Что же касается самого военного лагеря (как непосредственно легиона, так и его отдельных вексилляций и вспомогательных единиц), то он, разумеется, был изъят из городской и квазимуниципальной системы и представлял собой самостоятельный элемент социально-политической структуры римской Испании.
Исключенными из муниципальной системы были также рудники. Некоторые рудники Северо-Западной Испании стали разрабатываться римлянами вскоре после захвата этих территорий, возможно, к концу правления Августа[1246]. Эксплуатация большей части других началась через несколько десятилетий после завоевания, в основном, как кажется, при Тиберий[1247]. Здесь стояли войска, и уже сам факт сохранения в мирном районе вооруженных сил свидетельствует о стремлении правительства обеспечить бесперебойное поступление металла и, следовательно, о значении этого металла для империи. Недаром Плиний (III, 30), подводя итог своему описанию Испании, говорит, что вся она изобилует свинцовыми, железными, серебряными и золотыми рудниками. А в конце своего труда (XXXVII, 202) римский энциклопедист, сравнивая Испанию со сказочной Индией, называет среди испанских богатств рождение самых разных металлов. Испанское серебро, по Плинию (XXXIII, 96), самое лучшее. А что касается золота, то, по его же словам (XXXIII, 67), сухие и бесплодные горы Испании обильны этим металлом. А Плиний хорошо знал свой материал. Его описание рудников полностью подтверждено современными археологическими открытиями[1248].
Во времена империи рудники принадлежали императору[1249]. Это исходило из теоретического принципа, что вся провинциальная земля является собственностью либо цезаря, либо римского народа (Gains II, 7)[1250]. Если в сельскохозяйственных регионах это верховное право собственности выражалось, вероятно, лишь в уплате налога, то в горнорудных оно стало основанием для появления иной организации жизни и производства.
Каждый рудник состоял из нескольких (иногда довольно многих) копей (putei) и поселка (vicus) (Vip. I, 37), в котором жили предприниматели, их рабочая сила, администрация рудника и, видимо, солдаты, поддерживавшие в нем порядок, а также располагались различные подсобные службы. Вне поселка находилась территория, тоже принадлежавшая руднику (Vip. I, 38). Имперскую администрацию в руднике возглавлял прокуратор, в распоряжении которого имелись рабы и отпущенники цезаря (Vip. I, 23). Сами прокураторы, вероятнее всего, тоже были императорскими отпущенниками[1251].
Золотые рудники северо-запада и севера разрабатывались непосредственно императорской администрацией[1252]. Видимо, это привело к созданию особой прокуратуры per Asturiam et Gallaeciam всаднического ранга[1253]. Другие рудники сдавались в аренду отдельными копями, но оставались под контролем прокуратора, который в соответствии с законом и местными распоряжениями регламентировал все стороны и даже мельчайшие детали деятельности арендаторов: и тех, кто арендовал копи, и тех, кто брал в аренду подсобные службы. Система управления и аренды таких рудников хорошо видна в надписях из Випаски[1254].
Вторая надпись (Vip. II), найденная в 1906 г., датируется правлением Адриана, ибо упоминание имени этого императора (2) не сопровождается прилагательным divus[1255]. Первую (Vip. I), обнаруженную еще в XIX в., теперь тоже относят к адриановскому времени[1256]. Вероятно, оба документа действовали в Випаске одновременно, и один представлял более общий закон, сообщенный в виде письма прокуратору данного рудника, а другой — конкретное распоряжение по руднику[1257]. Однако и последнее было, видимо, составлено по определенным правилам, что позволяет распространить его положения и на другие рудники, в том числе и в сенатской Бетике.
Надписи свидетельствуют, что крупным арендаторам (кондукторам) сдавалось в аренду право собирать косвенные налоги (vectigalia), проводить аукционы, совершать различные сделки; им же передавались в аренду бани. Кондуктор получал свою долю дохода от сапожников, парикмахеров, сукновалов, от тех, кто желал бы собирать шлаки и окалины. Эти права кондуктора, однако, не распространялись на рабов и отпущенников цезаря, детей, солдат и школьных учителей (Vip. I, 23—24, 56).
Копи сдавались непосредственно мелким арендаторам — колонам. В надписи упоминается также оккупатор (Vip. II, 6). Сейчас доказано, что оба термина обозначают одно и то же лицо: когда человек берет в аренду копи и предъявляет свои претензии на их разработку прокуратору, он выступает как оккупатор (отсюда упоминание в Vip. II, 5 ius occupandi), а когда он их эксплуатирует (colit) — как колон[1258].
Будущий колон покупает копи, но это не означает, что они становятся его собственностью. Собственником всего рудника по-прежнему остается императорская казна (фиск), а колон приобретает лишь владение его частью. Это владение выражается прежде всего в праве получения дохода[1259]. Весь доход делится на две равные части, одна из которых остается колону, а другая отдается фиску. Второе право владельца — иметь компаньонов (socios). Закон строго следил за добросовестностью компаньонов по отношению друг к другу и предусматривал наказания за недобросовестность и мошенничество (Vip. II, 6). Наконец, владелец мог продать свои копи, но только другим колонам данного рудника и после извещения об этом прокуратора (Vip. II, 8). Сама ограниченность права продажи и контроль за этим актом прокуратора уже говорит о сохранении собственности за фиском[1260]. Это же выражается и в тщательном надзоре прокуратора за работой арендатора. А в случае относительно длительного перерыва в работе арендатор теряет свои копи, и право оккупации переходит к другому (Vip. II, 4).
На первый взгляд, такое положение отвечало общим принципам античного мира, когда возможности распоряжаться основными средствами производства были для их собственника ограничены. В античности существовала неразрывная связь между полноправным гражданством и земельной собственностью, так что продавать землю за пределы гражданского коллектива теоретически было невозможно. Государство и общество контролировали пользование землей ее собственником и в случае плохого хозяйствования могли отнять участок[1261]. И кажется, что между этими принципами и установлениями рудничного закона разница только в том, что речь в последних идет не о земле, а о другом средстве производства — руднике. Однако в действительности разница принципиальная. В первом случае землевладелец является частью того гражданского коллектива, который надзирает за его землей, и он выступает в двух ипостасях: как собственник конкретного участка и как соучастник верховной собственности коллектива на землю. В случае же с рудниками такого не происходит. Верховным собственником остается императорская казна, а колон является лишь пользователем тех копей, которые он купил, но не в полную собственность. Это создает совершенно иные отношения между собственником и владельцем. Последний оказывается в зависимости от первого.
В этом плане рудничные колоны оказываются в том же юридическом положении, что и сельскохозяйственные колоны в императорских владениях, в частности в Африке[1262]. На деле же между ними существовала существенная разница. Сельскохозяйственные колоны были мелкими арендаторами, принуждаемыми не только к отдаче трети своих доходов, но и к несению трудовой и гужевой повинностей и находившимися в полной зависимости от крупных арендаторов, которые, заручившись покровительством прокуратора, могли произвольно увеличивать повинности и повышать долю отдаваемого урожая (CIL VIII, 25902, 25943, 10570).
