79
«Полагаешь, во сне
Обронил я слезу случайно,
Не наяву?
А я не знаю, как лечь
На этот рукав в изголовье…»
То ли так тронула принца красота прошедшей ночи, что чувства его переменились, то ли еще по какой причине, но только с тех пор в его сердце поселилась тревога за женщину, и, не оставляя ее своими попечениями, он частенько наведывался к ней, и чем более наблюдал за ней, тем более неискушенной в мирских делах и беспомощной она ему представлялась, беспокойные мысли постоянно терзали его, и все более нежными делались его речи.
— Здесь вы целыми днями томитесь да вздыхаете… — сказал он однажды. — Я еще не принял окончательного решения, но, может быть, вы согласились бы переехать? Говорят, по миру обо мне пошла дурная слава. Я чрезвычайно редко бываю у вас и стараюсь никому не попадаться на глаза, но люди все равно распространяют оскорбительные слухи, да и ваше обращение со мной оставляет желать лучшего — слишком часто мне приходится возвращаться домой с сокрушенным сердцем. Иногда мной овладевает такое отчаяние, что я готов решиться…
Но, наверное, я человек старого закала, мне слишком тяжело расставаться с вами… Так или иначе, впредь я вряд ли смогу навещать вас столь же часто, а уж если кто-нибудь, прослышав о нас, станет чинить препоны, то вовсе превращусь в месяц, который «путь вершит свой по небу…»[171]. Ежели ваши дни действительно полны томительной тоской, почему бы вам не переселиться ко мне? Вряд ли вам помешает присутствие в доме других дам. Наверное, я просто по натуре своей не имею склонности к тайным похождениям, во всяком случае свидания в уединенных местах не по мне. К тому же я очень одинок, ведь даже свершая молитвы, никого не допускаю в свои покои[172]. Возможность делиться с кем-то своими мыслями и чувствами скрасила бы мое унылое существование…
Слова принца заставили меня задуматься. Скорее всего, он прав, но каково будет мне в окружении, столь для меня непривычном? Ведь предложение Первого принца я так и не решилась принять…[173] Вместе с тем человека, способного указать мне путь «к приюту за горами»[174], у меня тоже нет, а жить так, как я живу теперь, все равно что блуждать в бесконечной ночи… К тому же многие обращают ко мне свои вздорные речи, и, похоже, это становится причиной кривых толков. Как бы то ни было, больше мне положиться не на кого. Почему бы и в самом деле не попробовать… Конечно, в доме принца есть госпожа Северных покоев, но, говорят, они живут розно, заправляет же всем кормилица. Разумеется, ежели я стану держаться вызывающе, заносчиво, трудно будет избежать неприятностей, но ежели я стану скромно жить в каком-нибудь укрытом от чужих глаз уголке, что со мной может случиться дурного?.. Тогда и мое мокрое платье просохнет…[175]
— Я коротаю дни, постоянно сетуя на этот мир, увы, не подвластный моим желаниям, — сказала я наконец, — и томлюсь в трепетном ожидании встреч, ведь, как ни редки они, это единственная моя отрада… Если вы полагаете, что так будет лучше, я готова… Только вот даже теперь, когда мы живем розно, люди толкуют в дурную сторону каждое наше движение, а уж если они убедятся, что были правы в своих подозрениях, положение сделается и вовсе нестерпимым…
— Но судачить-то будут обо мне, — возразил принц. — А кто посмеет упрекнуть вас? Я приготовлю для вас укромное местечко и сразу же сообщу.
Обнадежив меня такими уверениями, он уехал незадолго до рассвета.
Не опуская решеток, я в одиночестве прилегла у порога и долго лежала, терзаемая тревожными мыслями. «Что теперь делать? Не станут ли люди смеяться надо мной?» — думала я, а тут принесли письмо.
80
«На рассвете
Вперед и вперед шагая,
По росистой тропе
Я пришел, промокли до нитки
Рукава в изголовье».
В этой песне о рукавах, разумеется, не было ничего особенного, но я была приятно удивлена, что он не забыл…
81
«Из-за того,
Кто ушел, лишь упала роса
На придорожные травы,
Теперь у меня в изголовье
Не просохнут никак рукава…»
В ту ночь луна была необычайно светлой и чистой, и в том и в другом доме любовались ею до самого рассвета, а наутро, когда принц, намереваясь отправить обычное в таких случаях послание, расспрашивал: «Пришел ли уже Кодонэри?», принесли письмо от женщины. То ли потому, что иней поразил ее своей необычной белизной, то ли по какой другой причине, но только она написала так:
82
«Рукава в изголовье,
На них этой ночью лег
Один только иней.
Утром взглянула и вижу —
Они белоткаными стали…»
Подосадовав, что его опередили, принц произнес:
83
«О супруге тоскуя,
Ждал рассвета, лег иней холодный
Тут появился кто-то из приближенных, и принц, в дурном расположении духа пребывавший, послал его искать Кодонэри. Разыскав мальчика, тот вручил ему письмо со словами: «Похоже, его высочество гневаться изволит из-за того, что ты пришел слишком поздно». Кодонэри отнес письмо в дом женщины и, передавая его, сказал:
— Его высочество звал меня к себе еще до того, как принесли письмо от вашей госпожи, и теперь изволит гневаться, что меня не оказалось поблизости…
«Ах, как прекрасна была вчера луна, — писал принц:
84
Смотришь ли ты
На луну, ведь она сияла
И в ту нашу ночь?
Утром ждал я, глядя на иней —
Но увы, никто ни словечка…»
Я была приятно удивлена, увидев, что принц и в самом деле написал это письмо до того, как прочел мое.
85
«Глаз не смыкая,
Всю прошлую ночь провздыхала,
Любуясь луной…
Ты будто бы тоже глядел на нее,
Пока утром не выпал иней?..»
Так я написала, а поскольку мне показалось забавным, что Кодонэри все твердил: «Его высочество изволит гневаться», приписала сбоку:
86
«Иней холодный
Растает вот-вот под жарким
Утренним солнцем,
Хотела бы я, чтоб скорее
Оттаяло сердце твое.
А то мальчик совсем приуныл…»
«Сегодня утром вы вправе были торжествовать, и это раздосадовало меня, — ответил принц, — я готов был убить мальчишку…
87
Иней ночной,
Пора бы ему исчезнуть
Под утренним солнцем,
А он никак не растает,
Сковано холодом небо».
