Но эти торговые пути русов из Франции и Испании казались настолько невозможными, что некоторые зарубежные переводчики (например, П. Б. Голден) исключали данный отрывок из текста о русах и помещали его под заголовком о торговых путях раданитов. Данный отрывок смущал и поставил в тупик Т. Левицкого, Б. Н. Заходера и многих других историков (Romgard 2016: 230–232).

Однако будущие русы, а в то время «фризские даны» Рёрика Фрисландского, со своей базы во Фризии неоднократно атаковали Аквитанию (Price 1989: 27), могли участвовать в набегах на Испанию, так что их контролю над торговыми путями, идущими в Испанию и Северную Африку, удивляться не приходится.

Монтгомери разбивает все сообщения мусульманских писателей о норманнах на две крупные группы. Первая группа сообщений о норманнах, действовавших во Франции и Испании, и вторая — о норманнах, добиравшихся по рекам Восточной Европы до мусульманских стран. В первой группе сообщений мусульманские писатели называют норманнов «маджусами», в сообщениях второй группы они называются «русами» (Montgomery 2008: 550).

Монтгомери также отмечает, что Ибн Хордадбех описывает два пути, которыми купцы русов (русы у Хордадбеха суть разновидность «сакалиба»[10]) добираются до мусульманских земель: путь по суше через Францию и Испанию и Северную Африку, и путь с севера восточной Европы (речной и морской путь). При этом Монтгомери специально обращает внимание на то, что некоторые авторы пытаются ошибочно приписать первый путь иудейским купцам ар-Раззани, о которых Хордадбех говорит ранее (Montgomery 2008: 551).

Таким образом, торговые пути русов, идущие через Испанию и Северную Африку, невозможны при локализации их в Восточной Европе после 850–860-х гг., но до того, в более ранний период, при их локализации на Западе, во Фризии, их контроль над такими торговыми путями вполне реален.

Согласно ПВЛ, восточнославянские племена словен, вятичей, радимичей, полян, кривичей, древлян уличей и тиверцев расселились по Восточно-Европейской равнине среди финно-угорских племен таких как чудь, весь, меря, мурома и др. С северных славянских племен брали дань варяги, приходившие из-за моря, южные славянские племена были под властью хазар и платили дань им (ПВЛ 1950 ч. 1: 214).

Во времена СССР официальная линия заключалась в признании высокой культуры восточных славян якобы стоявших на пороге создания собственной государственности (Греков 1949; Тихомиров 1979; Юшков 1949; Третьяков 1970; Рыбаков 1948).

Все это излагалось на основе марксистской концепции возникновения государства в рамках теории смены формаций и разложения родоплеменного строя у восточных славян и существования у них пресловутой «богатой славянской знати» и «военных дружин». Официальные историки вроде Б. Д. Грекова и Б. А. Рыбакова и др. стремились, насколько возможно, удревнить историю славян, чтобы показать, что разложение родоплеменных отношений у них зашло уже достаточно далеко. Показательны в этом отношении капитальные труды, выпущенные под маркой Академии Наук СССР, такие как «Очерки истории СССР» (Очерки 1953) и «История культуры Древней Руси» (История культуры 1948).

«Славянский этногенез являет собой не картину позднего "расселения" славян из мнимой "прародины" затерянной где-то в южной Прибалтике, но как уходящий своими корнями в глубокую древность процесс постепенной консолидации исторически связанных между собой племен. Так, созданная ныне рабочая историческая концепция происхождения славян учитывает роль в их формировании древнейших земледельческих племён Восточной Европы, оставивших памятники так называемой "трипольской культуры", далее — роль скифских земледельческих племен, создавших большую однородность культуры на широкой периферии античного Причерноморья» (Воронин 1948).

Таким образом, «эпоха Кия» акад. Рыбакова, его стремление объявить скифов-сколотов предками славян, а также стремление объявить славянской богатую Черняховскую археологическую культуру, связываемую большинством историков с готами Германариха, имеет вполне обоснованную идеологическую подоплеку. Эта гипотеза Б. А. Рыбакова о скифах-сколотах и будинах Геродота как далеких предках славян, несмотря на жесткую критику и неприятие большинства историков, продолжает встречаться в статьях отдельных современных авторов (Мячикова 2012а: 129).

Поэтому особо хочется отметить среди отечественных археологов и историков-славистов И. И. Ляпушкина, который, выдержав серьезное давление, связанное с необходимостью всячески завышать уровень культуры и вооруженности славян, продолжал показывать объективную картину славянской археологии (Щавелев 2012: 35–36).

Впервые работы Юшкова, Тихомирова, Рыбакова были подвергнуты жесткой критике в 1960 г. в работе Андрея Амальрика «Норманны и Киевская Русь», которая долго оставалась неизвестной отечественным историкам, а сам Амальрик был исключен из МГУ (Амальрик 2018). В 1993 г. уже А. П. Новосельцев выступил с аналогичной резкой критикой книги Б. А. Рыбакова «Мир истории» (Новосельцев 1993).

В свое время отдал дань официальному антинорманизму и марксистской концепции классового государства В. В. Мавродин:

«Государство складывается там и тогда, где и когда имеются условия для его появления в виде деления общества на классы. Складывание феодальных отношений у восточных славян (Sic!) не могло не обусловить образование раннефеодального государства… Борьба со скандинавскими варягами-викингами на северо-западе, с хазарами, а позднее с печенегами-торками и другими кочевыми племенами на юго-востоке и юге ускорила процесс складывания мощных территориальных объединений (Sid), пришедших на смену племенным союзам» (Мавродин 1978: 125)

В исторической науке СССР работы о восточных славянах писались так, как будто никаких скандинавов на территории Восточной Европы вообще не было. Речь шла о феодализме у восточных славян, миновавших стадию рабовладельческого общества. Отдельные попытки реанимации «славянской» гипотезы происхождения Руси имеют место в работах историков В. В. Седова и П. П. Толочко (Седов 1998; Толочко 1987). Удивительно, но до сих пор появляются работы, продолжающие советскую антинорманистскую линию (Темушев 2008, 2012; Melnichuk 2013; Жих 2015).

К сожалению, похоже, что в славистике продолжаются прежние тенденции. И снова мы встречаемся с «Полянским союзом племен», «восточнославянским государством X в.», «этнополитическими союзами (Sic!) славянских племен», «эволюцией "словиний" до уровня полноценных государств», «одинаковым уровнем общественного и культурного развития славян и норманнов», ну и, конечно же, «славянской знатью догосударственной эпохи» (Жих 2015). Иначе не к кому будет наниматься на службу «находникам-варягам», пришлому элементу, никак не повлиявшему… и т. д. Иногда и по сей день случается встретить совершенно неожиданный и непонятно на чем основанный вывод о «более высоком потестарно-политическом уровне развития «славян», чем «русов» в середине IX века» (Шинаков 2012: 38). И снова проявляется тенденция писать о складывании потестарных структур у славян, в частности восточных, как если бы никаких варягов не было и в помине.

Хочется особо отметить в настоящее время попытки перехода к новой терминологии, к использованию таких терминов как «восточнославянский политогенез», «племенные княжества», «союзы племенных княжеств», «славинии» (Пузанов 2017: 120–121; Горский 2001, 2010).