И ушел.

Просто развернулся и ушел.

А контрактный остался стоять, все так же равнодушно-бессмысленно глядя в землю. Оторопелая Тео открыла рот. Закрыла. Снова открыла.

Это было… Это было… Да как это вообще возможно?! Ударить наемного работника, вот так просто, как будто это нормально! А контрактный! Он же вообще ничего не сделал. Просто стоял, как мебель, и моргал.

Может, он действительно идиот? В смысле, умственно неполноценный.

Словно подтверждая ее слова, контрактный медленно опустился на колени и начала загребать навоз обратно в тачку, переваливая его через бортик руками. Все еще ошеломленная Тео подошла к нему, остановившись у края дорожки.

— Не надо. Не спеши. Я все равно уже ухожу.

Контрактный застыл, как сломанная механическая игрушка.

— Я… не подумал. Простите, госпожа.

Говорил он медленно, словно во сне, и все так же смотрел куда-то вниз — то ли землю, то ли на свои руки. Тео тоже на них посмотрела — грязные, жесткие даже на вид, с неровно обломанными ногтями.

— Ничего страшного. Я сижу тут уже больше часа и действительно собиралась возвращаться.

Тео переступила с ноги на ногу, мучительно соображая, чего бы еще сказать. Конечно, можно было просто уйти — и так было бы, наверное, правильно. Но Тео ощущала вину и тяжкую, мучительную неловкость. Такое же чувство она испытала, случайно отворив незапертую кабинку туалета — и нос к носу столкнувшись с девушкой, которая меняла тампон.

— Ты хорошо справляешься, — наугад брякнула Тео. — Так много заданий — а ты все успеваешь.

Парень действительно все время суетился, как муравей во дворе: копал, чинил, таскал какие-то бесконечные мешки и ящики. Выглядело это до ужаса бестолково, но все-таки Тео ни разу не видела, чтобы контрактный слонялся без дела.

А значит, можно и похвалить работника за усердие. Пусть даже не самое интеллектуальное.

Контрактный медленно поднял голову. Лицо у него было густо припудрено пылью, и частые дорожки пота прочертили в ней карту ручьев и рек. На этой грязной просоленной коже нелепым контрастом светились глаза — серые, с ярко-голубым, словно прорисованным кисточкой, ободком.

— Стараюсь, — контрактный дернул ртом то ли в гримасе, то ли в улыбке. — Шли бы вы отсюда, госпожа. Навоз все-таки. Воняет.

— Да. Конечно. Уже иду, — все еще растерянная, Тео отступила на шаг и снова остановилась. Чувство неловкости никак не унималось, и нужно было сделать что-нибудь посущественнее… Например, дать чаевые или что-то вроде того… Привычным движением она сунула руку в карман, но нащупала там только конфетку и пару фантиков.

— Госпожа Тео! Доктор приехал! Возвращайтесь в дом, госпожа! — пронзительно завопила высунувшаяся на крыльцо Мэри.

— Уже иду! — с облегчением оборвала разговор Тео, сделала рукой неопределенный жест — то ли попрощавшись с контрактным, то ли отмахнувшись от него, как от пчелы, и заспешила к дому.

Доктор Робен ждать не любил. К своим бессмысленным процедурам он относился максимально серьезно и, кажется, действительно верил, что вся эта чепуха имеет практическое значение.

Опустившись на колени и выпятив тощий зад, Робен рисовал на полу иероглифы и пентаграммы, расставлял, отмеряя расстояние рулеткой, разноцветные свечи и окроплял комнату какой-то вонючей дрянью. Тео пыталась понять, что это такое, но в сложном аромате мешались горькие запахи трав, аммиак, сера и легкие нотки тухлятины. Тео никогда не сталкивалась с пукающими коровами, но, вероятно, ощущения были бы сходными.

Почему-то все обитатели дома не просто терпели эти абсурдные выходки, но относились к ним максимально серьезно. Когда доктор Робер приступал к делу, особняк словно вымирал. И черт с ней, с бестолковой и суеверной Мэри. Но даже Герберт, даже неколебимая, как скала, госпожа Альбертина уходили в комнаты и сидели там тихо, как мыши, пока доктор не объявлял, что процедуры закончены.

Тео пыталась относиться с уважением к этим нелепым причудам. Ну хотят люди в магию поиграть — так что же такого? Забава, конечно, не дешевая, но совершенно безвредная. А может быть, даже полезная — как полезно любое плацебо, которое успокаивает излишне мнительного пациента.

Теодора пыталась. Но не могла. Когда джентльмен в пенсне и костюме-тройке запрокидывал голову, прицелившись седенькой эспаньолкой в потолок, и начинал выкрикивать что-то невнятное на латыни, это выглядело… Это выглядело… Господи, это ведь даже не фарс. Это идиотизм. Клинический.

— Вдохните этот дым, — доктор Робер сунул Тео под нос вяло тлеющий веник из травы. — Теперь закройте глаза.

В лицо ударили мелкие колючие крупинки.

— Ин исто сале сит сапиенциа! — выкрикнул доктор Робер дребезжащим тенором. — Эт аб омни коррапцион сикут ментес эт корпора…

По щекам снова хлестнуло сыпучее и жесткое. Тео украдкой облизала губы, собирая кристаллики соли.

— Ин исто сале сит сапиенциа! — повторил доктор. — Ин исто сале сит сапиенциа! Кониуро те!

В последний раз швырнув в Тео солью, он сбрызнул ее какой-то теплой и вязкой жидкостью. На мгновение Теодора подумала, что это кровь, и приоткрыла глаза.

Нет, всего лишь масло. Судя по запаху, полынное.

— Дикси, — провозгласил доктор Робер, опуская на Тео черное шелковое покрывало. — Кониуро эт конфирмо!

Сдернув тонкую черную ткань, он взмахнул перед Тео руками. И между ладонями у Робера потекли языки пламени. Тео не просто видела — она их ощущала. Плотный, тугой жар, колышущееся движение воздуха и тихое напряженное гудение, словно работает далекий трансформатор. Доктор медленно вел руками вдоль тела Теодоры, и она чувствовала, как пламя согревает ей лицо, потом грудь, живот, бедра и, наконец, стопы. Тео закрыла глаза и сильно, до боли ущипнула себя за бок. Боль не разрушила иллюзию — жар по-прежнему был здесь, он лизал теплыми языками ее тело.

А потом Робер встряхнул руками, и огонь, рассыпавшись рыжими искрами, пропал.

— Ну, вот и все! — бодро и совершенно буднично провозгласил доктор. — Первые результаты от ритуала Благодатного огня вы заметите дня через два, не раньше. Мысли будут меньше путаться, начнет возвращаться память.

Доктор Робер двинулся по комнате, методично собирая в саквояж разложенный реквизит.

— Осмелюсь заметить, что вам очень повезло с кузеном. Герберт так заботится о вас, госпожа Дюваль. Старики любят упрекать молодежь в равнодушии, но ваш кузен — образец для юношей. Правда, он просил меня сохранить это в секрете… Но, думаю, благим устремлениям не нужен покров тайны. Герберт искренне беспокоится о вашем состоянии. Он расспрашивал меня обо всех проявлениях недуга. Даже предположил, что в тело вернулась не ваша душа, а чья-то еще! Вообразите только — чтобы я, доктор магической медицины, допустил такую нелепую ошибку! Но я не в обиде. О нет! Я понимаю, насколько Герберт напуган вашей болезнью, поэтому дважды объяснил ему, что это совершенно невозможно… — Робер, с усилием сведя створки, защелкнул ремень саквояжа. — В ритуале произносится полное имя больного. Вероятность того, что в астральной пустоте в одно и то же время будут находиться две одноименные души, исчезающе мала. Это так же невозможно, как, случайно упав в стог сена, наткнуться там на иголку.

Коротко хохотнув, доктор поправил пенсне.

— Когда ваши ментальные аберрации стихнут, госпожа Дюваль, поговорите с братом. Успокойте его сомнения.

— А… э-э-э-э… Да… — прорвалась через хаотически скачущие обрывки мыслей Тео. — Огонь. Это же был огонь?

— Что? Да, конечно. Благодатный очищающий огонь. Вы делали такой же на четвертом или на пятом курсе. Подождите немного, госпожа Дюваль, вы скоро все вспомните, — отвесив на прощание легкий поклон, Робер прихватил с комода шляпу-котелок и вышел за дверь. А Тео осталась лежать, бессмысленно глядя в потолок.

Огонь. Он зажигает руками огонь. Возможно, это галлюцинация, или гипноз, или еще какая-то хитрая хрень, но… Но… Тео медленно подняла руки, развела их и медленно свела, болезненно изгибая пальцы: большой в сторону, средний вниз, мизинец и безымянный вверх.