— Родион Романович остается на чай, — бабушка безапелляционно захлопывает дверь и поворачивает ключ.

Ясно: не вырваться. А Ремезов и рад.

— Вот тебе тапочки, Родион Романович, — она шлепает перед ним на пол оранжевые сланцы. Ремезов покорно скидывает туфли, вешает куртку на крючок и остается в рваной тельняшке.

Баба Аглая с легкой ехидцей замечает:

— Хорошая у вас нынче мода. Тельник — это практично и красиво. Танюша, проводи гостя в гостиную и иди на кухню, поможешь поднос собрать.

Оставляю Ремезова в гостиной и иду за бабушкой.

— Ба, — шепчу ей. — Я его не приглашала, он сам напросился.

— Хваткий мужик, — усмехается она. — И видно, что справный. Воспитанный, незаносчивый.

— Еще какой заносчивый! Ты его просто не знаешь.

— Это он перед тобой выпендривается.

— Да зачем ему?

— Ну в кого ты такая наивная дурочка? — изумляется баба Аглая. — Он же на тебя запал. Без очков видно.

— Ты все-таки очки-то надень. Никаких «запал» тут нет и быть не может! У него невеста, Валерия.

— Пфф, невеста! — пренебрежительно машет рукой бабушка. — Подумаешь! «Невеста» — звание преходящее.

— Нет, не подумаешь! — негодую я. — В отношениях так нельзя. Ремезов хоть и с придурью, но вроде порядочный. А у меня Эдик!

— Тоже мне, сокровище бесценное.

Бабушка недолюбливает Эдика. Непонятно почему. Он всегда старается ей угодить. На праздники поздравляет, в гости без коробки конфет не приходит, с улыбкой сносит ее подколки.

А вот Ремезов с норовом. Не знаю, как он перед бабой Аглаей выстоит. Впрочем, сам виноват, что полез ко льву в клетку.

— Ты Ремезова сильно не пугай, — все же предупреждаю бабушку. — Он все-таки Эдиков шеф.

— Не бойся, внучка, — коварно улыбается бабушка. — Я осторожненько прощупаю, из чего твой Родион сделан.

— Он не мой!

Возвращаемся в гостиную.

Ремезов сидит на диване с ошалелым видом в окружении котов.

Рыжий Сема с остервенением мнет передними лапами его колени. Ремезов гладит Сему по лобастой голове, но рука напряжена. Он готов в любой миг ее отдернуть, если Семе вздумается оттяпать ему кисть. Сема, конечно, может, но вряд ли захочет. Он здоровый мейн-кун, похожий на рысь, и при этом ласковый и безобидный.

Черная Клякса забралась на спинку дивана и улеглась за шеей Ремезова, как воротник. А черно-белая Муха обнюхивает гостя и жмурится от отвращения. Запах шашлыка ей нравится, а пива — нет.

— Брысь! — гаркает бабушка, коты смываются, и Ремезов непроизвольно дергается, как будто хочет удрать вместе с ними.

— Угощайся, Родион Романович, — предлагает бабушка. — Я как раз доставку в азиатской кухне заказала. Дай, думаю, попробую, что за паек у вьетнамцев. Тут у нас лапша и суп с говядиной. Как он, там называется, Таня? Тьфу-Бу?

— Фо-Бо.

— А пирожков или блинчиков нету? — интересуется Ремезов — видать, все еще мечтает попробовать меню настоящей бабушки.

— А вот тут что-то такое… вроде блинчики, а вроде и пирожки.

— Спринг-роллы, — опять подсказываю я.

— Благодарю, — Ремезов принимает из рук бабы Аглаи чашку чая. Пьет, скашивая глаза — он, как и все гости, поражен обстановкой бабушкиной комнаты.

Она заставлена рассадой. Но это не помидоры и перцы, а разные экзотические растения.

Дача для бабы Аглаи — место отдыха, медитации и экспериментов. Она не сажает картошку, в теплицах у нее не водятся огурцы. Зато есть дерево чили, трифолиата и опунция. И еще куча саженцев с труднопроизносимыми названиями. Зиму выдерживает не каждый, но те, что переживают морозы, заслуживают бабушкино уважение.

Баба Аглая в упор рассматривает Ремезова и зловеще молчит.

Но Ремезов стойкий, как бабушкин кактус. Он любезно улыбается в ответ, в глазах плещется веселье — баба Аглая ему понравилась.

У меня ощущение, что я на смотринах. Да еще баба Аглая приступает к допросу:

— Ну, Родион Романович, расскажи, чем живешь, чем дышишь, — требует она.

Ремезов отставляет чашку и начинает докладывать:

— У меня фирма по проектированию и продаже строительной техники.

— Солидное дело, — одобряет бабушка. — И как бизнес идет?

Ремезов рассказывает — и рассказывает забавно, в его изложении торговать строительными кранами и бульдозерами — самое веселое на свете занятие.

— Сложно тебе с сотрудниками управляться?

— Да нет, легко.

— Танькин-то Эдик без конца у тебя в офисе пропадает. Много с него спрашиваешь?

— А как же! Кто не работает, тот не ест и кресло завотдела не заслужит.

— Родион Романович заставляет сотрудников отжиматься от пола, петь частушки и работать по субботам, — ябедничаю я.

— Все для их пользы, — замечает Ремезов и как-то непонятно усмехается. — Особенно частушки.

— Правильно, так и надо, — опять одобряет бабушка. — Мой Коля тоже, бывало, приказывал солдатикам марш-бросок в полной выкладке бежать на тридцать километров. С песнями. Я на это дело смотреть любила. И ничего, бегали, и Колю уважали, батей величали.

— Хм, интересная идея. В противогазах бегали и пели?

Ох, не надо бы бабушке ему такие идеи подбрасывать. Переймет ведь.

— Ба, расскажи лучше, как у тебя дела на курсах, — решаю направить разговор в другое русло.

— На каких именно? Вчера вот ходила новые расклады изучать, — хвастается она и достает из кармана потрепанную колоду карт. — Давай-ка я тебе погадаю, Таня! Ну?

— Нет-нет! Не хочу ничего знать про свое будущее. И вообще, не верю во всю эту эзотерику и мистику.

— Это не мистика, а чистая психология по Юнгу и Фрейду, — поучительно отвечает бабушка. — Давай тогда тебе погадаю, Родион.

Она хищно тасует карты. Ремезов пожимает плечами.

— Ну, давайте.

Бабушка смотрится с картами очень колоритно. Она мечет их как фокусник, тузы и валеты так и мелькают в ее загорелых морщинистых пальцах. Ей бы на сцене выступать. А сейчас у нее есть благодарный зритель. И это не я. Я ежусь от нехорошего предчувствия. Бабушка что-то задумала. Глаза у нее хитрые.

Иногда она заставляет меня краснеть.

— Ну-ка, ну-ка. Для тебя… Для дома… Для сердца… Что было, что будет… Чем дело кончится, чем сердце успокоится…

Бабушка наклоняется над раскладом и начинает вдохновенно врать.

В прошлом Ремезова она увидела приход денег, раздоры, победы и длинную дорогу.

(Ну да, Ремезов упомянул, что в Москву ездил на переговоры).

В его настоящем она увидела старую подругу, у которой, однако, любовный интерес лежит к казенному дому и какому-то левому бубновому валету. А также скорое расставание с этой подругой.

Ремезов скептически поднял бровь.

Ну, а в будущем баба Аглая увидела радость в ночные часы, успешные хлопоты и счастливые перемены, связанные с неожиданным интересом к некой блондинке.

— Можно поподробнее про блондинку? — заинтересовался Ремезов.

— Можно, — охотно согласилась бабушка. — Голубоглазая девушка, лет двадцати четырех-двадцати семи. Любит блестящие вещи, много болтает. Она принесет тебе удачу. Но сначала огорчения. И тут много от тебя зависит, как ты с ней себя поведешь. Гадание верное, не сомневайся! Недаром трефовый валет первым выпал.

Я поперхнулась чаем, закашлялась и долго не могла отдышаться.

У меня горят щеки. Бабушкины намеки разве что полный идиот не поймет.

— Отличное гадание. Я запомню ваши советы, — серьезно кивает Ремезов. Но по напряженным мышцам в уголках его рта понимаю — он едва сдерживается, чтобы не рассмеяться.

— Мне пора, — он поднимается. — Спасибо за хлеб-соль и за интересный разговор, Аглая Борисовна. Очень рад, что познакомился с вами.

— Погоди, ты куда! И не покушал ничего, — всполошилась баба Аглая, как настоящая классическая бабушка. Я ее не узнаю. — Вот, возьми с собой… Роллов тебе заверну, и пирожков этих… как их там… с неприличным названием.

— Бань-бао, — страдальчески подсказываю я.

— Таня, за языком следи! — она сурово грозит мне пальцем.