Опыт подкраски воды, объект № 1 рабочего дня, превратился в целую экспедицию. Семь человек (Кастере, Дельтейль, Эрто, Янссене, Мерей, Ондарра, Третар) пересекли, опять заблудившись, зал Элизабет, потом огромный зал Марселя Лубена и погрузились в «Метро» — грандиозный прямолинейный туннель, здесь они остановились в том месте, где поток, выйдя, наконец, из обвальных груд, дальше течет свободно. Именно здесь брошенный флюо-ресцеин немедленно превратил прозрачную воду в красивый флюоресцирующий зеленый поток. Теперь, облегченный и освобожденный от одной обязанности, отряд устремился вниз по течению и не замедлил достигнуть знака, сложенного из камней Мереем и Тазиевым, когда после смерти Лубена они мужественно решили произвести рекогносцировку, несмотря на их крайнее физическое истощение.

Сознание, что отсюда мы шли вперед по девственной почве и что каждый шаг уводил нас в неизвестное, окрылило «гончих» партии — Третара, Эрто и Мерея. Несмотря на ужасающее загромождение чудовищно навороченных глыб, эти три человека уходили все дальше вперед, грозя оставить нас далеко позади и ускользнуть из-под моего контроля. Но и благоразумный Дельтейль, также охваченный приключенческой лихорадкой, начал прибавлять шагу.

Поэтому, оставив арьергард, я должен был бежать в свою очередь, догонять ушедших, уговаривать их, напоминая, что мы должны заниматься разведкой, а не бросаться безрассудно вперед, обгоняя друг друга, и прежде всего не претендовать на достижение дна пропасти.

Наверху, на поверхности, другая партия горела нетерпением спуститься в пропасть; эта партия состояла из Лепине, открывшего пропасть и по праву руководившего передовой партией; затем Теодора, ждавшего три года, чтобы спуститься в пропасть, и, наконец, троих «лионских скаутов», больше всех жаждавших с головой окунуться в приключение.

Какое для всех них будет разочарование, если мы вернемся и объявим, что пропасть прослежена до конца! Мы должны этого избежать во что бы то ни стало.

Мои доводы встретили некоторые возражения — так заразительна и непреодолима исследовательская лихорадка; она владела также и мной, но умерялась моей ответственностью начальника.

Было уже около 18 часов, а я решил, что в 18 часов, что бы ни случилось, мы повернем назад. Возобновили марш вперед и нашли новые горизонты, теряющиеся вдали перспективы, и все время поток, пенясь, пробирался среди дантовского хаоса под колоссальными сводами, настолько высокими, что они были невидимы.

За несколько минут до времени, назначенного для возвращения, мы наткнулись на огромный барьер высотой с шестиэтажный дом, занимавший всю ширину пещеры.

Трудно было представить себе лучшую естественную преграду, чтобы положить конец нашей рекогносцировке, и, кроме того, было ровно 18 часов.

Но, естественно, сейчас же настоятельно и властно встал вопрос: кончается ли здесь полость, или продолжается дальше «Большого Барьера» (как он сразу же был назван).

Однако выяснить, что было по другую его сторону, оказалось нелегким. Идя вдоль узкой полоски воды, Мерей и Дельтейль наткнулись на сифон. Я лично пытался подняться на барьер с правой стороны потока, но попытка окончилась неудачно у подножия непреодолимого нависшего выступа. И только Третару, исключительно ловкому человеку, после опасного карабканья на скалы тоже с правой стороны потока удалось найти слабое место в барьере и взобраться на него.

Сквозь шум потока до нас донесся торжествующий крик, но на то место, где находился Третар среди необъятной пустоты пещеры, указывал только слабый огонек его лампы, как звездочка блестевший на огромной высоте.

Через несколько минут мы с Мереем и Эрто сумели присоединиться к Третару и с радостью увидели, что с другой стороны барьер падал вниз колоссальным отвесным обрывом и что поток также уходил дальше вниз — из глубины доносился звук его перепадов.

По моим подсчетам, мы прошли около 1600 метров и углубились почти до 500 метров.

Третар и Мерей с жадностью смотрели вдаль, на ускользавшие от них глубины. Так же как они, я с щемящим чувством повернул назад, но инструкция и работа в отряде налагали неуклонные обязательства, — пришлось возвращаться.

На следующий день 12 августа партия «А» была сменена партией «Б».

За каждым спуском вниз нового свежего и бодрого члена партии «Б», или передовой партии, следовал подъем наверх одного из окончивших свое дело более или менее уставшего и прозябшего члена партии «А». Только один Эрто, еще не окончивший свой фильм, энергично запротестовал и не был поднят.

Я надел снаряжение Лепине, который только что спустился и должен был взять на себя руководство операциями, то есть продолжить с Теодором и Эпелли обследование пропасти насколько возможно дальше, в то время как Баландро и Летрон должны были заняться ее топографической съемкой.

Появился я на поверхности в сумерках и еще мог полюбоваться закатом солнца, не виденным шесть дней.

Но не время было мечтать и предаваться приятному ничегонеделанию! Мне и Мерею предстояла печальная миссия: сообщить семье Лубена, что мы не имеем возможности вынести из пещеры прах нашего друга.

Тщательный осмотр большого колодца глубиной 346 метров со стенами, усеянными опасными навесами, угрожающими выступами, трещинами и торчащими углами, причинявшими многим из нас трудности и грозившими гибелью во время подъема, убедил в абсолютной невозможности поднять тяжелое инертное тело, — оно неизбежно будет цепляться за навесы, задерживаться и застревать в трещинах. Наконец, осмотр места погребения показал нам, что в силу низкой температуры (4° летом и, наверное, 2–3° зимой) пропасть представляет собой холодильник, и тело, наверное, сохранилось нетронутым.

В этих условиях подъем тяжелого груза должен или сопровождаться на всем протяжении огромной вертикали специальным провожатым, чтобы его отцеплять, когда он зацепится, и помогать ему обходить все выступы, или же отрядом людей, расставленных в самых опасных положениях на разных глубинах, чтобы облегчать подъем в трудных местах. И тот и другой вариант были сопряжены с таким риском, что мы не могли решиться подвергнуть опасности жизнь нескольких членов экспедиции.

Леви, глава экспедиции, я, как начальник подземных работ, Лепине, начальник передового отряда, Теодор, начальник отряда людей-лягушек (водолазов), Мерей, как врач экспедиции, и Квеффелек, ответственный за подъемный механизм и за все маневрирование в большом колодце, — все единодушно согласились, что операция превосходила наши возможности и наши средства.

Поэтому, только что выйдя из пропасти, ослабевшие от усталости, мы спустились в долину и наняли машину, чтобы проехать 200 километров до селения Мазерес в департаменте Верхняя Гаронна, где должны были повидаться с родителями, вдовой и сестрой Марселя Лубена.

Аббат Эчгоррен, кюре церкви Сент-Энграс, и Андри Броссе, близкий друг Лубена, милосердно согласились нас сопровождать.

Я вернулся совершенно изнеможенный волнением и ужасной жарой августовского дня, следовавшей без передышки за шестью днями, проведенными в холодильнике пропасти.

Вернувшись в Пьерр-Сен-Мартен, мы нашли наземный лагерь поверженным в лихорадку ожидания новостей с глубины. Передовая партия отъединила телефон на глубине, предупредив, что рассчитывает вернуться не раньше, чем через три дня.

Мы хорошо знали троих людей этой squadra di punto[40],— это настоящие подземные бойцы, и мы были уверены, что они проникнут до самого дна пропасти.

Итак, Жорж Лепине из Баиьерес-де-Бигорре, Жак Теодор из Ганда (Бельгия) и Даниель Эпилли из Лиона идут сейчас на приступ рекордных глубин, а за ними следом — Жорж Баландро и Мишель Летрон, на которых возложено непомерно трудное дело зафиксировать топографию всех проходимых отрядом мест,

Пятница 14 августа, день смерти Марселя Лубена.

Гарун Тазиев, находящийся в это время в составе геологической экспедиции в Бельгийском Конго, а в прошлом году с начала и до конца присутствовавший при агонии своего товарища, написал проникновенные строчки о последних минутах его жизни: