Ничего.

Ноль.

Зеро.

Эмоциональный подъем с каждым днем изменял градус, все более уподобляясь спуску, а через неделю превратился в неглубокую, но очень грязную яму.

Тео умела работать. Она знала, что для результата нужно приложить усилия — и не боялась их прикладывать. Но сейчас… сейчас она занималась не своим делом. Тыкалась вслепую, как двоечник, наугад выставляющий галочки в тестах, и получала закономерный неуд.

Это изматывало. Не сами бесплодные усилия — а то, что все усилия заканчивались разочарованием, и впереди не было ни одного лучика надежды. То, что обещало быть очень простым делом, оказалось какой-то необъяснимой хренью, а Тео не хватало знаний, чтобы решить проблему.

Владелице тела, наверное, хватило бы.

Это было чужое тело. Чужая жизнь. И чужой мир. Тео не хотела всего этого. Она хотела обратно. Туда, где проблемы решаются, туда, где она управляет своей жизнью, а не подстраивается, отчаянно лавируя, как лыжник, несущийся по крутому склону среди камней и расщелин.

Тео должна была вернуться домой.

Осознание абсолютной, категорической невозможности возвращения скручивало комком в груди что-то нематериальное, но чудовищно болезненное. Тео чувствовала, как это нечто сворачивается твердым угловатым комком, давит на ребра и на диафрагму, заставляет желудок спастически сжиматься.

Тео останется здесь навечно. До самой смерти. Она всегда будет играть чью-то роль, всегда будет жить чужую жизнь. И никогда ничего не добьется. Потолком успеха для Тео станет убедительная легенда, максимальным уровнем профессионализма — примитивные заговоры от куриной чахотки.

И она никогда не увидит маму. Да, отношения были дерьмовые, и забирали они больше, чем давали. Но все-таки… Все-таки мама была единственным человеком, который заботился о Тео. И заботился безо всякой для себя корысти. Мама не ждала от маленькой Тео увеличения процента выигранных исков, не просила помочь с карьерой, не подсовывала ненароком рекламу новенькой спортивной бэхи… Ну, то есть, потом, спустя годы, мама именно так и делала — но поначалу-то все было иначе. Давно, очень давно. Но ведь было! Память об этом чудесном, почти невозможном прошлом оставалась стержнем, на который Тео опиралась, когда становилось совсем хреново.

А теперь это прошлое — где-то там, в другом мире, недостижимое, как граница вселенной. Думать об этом было больно. И Тео не думала. Раньше. Тогда, когда все получалось, тогда, когда она решала задачи пусть и не так успешно, как хотелось бы — но все-таки решала.

Теперь аварийная подушка успеха сдулась. Реальность предстала перед Тео, тоскливая и беспросветная, как зимняя ночь в доме престарелых — а сил на превозмогание просто не было.

Том, безошибочно заметив перемены в настроении Тео, пытался ее веселить: рассказывал дурацкие анекдоты, смысла которых Теодора не понимала, литрами варил кофе и таскал наверх, обильно заставляя поднос конфетами и выпечкой. Как будто достаточное количество шоколада может решить любую проблему.

Если бы все было так просто…

Осознав, что она не читает, а просто бессмысленно таращится в текст, Тео, беззвучно выругавшись, захлопнула книгу. Хотелось курить, хотелось выпить, а лучше всего — сначала выпить, потом закурить. Бездумным движением Тео сунула в рот карандаш и чуть не раскусила его, когда в дверь постучали.

— Я бойлер протопил, госпожа Теодора, — сунулся в комнату контрактный. — Идите в ванную, полежите в горячей водичке. Это расслабляет.

— Тебе-то откуда знать, — буркнула Тео.

— Читал, — ухмыльнулся Том. — Идите в ванную, а то от бойлера на первом этаже такая жарища, что не продохнуть.

Устало поведя плечами, Тео поднялась. Идея с горячей ванной была действительно неплохой — хотя, скажем прямо, довольно неожиданной. Под настороженно-предвкушающим взглядом контрактного она прошла по коридору, толкнула дверь — и остановилась, уронив челюсть. В полутемную комнату Том натаскал свечей в блюдцах, расставив их по всем доступным горизонтальным поверхностям. Рядом с ванной он пристроил кухонную табуретку, разместив на ней какую-то книгу в пестрой обложке, бокал белого вина, тарелку с консервированными персиками и горсть конфет. На бортике ванны стояла здоровенная молочно-белая банка с невыясненным содержимым.

— А это что? — преодолела наконец ступор Тео.

— Лавандовая соль. У нас, оказывается, в подвале три таких посудины пылится. Наверное, ее продавать можно — но я подумал, что и вам для ванны сгодится. И… ну… то есть… — скользнув взглядом в сторону, Том осмотрел сначала стену со свечами, потом потолок, вслед за ним — пол. Я… ну… подумал… что вам, может, понравится. А то вы… ну… не отдыхаете совсем. Ну… вот.

— Мне очень нравится, — улыбнулась ему Тео. Неожиданно идея с ванной действительно показалась ей отличной. — Это ты хорошо придумал.

— Да? Здорово, — счастливо выдохнул Том. — Я боялся, что вы ругаться будете из-за свечей, или из-за жары в доме, или… ну… или еще что-нибудь.

— Нет, ты все замечательно организовал, — Тео потянулась к пуговице на воротничке. — Ты так и будешь здесь стоять? Поможет мне раздеться — вместо горничной?

— Ох… Простите, — шарахнувшись назад, Том врезался спиной в косяк, запнулся о порог и с грохотом вывалился в дверь. Но тут же заглянул снова. — Или вам правда помочь надо? Я могу, если что. Я сестрам раздеваться помогал. Если вам нужно, я глаза закрою — и на ощупь.

— Спасибо, я справлюсь, — Тео все еще сохраняла серьезность, но с каждой секундой это становилось все тяжелее. — Не нужно таких безумных жертв. Ты с открытыми-то глазами чуть не убился. Боюсь представить, что будет, если ты зажмуришься.

— Я, вообще-то, очень ловкий, — провозгласил, закрывая дверь, Том. — Просто я растерялся.

— И стена подкралась незаметно.

— Она затаилась. И нанесла удар в спину, — за дверью зашуршало. Судя по звуку, Том сел на пол, прислонившись к стене. — Я тут подожду на всякий случай. Может, водички вам подогреть понадобится или принести что-нибудь.

Первой реакцией Тео было прекратить этот бессмысленный акт самопожертвования. А второй… второй стало желание позвать Тома в ванную. Раз уж он вызвался помогать — пусть сам расстегивает бесконечные крохотные пуговки. Эта дрянь, покрывшись конденсатом от повисшего в воздухе пара, выскальзывала из пальцев, как намыленная.

С трудом избавившись от платья, Тео стянула нижнюю рубаху, кретинские панталоны и шагнула в ванну. Вода подхватила ее жаркими ладонями, обняла, окутывая облаком пара. Только сейчас Тео поняла, как было напряжено ее тело. В горячей воде мышцы расслабились, умолкла слабая, но неотвязная боль в виске, и Тео, вздохнув, откинула голову на широкий бортик. Подумав, она все-таки отвинтила банку, сыпанула в ванну горсть ароматической соли и лениво поболтала ногой. По комнате поплыл горько-сладкий запах лаванды.

— Все хорошо? — спросил из-за двери Том.

— Все замечательно, — пригубив прохладное вино, Тео развернула конфету. Шоколад уже начал таять, а в горячей ладони потек медленными ленивыми ручейками, и Тео с наслаждением слизнула его с пальцев.

«Истории для веселья» — гласила ярко-красная надпись на обложке книги. «Если вам нужны поучения и серьезные мысли — поищите их в другом месте!». Хмыкнув, Тео еще отпила вина и закрыла глаза. Ставшее невозможно легким тело парило в соленой воде, растворяя в ней, как сахар в чае, и единственное, чего не хватало для полного счастья — так это шипучих бомбочек.

Интересно, здесь кто-нибудь делает шипучие бомбочки?

Может, Теодора станет первой — и озолотится на оригинальном стартапе?

— Может, мне бросить всю эту ерунду с магией? — говорить в пустой комнате было странно, но легко. Легче, чем сказать те же слова собеседнику, который стоит напротив — и думает, что Тео не справилась.

— Почему? — зашуршал в коридоре Том. Тео представила, как он разворачивается, подбирая расслабленно вытянутые ноги, смотрит в стену и сосредоточенно хмурится. Том, перед которым поставили задачу. Том, которые собирается ее решать со всем возможным прилежанием.