Может быть, воспоминания о правлении сыновей кормилицы отразились в странной истории, рассказанной Юстином (XVIII, 3, 6–14), согласно которой многочисленные рабы захватили власть в Тире, убили почти всех господ и женились на их женах, произведя уже свободное потомство, и лишь позже, поняв, насколько свободные люди умнее рабов, сделали царем некоего Стратона, спасенного своим рабом. Правда, Юстин в начале своего повествования говорит о многочисленных победоносных войнах тирийцев с персами, что как будто относит эту историю к персидскому времени, т. е. к VI–IV вв. до н. э. Но как мы увидим дальше, никаких победоносных войн тирийцы с персами не вели. Возможно, что источник Помпея Трога, сочинение которого вкратце изложил Юстин, объединил под названием «персы» всех восточных соседей Тира, включая ассирийцев, с которыми тирийцы действительно воевали, но далеко не успешно. Греко-римские авторы обычно называли Стратоном финикийца, в чьем имени присутствовал элемент с упоминанием богини Астарты. Но именно таково было имя царя, пришедшего к власти после сыновей кормилицы, — Ас-тарт или, скорее, Абдастарт. Из текста Юстина (XVIII, 3, 18–19) вытекает, что Александр Македонский после захвата Тира распял взятых в плен его жителей, (читая их потомками рабов и пощадив только потомков Стратона, которым вернул власть. Действительно, Александр часть пленных распял (Curt. Ruf. IV, 4, 17), а на тирском троне был оставлен прежний царь Азимилк. Но ни один историк, рассказывавший о захвате Александром Тира, не говорит о мотивах распятия. Трог обычно использовал источник, который восходил к местным преданиям. Думается, что в данном случае речь может идти о народном рассказе, в котором смутные воспоминания о заговоре слуг и последующем возвращении прежней династии на трон смешались с такими же смутными воспоминаниями о персидском господстве, жестокостях Александра и возвращении власти прежнему царю.
Возвращение к власти потомков Хирама не принесло полного успокоения. Сын Астарта (Абдастарта II) Астарим был убит собственным братом Фелетом, а того, в свою очередь, сверг и убил Итобаал. Итобаал был жрецом Астарты (Ios. Contra Ар. 1, 18), a высшее жречество в финикийских городах было связано с царским родом (Katzenstein, 1973, 129–130). Это событие отражает еще один аспект внутренней борьбы в финикийских городах — между царем и высшим жречеством. Юстин (XVIII, 4, 5) отмечает, что в Тире жрец Мелькарта был вторым человеком после царя. И при определенных условиях столкновение между этими лицами становилось неизбежным. Подобное столкновение произошло при правнуке Итобаала Пигмалионе, которое на этот раз закончилось победой царя и убийством жреца (lust. XVIII, 4, 5). Еще позже в Сидоне власть сумел захватить жрец Астарты Эшмуназор, передав эту власть и жреческий сан сыну Табниту (KAI, 14), но внук, оставаясь царем, жрецом уже не был (KAI, 15). Возможно, что и Итобаал снял с себя жреческий сан, ибо в текстах, где он упоминается, говорится о нем только как о царе.
С приходом к власти Итобаала начинается новый расцвет Тира (Katzenstein, 1973, 129–166; Klengel, 1992, 204; Aubet, 1994, 50). Итобаал был заинтересован в создании новых городов, куда могли бы отправляться его реальные и потенциальные противники, включая сторонников прежней династии. Вероятнее всего, с этой целью были основаны Ботрис в самой Финикии и Ауза в Африке (Ios. Ant. Iud. VIII, 13, 2). Менандр, на которого ссылается Иосиф Флавий, сразу же перед упоминанием основания этих городов говорит о жестокой годичной засухе и последующих страшных грозах, поразивших территорию Тирского государства. Это позволяет предположить, что вывод новых колоний был связан также и с экологическими бедствиями. И если так, то основание этих городов не должно было на много отстоять по времени. Практически одновременность создания обоих городов говорит о том, что и заморское, и азиатское направление политики были для тирского царя одинаково важны.
Ливанские горы, частично принадлежавшие Тиру, представляли труднопреодолимый барьер для успешной связи, что не останавливало тирскую торговлю, и находившийся за этим барьером Дамаск в конце X или в начале VIII в. до н. э. был уже одним из важнейших торговых партнеров Тира. Но задачей Итобаала был, вероятно, поиск и укрепление более легких торговых путей. Этого можно было достигнуть, продвигаясь, с одной стороны, на север до устья Оронта или до прохода от моря внутрь Сирии в районе Арвада, а с другой — обходя Ливан с юга (Aubet, 1994, 82). Итобаал использовал оба пути. Важной вехой в этом стало основание Ботриса, города, который был расположен к северу от Библа на довольно плодородной территории (Тир постоянно нуждался в продовольствии). Ботрис (Батруна), по-видимому, упоминается еще в письмах библского царя Рибадди египетскому фараону (Weber, 1908, 78), и принадлежал он в то время Библу (ЕА, 79, 24; 90, 14), хотя позже попал под власть Абдиаширты (ЕА, 87, 20). Какова была дальнейшая судьба Ботриса, неизвестно. Может быть, он не выдержал бурь конца II тысячелетия до н. э., и Итобаал восстановил его (Katzenstein, 1973, 133).
Возможно, что Итобаал продвинулся и далее к северу. Мы уже видели, что Аль-Мина в устье Оронта была городом со смешанным населением, в котором были представлены и финикийцы. Нельзя утверждать, что это были именно тирийцы, как и невозможно говорить, что обоснование тирийцев здесь произошло именно во времена Итобаала. Но общее северное направление политики Итобаала несомненно. Геродот (IV, 38) говорит, что Финикия начинается от Мириандского залива, т. е. на самой границе Малой Азии. Существование здесь финикийского города отмечает Ксенофонт (Anab. 1, 4, 6). Обладание этим городом открывало доступ к Киликии и Северной Сирии, а через последнюю и к Верхней Месопотамии (Aubet, 1994, 52–53). Не позже VIII в. до н. э. в районе этого залива существовал город с финикийским названием Пар-Хамон (Открытие / гор / Амана), но, вероятно, это был не Мирианд, а другой город (Gras, RouIIIard, Teixidor, 1989, 82). В киликийском Тарсе отмечается почитание Геракла и Нергала; каждый из этих богов является, по существу, грецизированной или ассиризированной версией тирского Мелькарта (Lebrun, 1987, 28–32; Lipinski, 1995, 45, 242–243). В IX–VIII вв. до н. э. финикийский язык становится вторым официальным языком некоторых неохеттских государств Киликии и Северной Сирии (Lebrun, 1987, 24–25; Baurain, Bonnet, 1992, 131–133). Где-то в этом районе ассирийский царь принял дань (может быть, подарки) от Тира и Сидона, а еще позже Тир и Библ названы вместе с киликийским царством Куэ. Так что вполне можно полагать, что финикийцами, обосновавшимися у границ Малой Азии, были именно тирийцы (Kestemont, 1983, 6З–66) или, по крайней мере, тирийцы составляли существенную часть финикийского населения этого района, который становится важным центром финикийской торговли с Северной Сирией. Именно оттуда открывался путь и в Малую Азию, и на Армянское нагорье, и в Месопотамию (Kestemont, 1985, 135–147).
Активной была политика Итобаала и в юго-восточном направлении. Здесь у Тира давно был хороший плацдарм в виде города Акко, откуда открывался путь в Филистию, Израиль и Иудею. Однако политические события, происходившие после распада единого еврейского царства, препятствовали укреплению тирских позиций. Но в 882 г. до н. э. положение изменилось. Приход в Израиле к власти полководца Амврия (Омри) открывал для тирского царя большие возможности. Между Тиром и Израилем был заключен союз, скрепленный браком между дочерью Итобаала Иезавелью и сыном Амврия Ахавом (Tadmor, 1981, 149). И когда Ахав стал царем, Иезавель начала играть огромную роль при израильском дворе. Политический союз отразился и в религиозной сфере распространением финикийских культов и особенно культа тирского «владыки» (I Reg. 16, 31–33). Этот культ стал чуть ли не официальным в Израиле. Как когда-то Соломону, так теперь Амврию и Ахаву тирский царь оказал помощь в строительстве, в том числе в новой израильской столице Самарии и в стратегически важном городе Мегиддо (Harden, 1980, 49; Mitchell, 1982, 469–471). Израиль времени Амврия и Ахава являлся одним из сильнейших государств сиро-палестинского региона, и союз с ним укреплял положение Тира на южном направлении. Израиль стал в это время одним из важнейших торговых партнеров и политических союзников Тира. Союз этот был взаимовыгодным. В свое время выбор Амврием места для постройки Самарии во многом, видимо, объяснялся удобством торговли именно с финикийским побережьем (Mitchell, 1982, 467). Союз Тира и Израиля был дополнен союзом с Иудеей, царицей которой стала Гофолия (Аталия), вероятно, дочь Амврия (II Reg. 8, 26), хотя в другом месте (II Reg. 8, 18) ее же считают дочерью Ахава и, следовательно, внучкой Итобаала (как отмечают исследователи, хронологические соображения делают первое утверждение более вероятным; Mitchell, 1982, 488). Это еще более укрепило положение Тира у его южных и юго-восточных границ.
