Итак, в результате карфагенских завоеваний в Испании сложился союз племен и мелких государств, охвативший южную и восточную часть Пиренейского полуострова, к которому примыкали также Питиусса, уже давно подчиненная Карфагену, а теперь признавшая власть его полководцев, старые тирские колонии, города, созданные Баркидами. Вне его находились другие районы Испании, непосредственно подчиненные карфагенским чиновникам. Часть племен считалась союзниками Карфагена. И во главе всего этого конгломерата стояли Баркиды. Такое сочетание автономных и несамоуправляющихся частей государства было характерно для эллинистических держав.

Держава Баркидов была создана в первую очередь в результате военных акций Гамилькара и его преемников. Дипломатическая деятельность Гасдрубала дополняла их. Даже на юге, где речь шла о восстановлении карфагенской власти, баркидское завоевание создавало новую ситуацию, ибо покоренные народы подчинялись теперь недалекому правительству в Карфагене, а находившемуся в самой Испании полководцу. Поэтому власть Баркидов имела в значительной степени военный характер и основывалась на «праве копья». Этим она оказывалась очень похожей на власть диадохов[600].

Так же, как у эллинистических монархов, очень важна была личная связь Баркидов с подчиненным населением[601]. И то, что Магон жаловался на гадитан, которые не пустили в город его, союзника и друга (Liv. XXVIII, 37, 1), и факт, что власть Гасдрубала была основана в значительной степени на его провозглашении стратегом-автократором, доказывает личный характер связи. Заключая договор с Римом и не предоставляя его на утверждение в Карфаген, Гасдрубал действовал именно как вождь Испании, а не как магистрат Карфагенской республики. Конечно, этот договор, как отмечалось выше, был, вероятнее всего, беритом, основанным на старинной семитской практике, но использование этой практики в новых условиях было явно связано с новым положением Баркида.

Тесные связи с местным населением (как испанцами, так и давно жившими в стране финикийцами) подчеркиваются и чеканкой Баркидов. Мы не знаем, насколько превысили и превысили ли вообще свои конституционные полномочия Баркиды самим выпуском серебряной и бронзовой монеты[602]. Но надо обратить внимание на символику монет. Монеты, выпускаемые в свое время в Сицилии и предназначенные для армии, имели легенды, намекающие на эту связь: mhnt (лагерь), 'mmhnt (народ лагеря) и т. п. Ничего такого в баркидской чеканке нет. Монеты выпускала не армия, а лично полководец. Монеты достаточно хорошей пробы[603], они отличались от выпускаемых в то же время в Карфагене[604]. На реверсе баркидские монеты сохранили обычные карфагенские символы — коня или его голову, пальму, слона, нос корабля[605], но аверс резко отличался от карфагенских монет. На последних обычным было изображение женской головы, которое считается изображением Тиннит[606]. Эта богиня к тому времени играла первенствующую роль в карфагенском пантеоне, и ее «портрет» становится эмблемой Карфагена. Однако в Испании эта богиня большим почитанием не пользовалась. Ее культ хорошо засвидетельствован в карфагенских колониях, особенно на Питиуссе, но на материке он гораздо более редок[607]. И на баркидских монетах ее заменяет Мелькарт, который уже до этого появляется на монетах Гадеса[608].

Мелькарт занимал определенное место в карфагенском пантеоне. В городе был его храм (CIS 264, 5575), карфагенская ономастика засвидетельствовала его почитание. Но особым почитанием карфагенян пользовался храм этого бога не в своем городе, а в метрополии. Туда, а не в местное святилище отправляли карфагеняне десятину от своих доходов (Diod. XIII, 108; lust. XVIII, 7, 7). Постоянно направлялись в Тир «священные посольства» (Arr. Anab. ГУ, 2, 10; Polyb. XXXI, 12). Все это говорит о том, что карфагеняне рассматривали храм в Тире как основной, а свой — как имеющий чисто местный и второстепенный характер.

Иным было положение в Испании. Гадитанский храм Мелькарта был одним из самых известных в средиземноморском мире. Сам Гадес был основан по велению Мелькарта (Strabo III, 5, 5), а в храме находилась могила бога (Mela III, 46), который, по финикийским сказаниям, погиб в Испании (Sal. lug. 18, 3); можно думать, что там же локализовалось и воскресение Мелькарта. В Гадесе торжественно отмечался праздник гибели и воскресения бога[609]. Заметим, что гадитанский храм Мелькарта был не только религиозным, но и экономическим центром и, вероятно, казнохранилищем города[610]. Культ Мелькарта, отождествленного с греческим Гераклом и римских Геркулесом, был широко распространен и далеко за пределами Гадеса как в других финикийских городах, так и в туземной среде[611]. Заменяя карфагенскую богиню богом, особо почитаемым в Испании, Баркиды подчеркивали свою роль не столько как представителей Карфагенской республики, сколько как руководителей Испании, обосновывая этим культом свое право на власть в этой стране[612].

Большинство исследователей сейчас принимает, что лицу Мелькарта на монетах приданы портретные черты членов семьи Баркидов[613]. Это пропаганда собственного образа под личиной бога или претензии на обожествление? Возможно, что Баркиды надеялись, что их отождествление с божеством станет привычным для подчиненного населения. Этому способствовало и предание, согласно которому предки Баркидов прибыли в Карфаген вместе с его основательницей Элиссой и даже были, может быть, ее родственниками (Sil. It. I., 72—74; IV, 745—748). Известно, что финикийцы считали Мелькарта покровителем колонизации, далеких походов и экспедиций (KAI47). Его мифические походы рассматривались как предыстория финикийской колонизации. Да и сама Элисса была вдовой жреца Мелькарта Ахерба, убитого тирским царем (lust. XVIII, 4, 5). Так что и ее спутники находились под покровительством этого бога. Таким образом, Баркиды поддерживали связь не с божеством вообще, ас тем, которое покровительствовало данной семье и было широко распостранено в Испании. Характерно, что накануне своего похода в Италию Ганнибал не пожалел времени, чтобы отправиться в Гадес и принести торжественные обеты Мелькарту, обещая ему дары в случае победы (Liv. XXI, 21, 9), а свой поход на Апеннинский полуостров представлял как повторение похода Мелькарта-Геракла после его победы над Герионом. Баркиды стремились показать, что этот бог ведет их ко все новым победам[614].

С другой стороны, перед нами явное проявление индивидуализма, роста личностного начала, что характерно для эллинистического менталитета. В своей чеканке Баркиды вдохновлялись эллинистическими образцами. Образы Александра (недаром его статуя стояла в гадитанском храме) и диадохов, которые из полководцев сделались царями, явно вдоховляли Баркидов. Схожесть монет показывает, что они и сами сознавали свое духовное родство с эллинистическими владыками[615]. Появление на одной из серий монет изображения Мелькарта (под которым, по-видимому, подразумевался Гасдрубал) с царской диадемой говорит, что порой монархические претензии не очень-то и скрывались. Вероятно, появление этих монет, как об этом говорилось выше, надо связать с попыткой монархического переворота Гасдрубала. Недаром Гасдрубал построил себе в Новом Карфагене роскошный дворец. Сам этот город Полибий (III, 15, 3) называет βαοιλειον. Это слово обычно используется для обозначения столицы и царского дворца в эллинистических государствах[616].