Удивительно, но минус на минус действительно дали плюс, и порочная эпоха наложившись на порочность личности породили на свет всамделишного ангела — а иначе то воплощение чистоты что он видел пред своими глазами описать было грехом. Укрывшись от бессмысленности мирской суеты в пределах рукотворного сада, средь гербария цветков она являлась прекраснейшим из них. Возможность рассмотреть окрасившееся умиротворением лицо со столь близкого расстояния расставила точки над «и», вырвав из плена сомнений. Не прошло и недели в новой эпохе, но вот он уже и обнаружил еще одного Воина Господнего милостью Его. Так почему же не радость переполняет его грудь, а щемящие чувство именовать которое было грехом.

Тихий шелест перелистываемых страниц книги, что завладела все ее вниманием, врезался ему в слух симфонией тоски. Она не умела читать и не желала учиться, потому как противилась самой возможность остаться наедине со своими мыслями. В местах где Она появлялась не слышен был шелест, ибо полнились они музыкой и криками. В радости иль трауре Она никогда не сдавалась молчанию, а потому он не мог и представить Ее сидящей в тишине. Как и в принципе сидящей — через края бившая энергия едва ли позволяла Ей оставаться на одно месте продолжительное время, и то неестественное Её веселье со скоростью чумы разило окружающих, отчего смех гремел на всю округу даже в мрачнейшие из дней.

Переправа к ее отряду призвана была излечить оставленный смертью Розы шрам, по крайней мере на этом настаивал другой знакомый ему Воин. Роберт поддержал это начинание, нуждаясь в том, чтобы побыть одному, но не желая оставлять его в схожем положении. Уже тогда он нарек эту идею крайне сомнительной, но не найдя сил на то чтобы сопротивляться, был отправлен в путь.

Судьбоносная первая встреча случилась на пороге бара, из которого его «лечительницу» вытурили за слишком громкое распетые песен. Учитывая, так же что в тот момент она была скорее раздета, чем одета, первое впечатление было бесповоротно подпорчено. В какой-то степени, стоит признать, его все же вывели из омута печали — раздражение и презренье сделали свое грязное дело полня разум. С каждым проведённым около нее днем они лишь росли, что кардинально различалось с ее реакцией, так как в ответ на едкие комментарии она лишь улыбалась, доводя его все больше и больше. И это сработало — ее выходки эффективно отвлекали его от печальных переживаний, а к моменту, когда он привык к первым — смирился и со вторыми.

Постоянная суета и аляповатость стали привычны, прекрасно справляясь с созданием ощущения покоя на сердце. И пусть принять Ее отношение к жизни он никогда не сумел бы, но смог принять наличие подобной точки зрения в его окружении. Господь дал ей силы и свел их пути — так кто же он такой чтобы сомневаться в его замысле, в конце то концов.

Когда пришел момент, он скорбел по ее утрате, но уважая пережитые воспоминания не позволил скорби поглотить себя. И теперь, видя ее снова живой… видя во что ее превратила эта эпоха, он не находил нужных слов чтобы завязать разговор. Он даже не знал, как к ней обратиться — Она отказалась раскрывать данное при рождении имя, отзываясь и обращаясь к себе никак иначе как одним из множества более грубых синонимов слова «блудница».

Гнев пронзил начавшее погружаться в скорбь сознание, неприкрыто донося насколько же он все-таки жалок. Пробуждение ее силы необходимо для упрощения битв с надвигающейся угрозой, а он позволяет себе препятствовать замыслу Всевышнего, малодушно не желая разрушать оставшийся в воспоминаниях образ. Кем он вообще посмел себя возомнить?! Воины Господа лишены сомнений и печалей, ибо созданы лишь чтобы быть продолжением Его воли на земле. И потому, когда тишину момента нарушил тихий застенчивый голос, оторвавшейся от книги девушки, наконец заметившей наблюдение и справедливо недоумевающей чем же, был вызван подобный интерес к ее персоне:

— Прошу прощения… Вам что-то от меня надо? — лишь на границе сознания промелькнула мысль о том, как же сильно ее фактически шепот отличался от звонкого голоса предшественницы, после чего эмоции перестали быть над ним властны.

— Здравствуй…

***

— Ну же, моя лошадь, вези меня за пивом, да побыстрее! — весело воскликнула она, вскочив на спину «____», понизившего свою бдительность на время молитвы. Он слегка завалился вперед, но устоял на ногах, тут же полным холода голосом ответив:

— Я не собираюсь потворствовать твоей праздности. Иди найти кого-то другого и беспокой его, — недовольно скрестив руки на груди замер тот статуей самого себя.

— Мне не нужен кто-то другой, — потершись своей щекой об его, отчего «____» буквально заскрипел зубами, прошептала она, — мне нужен ты. Конкретно сейчас — в виде тяговой лошади. Это великая честь — кому попало я такое не предлагаю. Чего уж там я даже готова поделиться с тобой кружкой, вот насколько ты мне нравишься, — оперев подбородок об его плечо постановила она.

— Тебе все нравятся, — яда в голосе «___» хватило бы на целый выводок гадюк, но ее это только рассмешило.

— Глупенький, — стукнув его по голове, начала пояснять она, — я всех люблю. И все любят меня. Все, кроме тебя — поэтому ты мне и нравишься.

— Да? И в чем разница? — недоумевающе проворчал «____». Приблизившись к его уху, она томно прошептала:

— Если хочешь узнать приходи ко мне ночью… хотя если ты настаиваешь можем начать изучение прямо сейчас, — слова он еще стерпел, но не попытку облизать ухо, прогнувшись вперед, и перекидывая ее через себя. «Ойкнув» она растянулась на холодной земле, встретившись взглядом с нависающим над ней «____», который даже бровью не повел от отдачи, — какие мы все серьезные — шуток не понимаем, — не преминула возможностью поддеть его она, не спеша подыматься с земли, — я знаю про этот ваш целибат и то что ты до свадьбы ни-ни. Но мне такая переборчивость непозволительна, — пожала она плечами.

— И что же тебе мешает? — с долей презрения поинтересовался он.

— Бессмысленность всего процесса, — и прежде чем раздражение «___» достигло бы пика поспешила уточнить, — семья слишком значимая вещь чтобы ей просто так разбрасываться. А у меня уже не осталось времени чтобы последовать собственным словам.

— Каждый сам выбирает свою судьбу, — очевидно не поняв, о чем она говорила поспешил воспротестовать «____».

— Не тогда, когда в игру вступают чудовища, — покачала головой она, — я давно не испытываю надежд, слишком хорошо понимая, что конец войны увижу уже с той стороны. Прошло время задумываться над семьей и нет желания страдать от несбыточных надежд. В этом плане, жизнь потаскухи куда как проще. Ни забот, ни переживаний — лишь постоянное веселье! — кроме горькой иронии в ее голосе не осталось места другим эмоциям.

— Я могу понять твои слова, но никогда не признаю их правильность, — слегка смягчив свой взгляд отозвался на ее тираду «___».

— А они и не правильны, — пожала она плечами, — но только у тебя хватает глупости указывать на это в нашем то мире. За это ты мне и нравишься — не смей меняться.

— И не собирался, — холодно бросил он, — а вот тебе бы не мешало, раз уж ты все-таки осознаешь свою порочность. Неважен срок, отмеренный тебе Всевышним, но то с какой душой ты подойдешь к его концу. Ты часть Воинства Господнего — покайся и будут отпущены грехи мирские Его волей позволив…

— Да, да я все поняла, — поспешила она прервать «____» пока он в очередной раз не разошелся, — ну вот предположим я действительно последую твоим словам и покаюсь. Там начну праведно жить, изменив свой повадки и все такое. И что потом?

— В смысле — что потом? На земли или на небесах ты обретешь покой…

— Ты хоть сам еще веришь в то что цитируешь или уже делаешь это просто по привычке? — глядя на то как «____» сбился с фразы, она поспешила добавить, — впрочем можешь не отвечать. Не такой как я тебя в этом упрекать. Упростим вопрос: если бы я изменилась смог бы ты когда-нибудь полюбить меня? — опешив от подобного уточнения он целую минуту провел в раздумьях прежде чем коротко выдохнуть: