— Почему же тогда он ничего не написал о Егоре, когда… когда… Ну, в общем… — Аркадий был в смятении.

— Может, и писал, да письмо затерялось, не дошло. Либо сын госпожи Макаровой, служа в одном полку с вашим братом, знал, что о его гибели вас известили официально.

— Но нас никто не извещал!

— Тем не менее супруга вашего брата знала о его гибели. Именно поэтому в ее багаже оказалось черное траурное платье. Вы сами видели его. Мы все видели его. Эта особа носит его со дня кончины вашей матушки. А ведь когда она прибыла сюда, ваша матушка была еще жива. Не исключаю, что эта особа и перехватила известие о гибели вашего брата уже здесь, в доме.

— Елена Карловна?

— Особа, которая назвалась ее именем и носит ее одежду. Кстати, одежда и внушила мне подозрения. Она с чужого плеча. Разве благородная дама будет носить новые платья с чужого плеча? Дама, если не может позволить себе новый туалет, переберет сундуки, будет перешивать, перелицовывать, подгонять. Сударыня, как вам кажется?

Татьяна покачала головой. Она опять побледнела — черное платье делало ее бледность ослепительной.

— Мне страшно.

— Я вас понимаю.

— Не думаю, что понимаете, господин Мурин. Меня пугает, — она кашлянула, — меня пугает ваша одержимость этой дамой. Я сказала вам: я помню Елену Карловну, еще когда она была девочкой, в пансионе. Ее помнит Поленька. Аркадий, ты…

— А я ее не помню, — отрезал брат.

— А ты вспомни! Она уже тогда была красива. Неужели ты не обратил тогда внимания!

— Если бы я помнил каждое смазливое личико с детских лет, у меня голова была бы уже размером со стог сена.

— Но ты и Егор приезжали с маменькой в пансион, чтобы навестить меня…

— Не помню я ее, говорю же!

— А я помню. Эта золотая коса вокруг головки…

— Просто модная прическа. У половины девиц такая. Ты могла ошибиться.

— Я уверена. Спроси Поленьку. Поленька тоже ее помнит по пансиону.

— А я не помню.

— Я уверена.

— Я тоже.

— А нас двое. Я и Поленька. Ты споришь с нами обеими?

Они рассвирепели не на шутку. Ни один не хотел уступать.

— Черт подери, Таня, — взорвался Аркадий, от волнения он перешел на французский. — А что, если он прав? Я не интуит и не медиум, но когда она с нами поселилась, какой-то голос мне говорил: что-то тут не то.

Мурин не сводил напряженного взгляда с брата и сестры. «Один из них себя обнаружит, выдаст. Особенно встретившись с сообщницей лицом к лицу». Он чувствовал себя охотником в засаде. «Осторожно, осторожно», — командовал себе. Заметил осторожно — тоже по-французски:

— Может, вы зря не прислушались к этому голосу, Аркадий Борисович.

— Ах, дорогой Мурин, кабы так! Но тут этот imbécile Коловратов начал верещать «Шпионка! Шпионка!», и я… Не мог же я встать на одну доску с Коловратовым!

— Господин Мурин, — сдавленно заговорила Татьяна. — Почему вы мне не верите? Ведь все, что вы сказали, — домыслы. Это может оказаться неправдой. Что, если вы ошиблись?

Мурин пожал плечами:

— Спишитесь с полком вашего брата. Это нетрудно. Вам сообщат точную дату его гибели.

Брат и сестра переглянулись. В их глазах промелькнул настоящий страх. Но что он мог значить? И у кого из них он был настоящим? Этого Мурин знать не мог.

— О нет, — потянул Аркадий. — Пока ваши армейские чиновники ответят… Так долго ждать я не собираюсь.

Он вскочил:

— Мурин, идете?

— Аркадий, ты куда? Аркадий!

Но брат и не думал останавливаться, чуть не отшвырнув сестру от себя.

— Я сам ее спрошу.

— Разумно, — подхлестнул Мурин, надеясь, что умело.

— Вы… — презрительно процедила Татьяна и бросилась вслед за братом: — Аркадий! Подумай, какую боль ты причинишь бедной женщине, которая сегодня узнала, что потеряла мужа?

Но Аркадий уже выскочил в коридор и быстро зашагал к лестнице. Мурин за ним. Татьяна, шумя платьем, еле поспевала. Их шаги застучали вверх, наполнили шумом этаж.

— Если только она не знала о его смерти все это время, — шипел Аркадий. — И он ей к тому же не муж. Застанем ее врасплох. Если она честна, ей бояться нечего. Ответит правду.

— Согласен.

— Вы безумцы! — крикнула, задыхаясь, Татьяна. — Господа, остановитесь! Это… это жестоко. Она — человек, а не животное для охоты!

Аркадий осадил на скаку возле двери в спальню Елены Карловны. Застучал кулаком:

— Сударыня, отворите. Вы понимаете по-французски? Или мне следует перейти на русский — более уместный в вашем слое общества?

— Аркадий! Стыдись.

— Я? Чего?

И он застучал сильней.

— Открывайте, сударыня. Сию секунду.

Но ответа не последовало.

Аркадий кивнул на дверь:

— Боится.

— Конечно, боится! — возмутилась Татьяна. — Я бы тоже испугалась… Елена Карловна, — заговорила она громко и нарочито-ласково, — Аркадий Борисович немного ангажирован. Возникло небольшое недоразумение. Мы лишь хотим задать вам один простой вопрос.

— Большое! Не один! И не простой! — рявкнул Аркадий. — Открывайте! Не то дверь будет выломана!

Но и тогда ответа не последовало. Все трое прислушались. Ни шагов. Ни скрипа постели. Ни шороха платья. Они молча посмотрели друг на друга.

— Ее там нет, — мрачно уронил Аркадий. — Идемте отсюда.

— Слава богу, — выдохнула Татьяна. — Это было невыносимо.

Неизвестно отчего у Мурина сдавило сердце от дурного предчувствия.

Он приник глазом к замочной скважине.

— Ломаем, — коротко бросил. Бухнул плечом. — Не стойте вы!

Аркадий спохватился, растерянно подоспел на помощь. Ударили разом. Стала выглядывать встревоженная прислуга: лакей, сенные девушки.

— О господи, — вскрикнула Татьяна.

Дверь была хорошая. Крепкая.

— Осип, — приказал Мурин. — Неси лом. Живо!

Топоча, прибежал с ломом старый лакей. В коридоре уже было тесно от дворни. Татьяна и Аркадий были слишком взволнованы, чтобы выгонять любопытных. Все тянули шеи, тихо ахали. Лакей вопросительно обернулся на своих молодых хозяев, Татьяну и Аркадия. Барин хмуро кивнул:

— Приступай.

Лакей вставил конец лома в щель, налег. Крак! Дверь была сделана добротно. Пришлось повторить попытку. Налегли все трое: Аркадий, Мурин, лакей. Наконец дверь поддалась. Распахнулась. Но все замерли на пороге, точно там обнаружилась невидимая стена.

Комната Елены Карловны была обставлена дорого, но не роскошно. Она вся была золотисто-бежевая. Елена Карловна не сбежала. Она лежала на постели, отражаясь в зеркале трюмо, на котором стоял поднос с чаем и блюдце с вареньем. Ее черное платье казалось дырой, прорезанной ножницами. По людям побежал тихий вздох. Стали подымать руки, мелко креститься. Но все так же толпились, не решаясь ступить. Мурин решительно пересек комнату. Остановился у постели. Протянул ладонь к ноздрям лежавшей.

Лицо Елены Карловны было спокойно и как никогда напоминало античную мраморную голову. Такое неподвижное, с выпуклыми сомкнутыми веками. «Как она прекрасна», — вдруг подумал Мурин. Как только что срезанный цветок. Еще такой свежий, прелестный. Но уже отделенный от собратьев в саду чертой, которую не перейти. Он опустил руку.

— Ей… ей дурно? — хрипло выдавила Татьяна.

Мурин, не сводя глаз с лица на подушке, покачал головой. Он старался не смотреть на трюмо, где стоял чай — и варенье.

Елена Карловна была мертва.

Татьяна Борисовна мягко осела, повалилась, точно с крыши сорвалась оттаявшая груда снега.

Ее обморок немедленно привел в движение остальных. Все заметались, каждый пытался перекричать других. Началась суета. Послали за уксусом, за полотенцем, за водой, за солью. Сперва следовало позаботиться о живой. Потом забот потребует и покойница. Хлопоты только начинались…

В прихожую вслед за Муриным спустился один лишь Аркадий. Вид у него был, по меткому выражению одного из товарищей Мурина по полку, словно по мозгам его проскакал эскадрон. Взгляд то полоумно таращился в пустоту, то перескакивал с предмета на предмет.