А. В. Назаренко, используя свою весьма спорную гипотезу о пути «из немец в хазары», считает, что посольство могло возвращаться сухопутным путем, и поэтому гипотеза Шепарда, опирающаяся на археологические находки, не может рассматриваться как аргумент в пользу северной локализации вождества (Sic!):

«Ответ на вопрос, каким именно путем через территорию Франкского государства собирались вернуться «русские» послы, зависит от локализации местопребывания «хакана Рос»… Если он помещался в Киеве, то имелся в виду, возможно, сухопутный маршрут, связывавший Среднее Поднепровье с Баварской восточной маркой (см. прежде всего Баварский географ и Раффельштеттенекий таможенный устав). Вместе с тем такое предположение отнюдь не обязательно (sic!), и вполне допустимо думать, что Rhos, бывшие одновременно Sueones, собирались воспользоваться путем по Балтике и далее хорошо им известными маршрутами по рекам Восточной Европы. Поэтому находки византийских артефактов времени императора Феофила (в частности медных монет) в прибалтийских землях, на которые иногда ссылаются как на аргумент в пользу северной локализации «хакана Рос» (Shepard 1995: 48–52), таким аргументом служить не могут» (ДР 2010: 20, прим. 15).

То есть вначале предполагается южная локализация Руси. Потом предполагается возможный широтный маршрут, связывающий Русь и империю франков. При этом непонятно и требует объяснения, почему франки не знали народ Rhos, как следует из сообщения Вертинских анналов? Кроме того, находки монет Феофила имеют место в Скандинавии, а вовсе не в «прибалтийских землях». И при этом Назаренко отмечает, что такое предположение совсем не обязательно! Но тем не менее считает его достаточным, чтобы отвергнуть северную локализацию Руси и настаивать на ее южной локализации. Получается vicious circle.

Поэтому, на мой взгляд, восстанавливаемый по находкам редчайших монет императора Феофила маршрут возвращения посольства этих русов в Рюриково Городище убедительно говорит в пользу локализации вождества русов 839 г. в Приладожье (Shepard 1995).

Монеты Феофила есть в Гнездово, но основание Гнездовского центра датируется более поздним временем — концом IX в. самое раннее (Murasheva, Bronnikova, Panin 2012: 196).

Фотий в своих гомилиях указывает косвенно именно на такую локализацию этой ранней руси, напавшей в 860 г. на столицу Византии:

«напали оттуда, откуда [мы] отделены столькими землями и племенными владениями, судоходными реками и морями без пристаней».

На что В. П. Кузенков замечает, что «из этой фразы создается впечатление, что Фотий неплохо осведомлен о тех областях, откуда явились нападавшие» (Кузенков 2003: 42, прим. 23).

Дж. Шепард сравнивает эту цитату из гомилии Фотия — об удаленности Руси — с указанием Константина Багрянородного на те трудности, которые приходится преодолевать русам на пути в Константинополь из их северных земель через Киев к Черному морю (Shepard 1974: 11).

При южной локализации Руси в Приднепровье рядом с хазарами, как отмечает И. Г. Семенов, принятие титула «каган» является самоубийственной политикой для вождества русов. так как немедленно вызовет военную акцию хазар (Семенов 2010: 4).

Правда, Семенов считает, что Хазария к тому моменту уже была ослаблена, но едва ли можно сравнивать ресурсы и мощь даже ослабленного Хазарского каганата с ресурсами и возможностями эфемерного вождества руси. И потом, если искать историческое зерно в сообщении кембриджского документа, «ослабленная» Хазария могла доставить большие неприятности даже таким могущественным соседям как Византия (Цукерман 1996: 70–71; Голб, Прицак 1997: 133, 164–169).

Суммируем выводы относительно локализации руси, отправившей посольство 839 г.

1. Основными являются гипотезы северной (Ладога и Поволховье) и южной (Приднепровье) локализации Руси 839 г.

2. Северный вариант представляется предпочтительным в связи с археологическими следами присутствия скандинавов на северо-западе, начиная с 753 г.

3. При южном варианте локализации Руси 839 г. принятие вождем русов титула «каган» является самоубийственным актом, который, при близости к Хазарскому каганату, несомненно, послужил бы поводом к военным действиям.

4. Гомилии Фотия, описание трудного пути русов на юг у Константина Багрянородного, упоминание некоего условного князя Бравлина из Северной Руси в описании набега на Сурож говорят в пользу северной локализации Руси.

5. По находкам очень редких монет императора Феофила обратный путь посольства русов 839 г. прослеживается до Рюрикова городища на севере (Shepard 1995).

Из скандинавских земель наиболее близкой к восточным землям была территория Уппланда возле озера Меларен с торговым центром Биркой. Видимо, отсюда и шли на восток в VIII — начале IX в. дружины норманнов, которых финны называли ruotsi — русь.

В результате создается впечатление, что это был именно первый этап освоения бродячими дружинами скандинавов-свеонов земель славян и финнов с базой на северо-западе в районе Приладожья и Приильменья. Откуда по речной системе они спускались на юг, торгуя, осуществляя набеги и собирая дань с местных племен, как об этом сообщается в ПВЛ. Собственно именно с такой точкой зрения выступает А. В. Комар (Комар 2017: 42). Можно ли эту Русь назвать вождеством, что предполагает власть единого вождя, или это были отдельные дружины викингов под руководством самостоятельных конунгов, сказать трудно.

Против этой первой свеонской руси, согласно ПВЛ, восстали славяне и финны, с которых варяги-русь собирали дань, и изгнали эту русь «за море». На вопрос В. А. Мошина: «когда появились в Восточной Европе те варяги, которых летопись в самом начале выводит берущими дань от славян?» (Мошин 1931: 44) — ответ мы теперь знаем благодаря археологии. Дендродата из Старой Ладоги определяет 753 г. в качестве terminus post quem.

Ф. И. Успенский сдвигал сообщение о восстании славян и финнов, приведенное в ПВЛ под 862 г., на более раннее время и предполагал, что в 839 г. скандинавы шли с византийским посольством через земли франков в Скандинавию, чтобы привести с собой в помощь других соплеменников (Успенский 1915: 206).

В ПВЛ описано восстание славян и финнов, судя по всему, данников этой свеонской Руси, закончившееся, согласно летописи, изгнанием варягов «за море». Изгнанные норманны названы варягами и не названы русью, поскольку это противоречило бы утверждению летописца, что «прозвалась Русская земля» от варягов Рюрика (ПВЛ 1950 ч. 1: 214).

И Рюрика «со всей русью» приглашают, согласно ПВЛ, для защиты славянских и финских земель от таких «варяг-находников». Это соответствует тому, что известно о Рёрике Фрисландском, успешно защищавшем в течение 23 лет побережье Фризии от набегов викингов (Coupland 1998: 101), а идея договора-«ряда», заключенного славянами и финнами с целью защиты от набегов, согласуется с практиками средневековой дипломатии, как убедительно показали Е. А. Мельникова и В. Я. Петрухин (Мельникова, Петрухин 1991).

То есть, по версии ПВЛ, изгнанные варяги и русь Рюрика находятся, как и указывает Цукерман, во враждебных отношениях. При этом трудно представить, чтобы разбросанные по славянским и финским землям среди лесов и болот мелкие отряды варягов-свеонов были изгнаны единовременно полностью и бесповоротно. Восстание могло привести к изгнанию варягов из Рюрикова городища, из Старой Ладоги, возможно еще из какого-то городища в землях славян и финнов. Однако часть этой «руси» могла вполне остаться на северо-западе. С другой стороны, в некоторых списках ПВЛ какая-то «русь» присутствует в числе племен, приглашавших варягов Рюрика. На это обратил внимание Г. В. Вернадский. Он первым предположил, что изгнали свеонскую русь, ту, что связана была с посольством 839 г. А призвали славяне и финны защищать свои земли данов Рёрика. И что часть прежней свеонской руси тоже могла участвовать в призвании варягов Рюрика: