После того как вы делаете несколько шагов по павильону, для того чтобы пройти в сад, вы оказываетесь под высоким куполом, который наверху окружен галереями, а внизу имеет справа и слева два «дивана», или эстрады, возвышающиеся над землей на восемь или десять футов. Напротив ворот стоит большая, совершенно открытая аркада, через которую входят в аллею, разделяющую почти весь сад на две равные части.
Эта аллея идет террасой и так широка, что там могут проехать шесть карет рядом; она вымощена большими квадратными камнями и возвышается приблизительно на восемь футов над остальным садом. Вдоль аллеи проходит канал, обложенный тесаными камнями, и внутри канала на некотором расстоянии друг от друга бьют фонтаны.
Сделав по этой аллее двадцать пять или тридцать шагов, обернитесь, чтобы взглянуть на вход. Вы увидите другой фасад павильона, который, конечно, нельзя сравнить с фасадом, выходящим на улицу, но который все же великолепен, так он высок и по архитектуре похож на тот фасад. По обе стороны павильона, вдоль стены сада идет террасами длинная, глубокая галерея, поддерживаемая низкими колоннами, близко стоящими друг от друга. В эту галерею во время сезонных дождей пускают бедняков, которые три раза в неделю приходят получать милостыню из фонда, учрежденного на вечные времена Шах-Джаханом.
Если вы пойдете дальше по аллее, вы увидите издали большой купол, здесь и находится могила; отсюда направо и налево расходятся аллеи, по сторонам которых разбиты цветники.
В конце этой аллеи, за куполом, направо и налево видны два больших павильона, построенные из того же камня, которые поэтому кажутся, как и первый павильон, совершенно красными. Это большие квадратные здания, построенные террасами, с тремя открытыми аркадами; в глубине их видна стена сада. Под этими павильонами можно прогуливаться, словно это были бы высокие и широкие галереи.
Я не буду останавливать Вашего внимания на внутреннем украшении этих павильонов, потому что стены, потолок и пол здесь мало чем отличаются от того, что Вы увидите в другом здании, которое я Вам опишу. Но предварительно я обращу Ваше внимание на то, что между аллеей, о которой мы говорили, и этим зданием имеется довольно широкое пространство, которое я назвал бы бассейном-цветником, потому что отесанные камни с разнообразной отделкой, по которым приходится идти, заменяют здесь буксы наших цветников. С середины этого бассейна-цветника хорошо видна часть здания, где находится могила, с которой нам еще остается познакомиться.
Это большое помещение со сводами из белого мрамора; вышиной оно приблизительно с наш Валь-де-Грас в Париже; оно окружено целым рядом башенок, сделанных из такого же мрамора и спускающихся ступенями; четыре большие аркады поддерживают все сооружение. Три из них выходят наружу, а четвертая прикрыта стеной зала и имеет галерею, где муллы, приставленные к этому делу, непрерывно читают Коран в честь Мумтаз-Махал. В центре аркады украшены дощечками из белого мрамора, на которых сделаны надписи арабскими буквами из черного мрамора, что производит очень эффектное впечатление. Внутренняя, или вогнутая, часть свода, а также вся стена сверху донизу отделаны белым мрамором; все это сделано с большим вкусом и очень красиво. Всюду вы видите только яшму или нефрит, которыми отделана часовня великого герцога во Флоренции, или другие редкие и ценные камни, которые применены здесь самыми разнообразными способами вперемешку с мрамором, облицовывающим стены. Плиты белого и черного мрамора на потолке тоже чрезвычайно тонко и изящно отделаны этими камнями.
Под сводом находится небольшая комната, а в ней — могила. Я туда не входил, потому что ее открывают раз в год и с большой церемонией и, кроме того, туда не пускают христиан, как они говорят, из опасения осквернить святыню. Но из того, что мне рассказывали, я мог понять, что нельзя себе представить большего богатства и великолепия.
Теперь мне остается только обратить Ваше внимание на аллею, поднимающуюся террасой, шириной в двадцать — двадцать пять обыкновенных шагов, а вышиной еще больше. Аллея эта находится между сводчатым зданием и концом сада. Оттуда — вид на реку Джамну, протекающую внизу, и на большое пространство, покрытое садами, на часть города Агры, на крепость и на все эти красивые дома эмиров, построенные вдоль реки. Как я уже сказал, мне остается только обратить Ваше внимание на эту террасу, которая тянется почти вдоль всего сада с одной его стороны, и после этого предложить Вам судить самим, прав ли я, говоря, что мавзолей Тадж-Махал представляет собой нечто изумительное. Не знаю, может быть, у меня слишком индийский вкус, но мне кажется, что скорее этот мавзолей следовало бы причислить к чудесам мира, чем те бесформенные массы пирамид, которые мне надоедало смотреть в Египте, когда мне их показывали во второй раз; снаружи я не находил там ничего, кроме огромных каменных глыб, установленных ступенями одна над другой, а внутри, по-моему, было очень мало искусства и изобретательности.
ПИСЬМО ГОСПОДИНУ ШАПЛЕНУ
(отправленное из Шираза в Персию 4 октября 1667 г.)
О суеверии, странных обычаях и вероучении индусов, или язычников, в Индостане [из коего видно, что нет мнений, настолько смешных и нелепых, чтобы они не могли взбрести в голову людям].
Милостивый государь!
Если бы даже мне пришлось прожить сотни лет, то и тогда вряд ли я забыл бы об этих солнечных затмениях. Одно я видел во Франции в 1654 г., а другое — в Дели, в Индии, если память мне не изменяет, в 1666 г. Первое затмение представляется мне весьма примечательным по тому детскому легковерию, которое проявляло наше простонародье, по тому паническому страху, который его тогда охватил. Страх был так силен, что некоторые покупали лекарства, думая, что они защитят их от солнечного затмения; некоторые наглухо запирались в комнатах, не давали проникать туда свету или прятались в темных погребах; другие толпами устремлялись в церкви, причем одни боялись влияния злого, опасного духа, а другие верили, что настал последний день и что затмение перевернет весь мир наизнанку. Здесь нисколько не помогало все, что говорили Гассенди, Роберваль[129] и разные другие известные астрономы и философы, которые доказывали, что это затмение похоже на целый ряд других, происходивших раньше и не причинивших никакого зла, что это — явление известное, уже заранее предвиденное, не заключающее в себе ничего необычного и что с ним не связано ничего такого, о чем говорят лживые выдумки шарлатанов.
Солнечное затмение, которое я видел в Дели, тоже навсегда запомнилось мне вследствие смешных заблуждений и странных суеверий индийцев. К тому времени, когда надо было его ожидать, я поднялся на террасу моего дома, находившегося на берегу Джамны. Оттуда я увидел, что оба берега реки почти на расстоянии целого лье усеяны индусами, или язычниками, которые стояли по пояс в воде, устремив глаза к небу и ожидая начала затмения, для того чтобы в тот же момент окунуться и вымыться. Маленькие мальчики и девочки были совершенно голые, у мужчин были только повязки на бедрах, а замужние женщины и девочки шести-семи лет были покрыты только простыней. Люди знатные и богатые, например раджи (индусские суверенные князья), состоящие обычно на службе и на жалованье у государя, серрафы, или менялы, банкиры, ювелиры и прочие богатые купцы подходили с другой стороны реки вместе со своими семьями. Раскинув палатки, они погружали в реку канаты, нечто вроде ширм, предназначенных для их церемоний, и совершали омовение вместе со своими женами, так что их никто не видел. Как только эти идолопоклонники увидели, что затмение солнца началось, они подняли громкий крик и несколько раз подряд окунулись в воду. После этого они стояли в реке, подняв глаза и руки к солнцу, и набожно бормотали молитвы; от поры до времени забирая руками воду, они брызгали ею по направлению к солнцу, низко наклоняя головы, и делали руками разные движения. Они продолжали окунаться, молиться и кривляться, пока не окончилось затмение. Тогда они стали выходить из реки, бросая перед собой серебряные монеты в воду и раздавая милостыню брахманам (браминам), которые, конечно, присутствовали при этой церемонии. Я заметил, что все, выходя из воды, надевали новую одежду, которая уже заранее была аккуратно сложена на песке, а некоторые, особенно набожные, оставляли свою старую одежду в подарок брахманам.