Суффеты правили Тиром далеко не равное время: Йакинбаал — два месяца, Хелбес — десять месяцев, Аббар — три месяца, Меттен и Герастарт — шесть лет. Такая неравномерность свидетельствует об отсутствии правильных выборов. По-видимому, вавилонские власти вмешивались в политическую ситуацию в Тире и смещали неугодных суффетов, заставляя проводить каждый раз новые выборы. Иосиф говорит, что эти «судьи» были катесттабдстау (т. е. поставлены), а данный глагол может означать и «избирать», и «назначать». Используя пассивную форму, Иосиф в то же время умалчивает о субъекте действия, и можно предполагать, что это были вавилонские власти. Однако весь контекст говорит скорее о действии самих тирийцев. Поэтому вероятнее, что вавилонское правительство предпочитало внешне уважать автономию тирской общины. Иосиф, взявший эти данные из финикийских источников, называет двух последних «судей» вместе; возможно, что, как и в Карфагене, при последних суффетах в Тире был установлен двойной суффетат.
Создание в Тире республики имело необратимые последствия для Тирской державы. Колонии, поддерживавшие связи с метрополией, экономически были уже независимы от нее (Bartolini, Moscati, 1995, 41–44). И царская власть оказывалась единственным связующим звеном, объединяющим различные общины в единое целое — Тирскую державу. С падением царской власти это звено исчезло, и Тирская держава распалась. Приблизительно 550 г. до н. э. датируется печать царя Сарепты (Bordreuil, 1991, 465–468). Это означает, что и Сарепта на какое-то время стала городом, не зависимым от Тира. Можно, по-видимому, говорить, что Тир потерял и азиатские владения. Правда, Псевдо-Скилак (104) называет Сарепту тирским городом. Это значит, что позже тирийцы восстановили свои владения на азиатском материке, но на Западе потери были безвозвратны. Виной этому, по-видимому, стали карфагеняне, которые воспользовались сложившимся положением и приступили к созданию собственной державы. Ее создание связывается с именем Малха, который, по словам Юстина (XVIII, 7, 1–2), совершил великие дела против афров, воевал в Сицилии и Сардинии. Походы Малха относятся к 60–50 гг. VI в. до н. э. (Шифман, 19бЗ, 70; Moscati, 1977, 29, 134; Moscati, 1989, 25, 38, 120; Acquaro, 1987, 44). Таким образом, деятельность Малха началась приблизительно в республиканский период истории Тира. С походами Малха связаны разрушения ряда финикийских центров и создание новых, уже карфагенских, а также подчинение финикийцев Центрального Средиземноморья Карфагену (Moscati, 1989, 34–37). Идеологическим обоснованием или предлогом карфагенских претензий на замену Тира своим городом в качестве главы финикийцев Запада могло быть «царское происхождение» Карфагена.
Республиканский период в истории Тира длился меньше десяти лет. После суффетата Меттена и Герастарта царская власть в Тире была восстановлена. Вероятнее всего, сделал это вавилонский царь Набонид вскоре после своего вступления на престол (Katzenstein, 1973, 342). Набонид был не халдеем, как его предшественники, а арамеем и пришел к власти после упорной междоусобной войны. Полагают, что его целью было стремление создать мощное арамейское государство со столицей в Вавилоне, объединив в его рамках всех арамеев. Это привело его к конфликтам с влиятельными кругами вавилонского жречества (Дандамаев, 1985, 33–34). Естественно, что в этих условиях Набонид должен был искать более широкую поддержку. Видимо, с этой целью он и восстановил политическую автономию Тира, вернув туда царя. Если и другие финикийские города, как мы предположили, были в свое время этой автономии лишены, то им она была явно возвращена. В то же время каждого нового царя — Мербала (Магарбаала) и Хирама III — тирийцы вызывали из Вавилона. Последний царь был братом своего предшественника. Все это говорит о том, что, хотя царская власть и политическая автономия Тира были восстановлены, члены царской семьи, явно будучи заложниками, оставались в Вавилоне. Это делало «независимость» Тира еще более призрачной. Едва ли иначе обстояло дело в других финикийских городах.
Включение финикийских городов в состав Ново-Вавилонской державы, как и ранее в состав Ассирийской, в принципе отвечало экономическим интересам финикийцев, особенно торговых кругов. Если в прозаическом тексте Иезекиила, который восходит, вероятно, к концу IX или началу VIII в. до н. э., торговыми партнерами Тира названы города Северной Месопотамии, то в ново-вавилонский период важными партнерами тирийцев становятся такие южномесопотамские города, как Урук (Unger, 1926, 316). Возможно, существование на юге Месопотамии общин финикийских изгнанников облегчало ведение торговли с этим регионом. Характерно, что уже при Навуходоносоре глава царских торговцев при дворе царя носил финикийское имя Ханнуну, т. е. Ганнон (ANET, 308). Сам Вавилон в это время является крупнейшим торговым центром, и связь с ним, как и включение в разветвленную торговую систему Ново-Вавилонского царства (Dandamayev, 1991, 273), было выгодно торговым кругам финикийских городов.
Образование единого и достаточно сильного государства было выгодно еще и потому, что оно могло обеспечить стабильность и относительный мир. В смутные времена крушения Ассирии и становления новых мощных государств — Ново-Вавилонского царства и сансского Египта — Передняя Азия стала ареной скифских вторжений. По словам Геродота (I, 106), скифы 28 лет владычествовали в Азии, все разоряя и приводя в полное расстройство. Они не только наложили дань, но и постоянно грабили различные территории. И лишь мидийский царь Киаксар, правивший с 624-го до 584 г. до н. э., сумел сломить скифское могущество и, видимо, заставить их уйти из Передней Азии. Скифы наводили страх на жителей этого региона. Ужас звучит в словах Иеремии (5, 15–17; 6, 22–23) о свирепом северном народе, который все уничтожит, все разграбит и все сожжет. Даже египетский фараон предпочел от скифов откупиться (Her. I, 105). Владычество скифов в Передней Азии было типичным господством кочевников над земледельческими областями (Хазанов, 1975, 221–224). И хотя, как кажется, сама Финикия не была задета скифскими вторжениями, это, естественно, угрожало ее торговле. Создание единого мощного государства гарантировало неповторение подобных набегов.
Но если торговцы были заинтересованы в существовании обширного государства, то другие слои могли занимать иную позицию. Персидский царь Кир позже хвастал, что освободил жителей Вавилонского царства от тяжелого ига (ANET, 316), составной частью которого были трудовые повинности. Уже на второй год своего царствования Набонид собрал для строительства ремесленников от «Верхнего моря за Евфратом до Нижнего моря», т. е. явно и из Финикии (Katzenstein, 1973, 343). Даже если финикийские города не платили дань вавилонскому царю, что как будто вытекает из клятвы верности вассального царя, привлечение финикийцев (причем явно не только переселенных в Месопотамию) к трудовой повинности тяжело ложилось на все население Финикии.
В 50-х гг. VI в. до н. э. к востоку от Месопотамии возникает независимое Персидское государство, очень скоро начавшее многочисленные завоевания.
Уже в 547 г. до н. э. персы завоевали могучее Лидийское царство. Финикийцы в это время еще находились под властью Вавилона, ибо Геродот (1, 143) ясно говорит, что они еще не были покорены персами. Но уже через восемь лет, в 539 г. до н. э., Вавилон был захвачен персами, и персидский царь Кир был признан и вавилонским царем. Это непосредственно отразилось на судьбе Финикии.
Сам Кир утверждал, что все цари, живущие в чертогах, и все цари, живущие в палатках, принесли свою тяжелую дань и преклонились к его ногам в Вавилоне (ANET, 316). Совершенно справедливо предположение, что под царями, живущими в палатках, подразумеваются арабские шейхи, возглавлявшие кочевые племена, подчиненные вавилонянам, а под царями, живущими в чертогах, надо понимать финикийских правителей (Дандамаев, 1985, 48). Насколько известна политическая структура Ново-Вавилонского царства, то только финикийские города управлялись царями. Геродот (III, 19) тоже говорит, что финикийцы подчинились персам добровольно. Известно, что Кир после захвата Вавилона разрешил изгнанникам вернуться на родину. В.первый же год своего правления он такое разрешение дал иудеям (Ezra 1, 1–3). Едва ли персидский царь столь выделял один народ среди многих ему подвластных. Вероятно, такое разрешение было дано и другим переселенцам, но не все этим воспользовались, ибо еще в IV в. до.н. э. в Южной Месопотамии существовала община тирских переселенцев — Бит-Цурайа (Eph'al, 1978, 81–83). Несомненно, что какая-то часть вернулась, и среди них могли быть члены царской семьи. Финикийские торговцы могли надеяться, что обширная Персидская держава, к тому времени много превосходящая размерами и Ассирийское, и Ново-Вавилонское царство, предоставит им большие возможности. Рядовое население, страдавшее от повинностей, тоже имело все шансы рассчитывать на освобождение от них, что и произошло. Так что практически все круги финикийского населения были заинтересованы в подчинении персидскому царю.
