Выделение отдельных районов с различной направленностью экономики и отделение (хотя не полное) горнорудных районов от металлургических и металлообрабатывающих свидетельствуют о существовании экономической специализации отдельных территорий внутри Тартессийской державы. Сеть дорог, о которых уже говорилось и которыми дорожная сеть Тартессиды не исчерпывалась[225], связывала различные регионы и в значительной степени обеспечивала единство государства.
Ориентализирующая цивилизация
В начале главы говорилось, что ранние основания финикийских колоний на Западе, в том числе Гадеса, никак не повлияли на местное население, ибо слишком велика была разница в социальном и культурном развитии колонистов и туземцев. Однако постепенно финикийское влияние начинает обнаруживаться. Так, в X—VIII вв. до н. э. местные керамисты, не используя еще гончарный круг, уже стали изготовлять сосуды, подражающие ближневосточным[226]. Усиливающиеся контакты с финикийцами ускорили социальное развитие Южной Испании[227]. Образование Тартессийской державы, в свою очередь, стимулировало не только тартессийско-финикийские контакты, но и создание новых колоний в Испании. А это интенсифицировало связи между двумя народами.
Рис. I. Богиня с птицами
Образование государства, с одной стороны, и усиление контактов с финикийцами — с другой, способствовали ускоренному развитию горного дела и металлургии, для продуктов которых финикийцы открыли почти необъятный ближневосточный рынок. Так как традиционные способы извлечения металлов оказались в этих условиях малопродуктивными, тартессии переняли восточные, принесенные на испанскую почву финикийцами, заимствовав от них также, хотя еще только спорадически, и использование железа[228]. От финикийцев тартессии переняли (по крайней мере частично) и весовую систему, используемую в работе с металлом и в ювелирном деле[229]. Требования восточных контрагентов привели, видимо, и к усилению северной торговли, которая доставляла продукты, недостающие в самой Тартессиде. Тартессии переняли у финикийцев гончарный круг, некоторые строительные приемы, включая даже планы домов, изготовление прессов для получения оливкового масла, да и само разведение культурной оливы и, может быть, винограда было, по-видимому, заимствовано у колонистов[230].
С выделением тартессийской знати у испано-финикийских ремесленников появились социальные заказчики. Аристократия больше не удовлетворялась старыми и довольно грубыми продуктами местного искусства и художественного ремесла. Так как финикийское искусство и художественное ремесло стояли в то время на гораздо более высокой ступени развития, чем местные, тартессийские аристократы обратились к изделиям финикийцев. Тогда и тартессийские ремесленники начали перенимать и имитировать финикийские изделия, подражать формам и методам изготовления тех или иных предметов, прежде всего предметов роскоши, что особенно наглядно проявилось в ювелирном деле и в создании изделий из слоновой кости[231]. Так в Южной Испании возникает ориентализирующее западнофиникийско-тартессийское искусство (и художественное ремесло), которое могло создаваться как финикийцами, так и тартессиями, но которое, независимо от этнической принадлежности создателей, можно назвать испано-финикийским[232]. Традиционное местное искусство оттесняется в мир надгробных стел и других культовых памятников.
Финикийцы оказали значительное влияние на возникновение тартессийской письменности. Финикийцы принесли на Пиренейский полуостров свое письмо, и тартессии, как и греки, использовали финикийские знаки, может быть, изменив значение некоторых из них в соответствии с особенностями своего языка[233]. Дошедшие до нас памятники тартессийской письменности — надгробные. Но это не означает, что не существовало других письменных памятников, в том числе бюрократической документации. Не исключено, что таковые создавались на достаточно хрупком материале, который в отличие от каменных стел не дошел до нас. Тартессийское письмо еще не интерпретировано[234], так что о содержании даже дошедших памятников можно только догадываться. Вероятно, письмо использовалось для записи литературных произведений и законов. Страбон (III, 1, 6) говорит, что турдетаны не только знакомы с письменностью, но и имеют сочинения, излагающие их историю, поэмы и законы. Все это можно рассматривать как тартессийское наследство и говорить, что в Тартессе литература уже отделилась от фольклора, и это тоже можно связать с восточным влиянием.
Финикийское влияние проявилось и в тартессийской религии и мифологии. Уже говорилось, что цикл мифов о Мелькарте мог повлиять на некоторые детали тартессийского мифа о Гаргорисе и Габисе. Не исключено влияние восточной религии на образ бога Нетона. Его упоминает Макробий (Saturn. 1,19,5), встречается он и в надписях (CILII, 5278, 365, 3386). Места, где найдены надписи, расположены далеко друг от друга, но все они связаны с Тартессом. Поэтому Нетона можно отнести к тартессийским божествам. Этот бог был и солнечным, и воинственным[235], но именно таким был Мелькарт[236], чей храм в Гадесе чрезвычайно почитался. При постоянных контактах тартессиев с финикийцами, в том числе в районе Гадеса, культ Мелькарта не мог не оказать влияния на тартессийский культ. Если правильно предположение, что имя тартессийского бога означает «герой»[237], связь с воинственным Мелькартом, боровшимся против страшных чудовищ, как это было изображено на воротах гадитанского храма[238], становится еще яснее. Конечно, нельзя говорить, что тартессийский «Герой» — лишь реплика «Владыки Тира» (тем более что о Нетоне мы ничего точного не знаем), но влияние тирского мифа и образа бога на тартессийского Нетона вполне вероятно.
Богиня плодородия — Великая Мать — должна была занимать в тартессийском пантеоне значительное место. Ее статуэтки часто находят при раскопках. Сходство этих фигурок с изображениями финикийской Астарты несомненно[239]. Очевидно, испанцы нашли в финикийской богине нечто подобное своей Великой Матери и перенесли на нее некоторые черты и атрибуты Астарты.
Финикийцы оказали влияние и на повседневную религиозную практику, в том числе на погребальный ритуал. В тартессийских могилах довольно часто и в значительных количествах находят амулеты либо финикийские, либо им подражающие[240]. Но в целом финикийское влияние в религиозной сфере оказалось меньшим, чем в искусстве, письме и даже ремесле. И это вполне естественно. Религиозные представления вообще довольно консервативны и в большей степени сопротивляются чужеземным влияниям, чем другие сферы культуры, как это можно видеть на примере этрусков и скифов[241].
Разумеется, тартессийскую и финикийскую цивилизации нельзя полностью отождествлять. Ряд черт цивилизации характерен для тартессиев и отсутствует у финикийцев. Например, продолжается, хотя и в намного меньшем масштабе, использование лепной керамики, некоторых ремесленных инструментов, оружия, имеющего не восточное (хотя и такое было), а европейское происхождение. Большое количество местных черт отмечается в погребальном культе[242]. Интересно еще одно явление: некоторые предметы, заимствованные тартессиями у финикийцев, затем развиваются самостоятельно. Так, например, обстоит дело с тарелками и узорами тартессийской вазописи[243].
