Остальные колонии были частью Тирской державы. Внутри этой державы отношения были непростыми. Сведения о недовольстве колоний метрополией весьма скудны. Уже говорилось о попытке Утики освободиться от дани тирскому царю и об ответной карательной экспедиции царя. В конце VIII в. до н. э. против Тира восстал и Китий, но это восстание было подавлено царем Элулаем (Ios. Ant. Iud. IX, 14, 2). Делались ли другие попытки, неизвестно.

Подавление восстания было последним успехом Элулая. Как уже говорилось, тирийцы, восстав против Ассирии, потерпели поражение, и Элулай бежал на Кипр, где и был убит. Ассирийский царь утверждает, что Элулай (Лули) нашел на Кипре бесчестную смерть перед ужасающим блеском оружия «моего господина Ассура» (ANET, 288). Это не означает, что ассирийцы, преследуя беглого тирского царя, непосредственно вторглись на Кипр. Иосиф Флавий (Ant. Iud. IX, 14, 2), рассказывая об этих событиях, упоминает о посольстве Синаххериба к киприотам. Поэтому гораздо вероятнее, что недавно усмиренные киприоты в результате подстрекательства ассирийского царя вновь выступили против Элулая и на этот раз одержали победу. Преемник Синаххериба Асархаддон уже брал дань непосредственно с городов Кипра, минуя Тир (ANET, 291). Правда, в списке данников Асархаддона отсутствует Китий, ибо упоминаемый там Карфаген, который часто считают тем же Китием, как уже говорилось, был другим городом. Трудно представить себе, что Синаххериб, с одной стороны, столь активно (хотя и не непосредственно) действовавший на Кипре, а с другой — отнявший у Тира все его материковые владения, оставил под властью тирского царя важнейший финикийский город Кипра. Добраться до западных колоний ассирийцы были не в состоянии, но Кипр вполне находился в сфере их досягаемости. Поэтому с большой долей вероятности можно было бы предполагать, что Тир лишился суверенитета над своими колониями на этом острове (ср.: Eissfeldt, 1948, col. 1888; Yon, 1987, 367–368). Однако более поздние события заставляют усомниться в этом предположении.

Геродот (II, 161) рассказывает, что фараон Априй сражался на море с тирским царем. О том же событии говорит Диодор (1, 68, 1), упоминая о победе фараона в морской битве над финикийцами — киприотами. Таким образом, видно, что финикийский (а судя по Геродоту, именно тирский) и киприотский флот выступали вместе под командованием тирского царя. Это может свидетельствовать о сохранении Тиром верховной власти над какой-то частью Кипра. Учитывая неупоминание Кития среди непосредственных данников ассирийского царя, можно полагать, что это был именно этот город.

Итак, можно говорить, что ко времени крушения Ассирии и восстановления своей независимости Тир продолжал быть сувереном морской и колониальной державы, раскинувшейся вплоть до Атлантического океана.

В ходе крушения Ассирии финикийские города-государства, восстановившие свою независимость, оказались в сложной политической ситуации. Претензии на ассирийское наследство в Передней Азии предъявило Ново-Вавилонское царство. Однако одновременно и египетские фараоны сансского периода ставили своей целью восстановить древнее господство Египта над этим регионом и предприняли для этого решительные шаги. Небольшие государства Передней Азии не имели сил вести самостоятельную политику и были поставлены перед выбором. В каждом из них явно существовали и проегипетская и провавилонская «партии». Это хорошо видно на примере Иудеи, где выразителем провавилонских настроений был пророк Иеремия, а проегипетских — его противник Анания (Tadmor, 1981, 195). По-видимому, подобные «партии» существовали и в других государствах, в том числе в финикийских.

Когда стало ясно, что окончательное падение Ассирии неминуемо, египтяне решили спасти ее остатки, дабы создать барьер для дальнейшего продвижения вавилонян на запад. Армия фараона Нехо двинулась в Месопотамию. Однако в 605 г. до н. э. она была наголову разбита около Кархемыша, после чего война в самой Месопотамии завершилась, и об Ассирии как о государстве больше уже не было речи. Берос, слова которого приводит Иосиф Флавий (Ant. Iud. X, 11, 1; Contra Ар. 1, 19), говорит об отпадении не только Египта, но и Финикии (и Келесирии). Конечно, само понимание войны против Нехо как усмирения отпавшего наместника свидетельствует об официальной вавилонской точке зрения, согласно которой все западные владения Ассирии теперь по наследству законно перешли к Вавилону. Само объединение в одну группу врагов египтян, финикийцев и жителей Келесирии (т. е. территории между Ливаном и Антиливаном непосредственно в тылу Финикии) говорит о восприятии их вавилонянами как единого целого, что, видимо, объясняется подчинением фараону этих азиатских территорий. Это подтверждается и сообщением Бероса, в котором говорится, что после битвы при Кархемыше среди пленных оказались и финикийцы.

Окончив это сражение, Навуходоносор, командовавший вавилонской армией, был вынужден срочно вернуться в Вавилон, чтобы сесть на трон после смерти своего отца. Но в следующем году он вернулся с армией в Сирию и подчинил ее себе, может быть, даже не встретив сопротивления (Klengel, 1992, 231). Сам вавилонский царь утверждает, что подчинил всю страну Хатти, т. е. Сирию, в понятие которой включалась и Финикия. В известной степени это подтверждается надписью Навуходоносора, в которой он, в частности, говорит, что послал армию в Ливан и нарубил кедра с Ливанских гор для строительства храмов в Вавилоне В этой же надписи говорится об изгнании с Ливана чужеземного враждебного царя, каким в тот момент явно был фараон (ANET, 307). И все же полностью Финикия едва ли была тогда подчинена. Иеремия (47, 1–7) в пророчестве, датируемом, вероятно, 604 г. до н. э., говорит о ближайшей угрозе Финикии и Филистии со стороны вражеского потока, приходящего с севера; естественно, что в тех условиях для иудея таким северным врагом мог быть только Навуходоносор, подчинивший Сирию (Lipinski, 1972, 239).

В арамейском письме этого времени, найденном в Египте (KAI, 266), азиатский вассал просил у фараона помощь против вавилонян. Отправителя этого письма одни исследователи считают филистимским царем (Tadmor, 1981, 192), другие — финикийским (Lipinski, 1972, 229). В первом случае это мог быть царь Газы или Ашдода, а во втором — Тира или Сидо-на. Если принять последнее предположение, то можно говорить о подчинении Южной Финикии Египту.

Однако, даже если в этом письме речь идет не о финикийском городе, связи между финикийцами и Египтом во времена Нехо были довольно значительны. При этом фараоне Египет впервые в своей истории начал осуществлять обширную морскую программу. Были проведены большие работы по строительству канала между Нилом и Красным морем и построено значительное количество боевых кораблей, из которых было создано) два флота: на Средиземном море и на Красном (Her. II, 158–159). Существование египетского флота подтверждается находками памятников египтян, носивших титулы, связанные с морем и кораблями, как например, «наблюдатель за царскими кораблями» (James, 1991, 724). Спорно, были ли это суда греческого или финикийского типа, но в любом случае дерево для их постройки было доставлено скорее всего с хребта Ливан, т. е. через Финикию (James, 1991, 721–722). В условиях жесткого противостояния с Вавилоном египетский фараон едва ли мог получить ливанский лес, если бы не владел по крайней мере частью Ливанских гор. По словам Геродота, флот был построен еще до завершения строительства канала. И именно с этим флотом Нехо двинулся в новый поход и одержал победу над вавилонянами у города Мигдола, после чего захватил Кадитис (Her. II, 159). Положение Мигдола спорно, но скорее всего это — Мигдал (а не Мегиддо на севере Палестины) на самой границе Египта (Lipinski, 1972, 235–238; Katzenstein, 1973, 303). Что касается Кадитиса, то все исследователи согласны, что речь идет о Газе. О взятии Газы египтянами упоминает Иеремия (47, 1). Вероятно, об этой же битве сообщает вавилонская хроника, говоря о жестокой битве с египтянами, после чего вавилонский царь со своей армией вернулся в Вавилон, и датируя ее четвертым годом правления Навуходоносора, т. е. 601 г. до н. э. (ANET, Suppl., 564).