее на мысль, что она не слишком способная ученица?»
– Мелоди, из тебя получится отличная рифматистка. Я еще не встречал никого, кто бы так искусно рисовал меллингов!
– Спасибо, – отозвалась девочка, и ее ложка замерла.
Похоже, тревожило ее нечто другое. Через несколько мгновений она вновь принялась работать ложкой, активно разминая шарик мороженого.