— А если не получится? — потянулся за следующей тарталеткой Том.

— Не знаю. Будем проводить ритуалы последовательно в каждой комнате, заливая дом куриной кровью?

— Не хотелось бы.

— Вот и мне не хотелось бы. Поэтому давай думать, что мы прихлопнем место укоренения проклятия с первого раза, — Тео открыла саквояж. — Нет, ты сиди пока, наслаждайся жизнью. Можешь, кстати, кофе в мою чашку налить, если хочешь. Я позову тебя, когда нарисую печать.

Разметив рулеткой на полу контрольные точки, Тео начала строить сигил, постоянно сверяясь со схемой. Удивительно, но в кино это казалось ужасно увлекательным занятием. Внешняя сторона волшебства походила на какое-то унылое поделочное хобби: разметить, набросать схему, прорисовать детали… Совершенно никакой романтики — только усердие, внимание и сосредоточенность. Что-то вроде бухгалтерских проводок, только в графической форме. Но вот потом… Мгновение, когда пробужденная магия оживала, наполняла Теодору чистейшим, незамутненным восторгом. Она словно парила, подхваченная струящейся через нее бесконечной, непознаваемой силой, для описания которой в языке не существовало слов. На несколько секунд Тео сливалась с этой чужой, не существующей на земле мощью, пропускала ее через себя, как провода пропускают ток, и мир на мгновение освещался вспышкой магии.

— Готово, — провела она последнюю линию. — Давай реквизит.

Отложив недоеденное печенье, Том послушно нырнул в саквояж. На пол последовательно легли один мужской череп, два собачьих и два крысиных. Порывшись в обвисшей, как сдувшийся шарик, сумке, Том извлек пучок зверобоя, крупный опал, длинный нож из черного металла и осиновую лучину.

— Вроде бы все?

— Да, все.

Брать человеческий череп было неприятно, и Тео мысленно похвалила себя за то, что догадалась надеть перчатки. Их хотя бы можно выбросить. Аккуратно разместив мужской череп на верхнем луче пентаграммы, к остриям двух боковых Тео положила собачьи, а вниз — крысиные. В центр печати, точно на монограммный ключ, лег молочно-белый опал. Критически окинув взглядом печать, Тео чуть подвинула левый крысиный череп и подрисовала размазавшийся меловой контур.

— Готово. Начинаем.

Тео взяла в руки пучок зверобоя, и Том тут же протянул ей горящую лучину. На тонких сухих веточках расцвело странно-медленное, вязкое, как сироп, пламя. Отчетливо артикулируя, Тео начала читать заклинание, в конце каждой строфы взмахивая рукой. Голубоватые струйки дыма тянулись за ней, словно инверсионный след за призрачным самолетом.

— Оставь это жилище, его пол, потолок и стены, его камень, землю и дерево. Уйди навсегда, не причиняя вреда ни живому, ни мертвому, ни вещному, ни душам.

Покинь этот дом без остатка, покорный моему слову, и платой за сделку будет живая кровь! — в последний раз Тео взмахнула букетиком зверобоя и Том, на мгновение прижав курицу к полу, черкнул ей по горлу черным ножом. Кровь плеснула на доски, потекла, собираясь узкими ручейками, вдоль контуров пентаграммы, окрашивая мел карминово-красным. Подняв еще трепыхающуюся курицу, Том несколько раз встряхнул рукой, словно священник, окропляющий паству святой водой.

— Прими плату! — отчаянно закричала в пространство Теодора. — Прими свою плату!

Несколько секунд ничего не происходило. Дом затих в тревожном, настороженном молчании, и Тео слышала только свое заполошное дыхание и тихий, угасающий шелест крыльев. А потом комната вздрогнула. Пол вздулся волной, стены затрясшись, роняя куски штукатурки. На этажерку рухнула полоса одеревеневших от клея обоев, и тихо, прозрачно зазвенели обрушившиеся на пол фарфоровые пастухи и фрейлины.

— Осторожно! — рявкнул Том, заставляя Теодору пригнуться, и вжался ей в спину живым щитом.

На втором этаже что-то грохотало и падало, в потолочных перекрытиях скрипели, выгибаясь, балки. Последнее, что увидела из-под навалившегося Тома Тео — летящий в стену несчастный фикус. За деревянной кадкой, как за кометой, тянулся длинный земляной хвост.

Потом были только темнота, шум и трясущийся в лихорадке пол.

Когда Том наконец-то отполз в сторону, открывая обзор, глядеть было уже не на что. Разрушенная гостиная встретила Теодору облезлыми стенами. Переломленный надвое диван лежал у стены, за ним тянулся след из набивки, словно внутренности за смертельно раненным животным. Из выбитых окон тянуло кисловатым печным дымом.

— Как думаешь, нам за это заплатят?

— Да хрен с ними, с деньгами, — Том помотал головой, вытряхивая из волос штукатурную крошку. — Главное, чтобы бить не начали,

— В справочнике о таких побочных эффектах ни слова не сказано.

— А может, правильно, что не сказано? В инструкции-то черная кошка была, а не курица.

— То есть, это я виновата?

— Нет. Ты молодец. И кошку спасла, и проклятие уничтожила, — присев на корточки, Том, навернув на кулак рукав, деловито начал обмахивать подол Теодоры от пыли. — А Эвери мы скажем, что так всегда бывает, когда ритуал не в месте укоренения проклятия проводят.

— Не верю своим ушам. Ты что же, научился врать клиентам?!

— Ну не могу же я допустить, чтобы тебя побили, — сверкнул улыбкой Том. — Тем более за спасение кошки.

Когда Тео вышла из дома, вдова Эвери дисциплинировано сидела в кресле и даже сжимала в руках спицы с вязанием. Правда, одну из них она держала задом наперед, но сама попытка заслуживала уважения.

— Все в порядке. Я сняла проклятие, — гордо объявила Теодора, с ходу задавая тон беседы. — К сожалению, дом пострадал, но вы же понимаете: в таких запущенных случаях побочные эффекты неизбежны.

— Да-да, конечно. Я понимаю… — медленно, словно в трансе, Эвери отложила вязание. — Вы… точно уверены, что проклятия больше нет?

— Совершенно. Я проверила — дом чист.

— Хорошо. Замечательно. Это замечательно, — Эвери поднялась, переступила с ноги на ноги, настороженно поглядывая на дверь. — А побочные эффекты… они… значительные?

— Весомые, — честно признала Тео. — Вам предстоит весьма недешевый ремонт, поэтому я хочу сделать вам скидку — пятнадцать процентов от счета за выполненные работы. Полагаю, эти деньги будут вам полезны.

— О… Это так мило с вашей стороны! Да пребудет с вами свет пречистого огня! — Эвери клюнула воздух около щеки Тео. — Кстати, вы знаете… Я вспомнила один момент… Не могу сказать, что это была именно ссора, но разговор произошел крайне неприятный…

— И какой же это был разговор? — подтолкнула нерешительно мнущуюся вдову Теодора.

— Я даже не знаю… Джонатан просил меня никому не рассказывать. Это была очень неловкая ситуация…

— В таких серьезных вопросах важна абсолютная честность, — очень серьезно кивнула Тео, сжав пухленькую ладошку вдовы Эвери. — Поверь: все, что вы скажете, останется между нами.

— Да? Да… — пожевала узкими губами Эвери. — Вы, наверное, правы. Мне действительно стоит вам рассказать… Прошлым летом, в июле, в Кенси появилась эмигрантов из Негоро. Они заняли старые хибары охотников — за городом, у реки, раньше стоял десяток сараев. Совершенно необустроенные, только крыша, лежанка и очаг, но вы же знаете этих выходцев из Негоро. Наверное, для них это были дворцы. Мы, жители Кенси, ничего не имеем против приезжих, но у всякого гостеприимства есть границы! Комитет ответственных граждан обратился в жандармерию — мы убедительно просили оградить город от эмигрантов. Но вы же знаете наших жандармов! Бонито сказал, что эти развалюхи и так рассыпаются, а значит, никакого смысла поднимать шум из-за ерунды. Но это была не ерунда! Только представьте себе, госпожа Дюваль — эти ужасные люди буквально наводнили город. Грузчики в порту — черные, уборщики в ресторанах — черные, работники у фермеров — черные. По улице было страшно идти — везде, везде эти кошмарные лица! Кражи, конечно же, начались, у бедняжки Эмели отобрали кошелек и сережки. Правда, грабители были в масках, но от них так неприятно пахло… Мы ни секунды не сомневались, кто именно совершил ограбление.

— О да. Запах — это веская улика, — хмыкнула Тео, но Эвери не почувствовала подвоха.