Аурангзеб, только искавший подобного случая, не преминул им воспользоваться. Он немедленно пустился в путь и так удачно выполнил свое предприятие, что прибыл в Бхагнагар неопознанным в качестве посла Шах-Джахана. Король Голконды, уведомленный о прибытии этого мнимого посла, вышел в сад, чтобы согласно обычаю принять его с почестями, и очутился, на свое несчастье, в руках врага. Десять или двенадцать рабов-грузин собирались уже схватить его, как было предположено, но один эмир, тронутый его положением, не выдержал и, хотя был сторонником и креатурой Джумлы, воскликнул: «Ваше Величество, разве вы не видите, что это Аурангзеб? Уходите отсюда, Вас схватят». Король, очень напуганный, уходит, вскакивает на первую попавшуюся лошадь и во весь опор мчится к Голкондской крепости, которая находится на расстоянии не больше одной мили оттуда. Аурангзеб, увидев, что его план расстроился, не смутился, зная, что эмир со своим войском на него не нападет; он немедленно захватил королевский дом, забрал там все, что было ценного и красивого, отослав, впрочем, королю всех его жен (это свято соблюдается по всей Индии), и затем начал осаду крепости. Однако осада затянулась на два с лишним месяца вследствие того, что не были привезены необходимые орудия, и Аурангзеб получил от Шах-Джахана приказание прекратить осаду и вернуться в Декан. Таким образом, хотя крепость была в отчаянном положении из-за отсутствия провианта и военных припасов, он был вынужден бросить свое предприятие. Принц хорошо знал, что Дара и Бегум-Сахеб убедили Шах-Джахана дать ему такое приказание из опасения, чтобы он не сделался слишком могущественным. Однако он не выказал никакого неудовольствия и только сказал, что приказы Шах-Джахана надо выполнять.
Впрочем, он ушел, сумев втихомолку получить изрядную сумму в возмещение своих путевых расходов; он даже женил своего сына Султан-Махмуда[97] на старшей дочери короля, который обещал сделать его своим наследником, пока же дал в приданое крепость Рамгири (Рам-Гир) с округом. Кроме того, он добился у короля согласия на то, чтобы вся серебряная монета, которая впредь будет чеканиться в королевстве, носила на одной стороне печать Шах-Джахана, и получил разрешение для Мир-Джумлы уйти с семейством и имуществом, войском и артиллерией.
Эти два великих человека за короткое время затеяли совместно большие дела: по дороге они осадили и взяли Бидар (Бидер), одну из самых сильных и важных крепостей Биджапура[98], откуда они отправились в Доулатабад, где настолько подружились, что ни Аурангзеб, ни эмир не могли прожить и дня, чтобы не повидаться два раза. Их союз продвинул дело вперед и заложил фундамент для царствования Аурангзеба.
Этот вельможа так ловко устроил, что его несколько раз вызывали к Шах-Джахану; наконец он отправился в Агру с великими и богатыми дарами и предложил ему свои услуги, побуждая начать войну с королем Голконды, с королем Биджапура и с португальцами. Для начала он поднес ему большой алмаз, не имеющий себе равного, давая тем самым понять, что камни Голконды ценнее скал Кандагара (против которого Шах-Джахан замышлял в то время поход) и что именно в сторону Голконды надо направить военные действия и завоевать Индию до мыса Коморин.
Трудно сказать, был ли Шах-Джахан ослеплен алмазами эмира или он, как некоторые считают более вероятным, счел удобным перевести армию на походное положение, чтобы держать в узде Дару: последний явно забирал слишком большую власть; он позволил себе с необыкновенной дерзостью оскорбить визиря Садулла-хана, которого Шах-Джахан очень любил, считая его величайшим государственным человеком, когда-либо бывшим в Индии. Впоследствии Дара даже велел отравить его, видимо, за то, что визирь не держал его сторону, а склонялся на сторону Султан-Шуджи, или скорее за то, что он показался ему слишком могущественным и способным стать после смерти Шах-Джахана вершителем судеб короны, или же наконец потому, что Садулла-хан, не будучи ни персом, ни уроженцем Персии, а индийцем, насчитывал немало завистников, распускавших слухи, будто он держит в разных местах многочисленные отряды патанов, хорошо оплачиваемых и всегда готовых к бою, так как намерен сам сделаться падишахом или возвести на престол своего сына, во всяком случае прогнать моголов и вернуть престол народу патанов, откуда была родом его жена; так или иначе Шах-Джахан решил послать армию в Декан под начальством Мир-Джумлы.
Дара, учитывавший важность предприятия и понимавший, что послать в эту страну войско означает укрепить Аурангзеба, весьма противился такому решению и прилагал все старания, чтобы помешать походу. Но увидев, что Шах-Джахан упорствует, он был вынужден волей-неволей согласиться. Это было, однако, сделано с условием, что Аурангзеб останется в Доулатабаде только в качестве правителя страны и не будет вмешиваться в военные дела и командовать армией, что эмир будет вполне самостоятельным главнокомандующим и в залог верности оставит при дворе всю свою семью. Эмир с трудом согласился на это последнее условие, но так как Шах-Джахан просил его уступить Даре и обещал, что вскоре отошлет ему жену и детей, то он уступил и отправился без замедления в Декан к Аурангзебу с прекрасной армией, вступил в земли Биджапура и начал осаду сильной крепости Кальян (Калиани).
В таком примерно положении находились дела в Индостане, когда Шах-Джахан опасно заболел. Не буду здесь распространяться о его болезни, ни касаться ее особенностей, скажу только, что она была неподобающей для старца свыше семидесяти лет, который скорее должен был думать о том, чтобы беречь свои силы, а не растрачивать их.
Эта болезнь сразу посеяла тревогу и волнения во всем Индостане. Дара собрал мощную армию в Дели и Агре, столицах государства; то же сделал Султан-Шуджа в Бенгалии, Аурангзеб в Декане и Мурад-Бахш в Гуджарате. Все четыре брата собирают вокруг себя своих союзников и друзей; все четыре пишут, обещают и интригуют. Дара, перехватив некоторые из этих писем, показал их Шах-Джахану и поднял вокруг них большой шум; сестра его Бегум-Сахеб не упустила случая, чтобы возбудить государя против остальных братьев, но Шах-Джахан не доверял Даре и, опасаясь отравления, приказал следить особенно внимательно за тем, что подавали ему за столом. Говорят даже, что он написал Аурангзебу, Дара же, узнав об этом, не мог удержаться от угроз и метал громы и молнии. Тем временем болезнь Шах-Джахана затягивалась, и распространились слухи, что он умер. При дворе немедленно воцарился беспорядок, лавки закрылись на несколько дней, и четыре принца стали открыто делать серьезные приготовления, каждый со своей стороны. Сказать по правде, они не без основания готовились к войне: все они прекрасно знали, что им нечего надеяться на пощаду, что нужно, как говорится, победить или умереть, стать государем или погибнуть; они знали, что тот, кто одолеет, отделается от всех своих братьев, как в свое время это сделал со своими братьями их отец Шах-Джахан.
Султан-Шуджа, который собрал громадные сокровища в богатой Бенгалии тем, что разорил некоторых раджей, или царьков, этой провинции и выжал громадные суммы из других, первый выступил в поход с большой армией. Надеясь на поддержку всех эмиров-персов, так как он перешел в их секту, он смело двинулся на Агру, заявляя во всеуслышание, что Шах-Джахан умер, что его отравил Дара и он идет отомстить за смерть отца, словом, что он хочет занять престол Дары; этим он заставил самого Шах-Джахана написать ему, что он запрещает ему двигаться вперед, что его болезнь пустая, что он уже поправляется; но так как у Султан-Шуджи были друзья при дворе, утверждавшие, что болезнь Шах-Джахана смертельна, то он продолжал идти вперед, притворяясь, будто уверен, что Шах-Джахан умер и что во всяком случае, если государь жив, он желает поцеловать его ноги и выслушать его приказания.
Немедленно вслед за ним и почти одновременно Аурангзеб тоже движется в поход со стороны Декана, поднимая большой шум и готовясь идти на Агру. Ему посылают такие же запрещения и со стороны Шах-Джахана, и со стороны Дары, который присоединяет к этому угрозы. Но он притворяется по тем же соображениям, что и Султан-Шуджа, и дает такой же ответ. Однако, видя, что финансы у него неважные, а солдаты, находящиеся в его личном распоряжении, немногого стоят, он придумал две хитрости, которые ему прекрасно удались, — одну в отношении Мурад-Бахша, другую в отношении Мир-Джумлы.